Читаем без скачивания Пересекая границы. Революционная Россия - Китай – Америка - Елена Якобсон

Она была права. На следующее утро я позвонила обоим деканам и спросила их совета. Я также пригласила на ланч главу факультета политических наук и профессора русской истории.

Следующее собрание состоялось в большой аудитории, все места были заняты. Декан открыл собрание и сказал, что первоначальное предложение не прошло и что обсуждать больше нечего, если, конечно, кто-нибудь не внесет его опять. Послышались голоса из зала, предлагающие рассмотреть внесение курса славянской литературы. Члены английского факультета опять принялись излагать свои аргументы. Повторив все свои старые доводы, что славянская литература не создала ничего достойного, они выдвинули следующее предупреждение: «Несформировавшиеся юные умы наших студентов будут смущены, их христианские ценности и нравственные устои — подорваны. Наш долг как учителей защитить их от таких чуждых и незападных влияний».

Я не верила своим ушам. Достоевский и Толстой — не носители христианских ценностей? Дискуссия продолжалась в том же роде довольно долго. Я говорила мало, просто наблюдала, как профессора воюют друг с другом. Собрание шло полтора часа. В конце концов предложение было принято большинством голосов: курс славянской литературы должен быть включен в программу. Мы выиграли битву. Но, когда я вернулась к себе, раздался телефонный звонок. Это был декан. «Профессор Якобсон, — сказал он, — я очень смущен. Я чувствую себя перед вами виноватым из-за того, что не сообщил вам, что, хотя собрание одобрило ваш курс, он не может считаться соответствующим академическим требованиям к литературным курсам наравне с другими подобными курсами. Университетское правило гласит, что любой курс должен читаться два года перед тем, как получить равный статус».

«Где я могу найти это правило в уставе?» — спросила я. «Его нет в уставе. Это неписаное правило. Это моя вина, что я не сказал вам о нем. Я забыл, что вы у нас недавно и можете о нем не знать. Пожалуйста, заберите свое предложение на следующем собрании».

После всего... «Хорошо, — ответила я как можно любезнее. — Кажется, у меня нет выбора».

«Я буду очень благодарен, если вы поможете мне избежать неприятностей», — сказал декан.

«Но, — продолжала я, — вы, конечно, позволите мне сделать короткое заявление перед тем, как я заберу свое предложение?»

«Да, да, конечно», — ответил он.

Так, подумала я, что теперь? Все это надо хорошо обдумать и составить план действий. Я села и сразу начала обзванивать своих сторонников. Они, конечно, никогда не слышали о таком правиле и советовали мне не волноваться.

Перед следующим собранием я пошла к хорошему парикмахеру, потом выбрала темно-синий костюм с широким белым воротником, который мне особенно шел. Я решила предстать на собрании во всеоружии.

Для своего заявления я написала короткий текст, основанный на недавно опубликованном докладе профессора Таппера, члена английского факультета. Темой этого «Доклада Таппера» были цели и задачи университета, и в нем я нашла как раз такую цитату, которая была мне нужна. Профессор Таппер призывал научные круги не отставать от времени, не цепляться за свой западный провинциализм, питая юные умы только западной культурой, а исследовать и другие культуры мира.

Я сказала, что, предлагая курс славянской литературы, я просто следовала рекомендациям профессора Таппера, но после того, как декан сообщил мне о «правиле», требующем двухлетнего испытательного срока для такого курса, у меня нет другого выбора, как только снять свое предложение. Я извинилась перед собравшимися за то, что отняла у них столько драгоценного времени, и вернулась на свое место. Сразу же я услышала, как кто-то выдвинул предложение вновь рассмотреть вопрос о нашем курсе. Предложение было поддержано, причем с оговоркой, что не нужно уже никаких дальнейших обсуждений. Призвали к устному голосованию. Предложение было принято без голосования при всеобщем одобрении. Спасибо, профессор Таппер!

Декан, несомненно, действовал по привычному плану. Я, как новенькая, должна была его бояться, бояться его власти сделать мою жизнь невыносимой. Увы, я не прошла многолетней школы работы в американских университетах, как мои старшие коллеги, и ничего не знала о власти декана. Я уверена, что он искренне защищал свою территорию и данную ему власть. Английский факультет, членом которого он был (он вел курс по Мильтону), являлся традиционной опорой университета, главной его частью. В 1959 году, однако, его статус стал меняться под влиянием возрастающего упора на точные науки. В следующие годы этот декан делал все, что только мог, чтобы помешать развитию славянского факультета, отказавшись даже принять грант, который я получила от Министерства образования для того, чтобы ввести курс преподавания еще одного славянского языка.

Конечно, я боролась с ним «за каждую пядь земли». Сейчас, когда мы оба на пенсии и наши баталии остались далеко в прошлом, мы поддерживаем дружелюбные и корректные отношения.

После этих собраний я стала «своей» в университете, у меня появились друзья и союзники. Я участвовала во всех собраниях профессуры, и меня представляли новым учителям как «даму, которая не боится декана». Я так была предана университету, что когда миссис Юджин Майерс, вдова владельца газеты «Вашингтон Пост», щедро жертвовавшего на нужды университета, позвонила нам на факультет и попросила устроить ей уроки русского языка, я вызвалась с ней заниматься и отказалась брать за это деньги. Миссис Майерс, шокированная, несомненно, моим «непрофессиональным» поведением, очень огорчилась и дала мне подписанный, но незаполненный чек со словами: «Пожалуйста, впишите подходящую сумму сами, дорогая. Никто еще ничего не делал для меня бесплатно».

Меня дважды выбирали в университетский совет, какое-то время я была главой факультета славянских и восточных языков. Когда университет получил государственную субсид>..о на открытие китайско-советского отделения, я помогла ему встать на ноги, включив китайский язык в программу славянского факультета.

В 1960-х годах наш факультет стал очень популярным среди студентов, ищущих чего-нибудь «интересного и необычного». Наш курс славянской литературы привлекал около ста пятидесяти человек, а курс по Достоевскому посещали от восьмидесяти до девяноста студентов. Студентов, специализирующихся по русскому языку, становилось все больше, и в конце концов мы смогли создать на нашем факультете аспирантскую программу. У нас было шесть штатных единиц на полное рабочее время и несколько внештатных сотрудников. Организованный нами Русский клуб расширил свою деятельность, теперь там занимались не только наукой — устраиваемые им празднования русской Пасхи стали легендарными, о них писали и в университетских, и в городских газетах. Я оставалась на посту главы факультета девятнадцать лет. У меня было в университете много друзей — и среди профессоров, и среди студентов. Я храню очень теплые воспоминания о тех днях.