Читаем без скачивания Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне очень жаль, что у вас так все сложилось. Но, знаете, мистер Смит, вряд ли тут можно было бы создать вегетарианский центр.
— Теперь я и сам это понимаю. Мы, вероятно, кажемся вам, мистер Браун, фигурами комическими.
— Не комическими, — совершенно искренне сказал я, — а полными героизма.
— Ну что вы! Мы совсем не из того теста. Извините меня, мистер Браун, но я пожелаю вам спокойной ночи. Уж очень я устал за сегодняшний день.
— В городе было очень жарко и чувствовалась большая влажность, — пояснила миссис Смит и снова так бережно коснулась его волос, точно это была какая-то драгоценность.
Глава третья
1
На следующий день я отвез Смитов в аэропорт. Крошки Пьера там не было видно, хотя отъезд Кандидата в президенты безусловно заслуживал заметки в его светской хронике, даже если б ему пришлось опустить в ней заключительную мрачную сцену, разыгравшуюся у почтамта. Мистер Смит попросил меня остановиться посреди площади, и я решил, что он хочет сфотографировать ее. Но мистер Смит вышел из машины, держа в руках сумочку жены, и к нему, бормоча что-то почти нечленораздельное, со всех сторон повалили нищие. Со ступенек почтамта к нам бросился полицейский. Мистер Смит открыл сумочку и стал разбрасывать деньги — доллары и гурды вперемешку.
— Что вы делаете? — сказал я.
Двое-трое нищих так пронзительно завопили, что меня мороз подрал по коже. Я увидел Гамита, который с удивлением взирал на происходящее, стоя в дверях своего магазина. В вечернем освещении лужи и разводы грязи казались красными, как латерит. Последние бумажки разлетелись по площади, и полицейские двинулись в наступление отвоевывать добычу. Люди с двумя ногами пинали одноногих, люди с двумя руками хватали безруких поперек туловища и валили их наземь. Второпях заталкивая мистера Смита в свой «хамбер», я увидел Джонса. Он сидел в машине с тонтоном за рулем, и вид у него был ошарашенный, встревоженный, может, впервые в жизни растерянный. Мистер Смит сказал:
— Ну, голубчик, надеюсь, они не растранжирят эти деньги, как я бы их растранжирил.
Я посадил Смитов на самолет, пообедал в одиночестве и поехал в «Креольскую виллу» — мне было любопытно повидать Джонса.
Его шофер сидел внизу у лестницы, развалившись на стуле. Он смерил меня подозрительным взглядом, но пропустил. На лестничной площадке второго этажа кто-то сердито крикнул: «La volonté du diable» [48]. И, сверкнув под люстрой золотым кольцом, мне навстречу со ступенек сбежал какой-то негр.
Джонс приветствовал меня, точно старого школьного товарища после долгих лет разлуки, причем несколько покровительственно, потому что с тех пор товарищи как бы поменялись местами.
— Входите, старина. Рад с вами повидаться. Я ждал вас вчера вечером. Простите за беспорядок. Вот сюда, в это кресло — в нем вам будет уютнее.
И действительно, кресло было тепленькое: еще не остыло от накала ярости того, кто только что сидел в нем. На столике лежали вразброс три колоды карт, воздух был синий от сигарного дыма, из опрокинутой пепельницы несколько окурков свалились на пол.
— Кто этот ваш приятель? — спросил я.
— Так, один из государственного казначейства. Не умеет человек проигрывать.
— Джин-рамми?
— Зачем ему понадобилось увеличивать ставки, когда дела и без того шли хорошо? Но с чиновником казначейства спорить не станешь, правда? И вот выходит тузишка пик, и — бац! — бита его карта. Чистой прибыли у меня ровно две тысячи. Правда, он заплатил проигрыш гурдами, а не долларами. Чем вас отравить?
— Виски есть?
— Чего у меня только нет, старина, — почитай, все. А как насчет сухого мартини?
Я предпочел бы виски, но ему, видно, так хотелось щегольнуть своими запасами, что пришлось сказать:
— Только если совсем сухое.
— Десять к одному, старина.
Он открыл шкафчик и вынул оттуда кожаный дорожный поставец — в нем бутылочка джина, бутылочка вермута, четыре металлических стакана и миксер. Это была великолепная, дорогая вещь, и он благоговейно опустил ее на неприбранный стол, точно аукционер, демонстрирующий какой-то высоко оцененный раритет. Я не мог обойти молчанием этот поставец:
— От Эспри? {58}
— В этом роде, — быстро ответил он и стал смешивать коктейль.
— Ему, наверно, неуютно здесь, — сказал я, — так далеко от «W. Е.» {59}.
— Он и в худших местечках побывал — ничего, привык, — сказал Джонс. — Провел со мной всю кампанию в Бирме.
— И вышел оттуда без единой царапинки — поразительно.
— Я отдавал подновить его.
Джонс отошел в поисках лимона, и я присмотрелся к поставцу повнимательнее. На крышке, с внутренней стороны, стояла марка магазина Эспри. Джонс вернулся с лимоном и увидел, куда я смотрю.
— Поймали меня, старина? Каюсь, действительно от Эспри. Мне не хотелось задаваться перед вами, только и всего. Но если уж на то пошло, так у этого поставца любопытная история.
— Расскажите.
— Сначала попробуйте, по вашему ли вкусу.
— Да, отлично.
— Этот поставец я выиграл на пари — держал его с ребятами из нашей части. У нашего командира был такой, и я ему ужасно завидовал. Назначат в боевое охранение, и вот мечтаешь: иметь бы такую вещицу и чтобы в миксере позвякивали кусочки льда. У нас там было двое сосунков, оба из Лондона — дальше Бонд-стрит до тех пор носа не высовывали. И оба с деньгой. Они мне покоя не давали, все поддразнивали этим поставцом. Как-то раз наши запасы воды подходили к концу, и эти двое стали меня подначивать — найди и найди им какой-нибудь источник, причем не позже чем к вечеру. Если найду, то из первой же поездки в отпуск кто-нибудь привезет мне точно такой поставец. Не помню, говорил я вам, что у меня нюх на воду…
— Это когда у вас целый взвод пропал без вести? — спросил я.
Джонс бросил на меня взгляд поверх стакана и, несомненно, прочел мои мысли.
— Нет, в другой раз, — сказал он и тут же переменил тему: — Как там Смит и миссис Смит?
— Вы видели, что делалось у почтамта?
— Да.
— Это был последний взнос по договору об американской помощи. Они улетели сегодня вечером. Просили передать вам привет.
— Жаль, мало я с ними общался, — сказал Джонс. — Есть в нем что-то… — и, к моему удивлению, добавил: — Он напомнил мне моего отца. Не внешностью, конечно, а… такой же добряк, что ли.
— Да, понимаю. Я своего отца не помню.
