Читаем без скачивания Воспевая бурю - Мэрилайл Роджерс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анья замерла. В ее душе вдруг зародились опасения, что, как только холодный рассудок возобладает над чувствами, жрец пожалеет о признании, вырвавшемся у него в пылу страсти. Закусив набухшие от поцелуев губы, девушка подавила стон разочарования, пытаясь сладостными воспоминаниями отогнать от себя черные мысли. Какая ей разница, что будет потом, – слова эти были сказаны страстно и искренне, а сильные руки любимого обнимали ее крепко и ласково, и эти драгоценные воспоминания останутся с ней навсегда.
Ощутив беспокойство возлюбленной, Ивейн сразу встревожился – но лить на мгновение. Тотчас догадавшись о причине, он попытался изгнать из ее сердца все сомнения. Друид заговорил, и при этих словах дыхание у девушки перехватило от счастья. И все-таки тревога, что Ивейн впоследствии пожалеет о сказанном, не рассеялась полностью.
– Я любил тебя всю мою жизнь. Когда ты была совсем маленькой девочкой, это было простое и нежное чувство, заботливость старшего брага. Потом пришел день, кота я вернулся в замок и обнаружил, что ты больше не та серьезная девочка, которая всеща неотступно ходила за мной по пятам. И все стало сложно.
Ивейн приподнялся на локте, внимательно вглядываясь в зеленые взволнованные глаза девушки.
– Каждый раз, как я приходил к вам в замок, любовь моя возрастала, пока я не понял, что должен держаться подальше от девушки, разжигавшей в моей душе чувства столь бурные, столь неистовые, что их не могли укротить ни овладение знанием друидов, ни заклинания жреца.
Хотя признание Ивейна было для девушки драгоценнее любого сокровища, в нем было и зерно истины, которое, как опасалась Анья, вскоре прорастет горькими всходами, чья горечь заглушит и растопит всю сладость его любви к ней. Анья до боли прикусила припухшую нижнюю губу, слушая слова Ивейна, но, стоило ему на мгновение умолкнуть, как она тотчас же призналась в томившем ее ощущении вины.
– Надеюсь, ты простишь мне мой эгоизм и упрямство, попытки навязать тебе чувства, угрожавшие твоему предназначению. Тебе пришлось бы заплатить за них слишком дорого, и я никогда не посмела бы этого требовать.
– Нет, это я был слепцом и упрямцем! Ласковый смешок Ивейна омыл душу девушки чудесным покоем.
– Ты обладала тайным знанием, а я не хотел в это верить, несмотря на явные признаки. И этим неверием я отрицал главнейшую из заповедей друидов: священное таинство на границе перетекания, изменчивости, слияния, загадочную магию того, что невозможно определить. Подобно тебе – принадлежащей и саксонцам и лэтам; и христианству, и верованиям друидов.
Темно-синие глаза потеплели, с любовью глядя на прелестное лицо, расцветшее от робкой надежды.
– Это моя вина, – повторил друид, и в голосе его прозвучала горечь при мысли, чего он чуть было не лишился, – и это едва не стоило мне утраты самой большой драгоценности в моей жизни… тебя.
С последними словами Ивейн склонился к губам, так жаждавшим его поцелуя, терпким и сладким, грозившим с новой силой разжечь его страсть.
Друид откинулся, слегка покачав головой и, улыбаясь, с сожалением заметил:
– Мы не можем позволить себе вновь уступить искушению.
Ивейн махнул рукой, словно указывая на наступавшую со всех сторон тьму.
– Уже совсем ночь; боюсь, что и Элис, и мальчик будут за нас беспокоиться и скоро отправятся на поиски. Чтобы этого не случилось, нам нужно вернуться.
Упоминание о мальчике напомнило Ивейну, что он хотел сказать девушке – теперь ему незачем было что-либо скрывать от нее.
– Пока вы с Киэром ходили за хворостом, Элис рассказала мне еще об одном видении. У меня была еще одна сестра, которую я не знал. – Для юноши все это было так ново, что он помолчал, чтобы еще раз осознать услышанное. – Старшая сестра.
– И мать Киэра. – Анья поняла это внезапно, в тот миг, когда у нее вырвались эти слова. Это совпадало с тем, что рассказывал мальчик о дедушке, жреце и друиде, растерзанном испуганной его мощью толпой. Она сама ведь сказала тогда Киэру, что так же погибли и родители Ивейна.
Легкая улыбка тронула губы Ивейна, и он сказал:
– Да, Киэр – мой племянник.
Друид не удивился, что Анья догадалась так быстро. Хоть он и не почувствовал ее связи с природными силами, он всегда знал, какой острый, проницательный ум скрывается за этой невозмутимой серьезностью.
Анью порадовало, что Ивейн с такой легкостью признал в Киэре своего племянника. Однако, вспомнив о том, как мальчик рассказывал ей о своих предках друидах, девушка сообразила вдруг, что до сих пор не сообщила жрецу о том, что узнала в сарае аббатства Экли.
– Раз ты поправился, могу сказать, что у меня есть новости, не менее важные, чем видение Элис об Адаме, и ты должен узнать о них.
Конечно, ей следовало бы рассказать ему об этом, когда он пришел в себя в первый раз, но Анья думала, что лучше теперь, когда здоровье и ясность рассудка вернулись к друиду.
– Когда епископ Уилфрид говорил мне об этом, он был вне себя от злорадства.
Ощущая на себе внимательный взгляд синих глаз Ивейна, девушка поведала жрецу то, что сказал ей епископ: начиная с опасности, грозящей замку Трокенхольт, и до намерения Уилфрида использовать своих пленников как приманку, чтобы завлечь других.
Когда последние ее слова растаяли в воздухе, наступившее молчание казалось упругим от решимости Ивейна еще раз сразиться и победить епископа, столь же мстительного, сколь и алчного. Ивейн поспешно оделся, и Анья едва поспевала за ним, натягивая высохшее платье. Невзирая на нетерпение как можно скорей начать действовать, жрец ласково отвел в сторону неловкие пальцы девушки, чтобы помочь ей побыстрее одеться; он справился с этим необыкновенно искусно, но о том, как он овладел этим искусством, Анья предпочитала не задумываться.
Ивейн понял, о чем она думает, и, пальцем приподняв подбородок девушки, быстро поцеловал ее в нежные губы; потом взял ее за руку и вывел из их укромного уголка – прибежища сладостного покоя и безумного наслаждения.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
– Да, это неподалеку от твоего дома, – слепка усмехнулась Элис. – Еще одна каменная крепость, оставшаясь от древних завоевателей.
Ивейн уже прицепил меч к поясу и прищурившись смотрел на мешок, набитый свежими съестными припасами. Они с сестрой сидели в полумраке, у выхода из пещеры, готовые отправиться в путь. Сестре не было необходимости называть эту крепость. Жрец узнал ее по описанию, и губы его скривились в недовольной усмешке. И правда – как же лучше всего спрятать что-либо, как не на самом виду? Скрывая свои замыслы до последней минуты, епископ сам же их выдал, глупо похваставшись, что использует заложников как приманку, которая завлечет его жертву в развалины римлян, давно заброшенные и всеми забытые, – в руины крепости, стоявшей на берегу, на исконных землях лэтов.