Читаем без скачивания На Кавказском фронте Первой мировой. Воспоминания капитана 155-го пехотного Кубинского полка.1914–1917 - Валентин Левицкий

– Чуй, хлопцы, – послышался чей-то голос, – а наш Кишмиш настоящий герой. Под Сарыкамышем все купцы утекли, а Кишмиш возьми да и останься. Я, говорил Кишмиш, кубинец, и своих не дам в обиду. Полк нам посылал патроны, а Кишмиш табачок. Мы вперед, а Кишмиш за нами, – в тоне говорившего заметна была ирония, но Кишмиш принял это за чистую монету, и на его лице появилась улыбка.

– Георгия ему! – громко заметил кто-то.

– Из консервной банки! – еще громче добавил следующий.

Последние слова вызвали со всех сторон дружный хохот.

Кишмиш, усевшись было за облучок повозки, переменился в лице и, поднявшись на ноги, разразился, к удовольствию окружающих, площадной бранью, с которой могли конкурировать лишь заправские извозчики.

– Какие вы кубинцы, – кричал в бешенстве Кишмиш. – Вы хуже всяких крестиков![106] Вот в старое время, то были кубинцы. Они-то дрались. Они взяли Деве-Бойну, Эрзерум и самую гору Арарат. Сам турецкий султан и его паши затылки себе чесали, когда слышали про дела кубинцев, а вы что, сидите шестой месяц, покуриваете и целые дни брешете. А домой пишете, мол, воюем, еще кланяемся и опять воюем. Эх вы, войско победоносное, баранта[107] вы ставропольская и больше ничего.

Люди увидели, что в шутках зашли очень далеко, и замолчали. Кто-то, очевидно, желая смягчить гнев старика, спросил его:

– А что, Кишмиш, как ты с меня получишь за табачок, если я буду убит?

– Бог милостив, живи себе на здоровье, – ответил Кишмиш, и гнев на его лице сменился добродушной улыбкой.

– Ежели что с кем и случится, того не миновать, а на табак мне наплевать. Бувайте здоровеньки, – закончил старик и, подобрав вожжи, рысцой поплелся к станции Соганлугской.

Вспоминая любимого кубинцами старика Кишмиша, я невольно переношу мысли в далекую окраину России к своей колыбели на Кавказе. Много, много знал я там таких кишмишей, которые любили и лелеяли Россию так же, как и мы.

Поздно ночью я был разбужен дежурным с приказанием явиться к командиру полка. Через минут десять я вошел в маленькую комнатушку бывшей казармы пограничников. За столом сидел командир полка и внимательно дочитывал какую-то бумагу. Указав жестом руки занять стул, командир сообщил мне, что им только что получена телефонограмма, где доносилось, что с час тому назад посты разведчиков у Геряка подверглись нападению противника. Посты удержаны разведчиками, и у них оказалось несколько человек раненными. Затем командир полка прочитал мне приказание, полученное из штаба дивизии. Всем частям дивизии приказывалось проявить особую бдительность и боевую готовность ввиду того, что противник по всему фронту дивизии, а также и против туркестанцев, повел усиленную разведку. Кроме того, в сводке, полученной вместе с приказанием, указывалось, что в районе Ванского озера, на участке 4-го корпуса завязались упорные бои. На основании всего изложенного командир полка приказал мне немедленно с двумя взводами пулеметов следовать на позицию и, оставив один взвод в Хадыке, самому прибыть вместе с другим взводом на Хорум-Даг, где следовало иметь не менее четырех пулеметов.

Через час я выступил в направлении поста Промежуточного и, не доходя до него, свернул на Хадык. Оставив в последнем взвод пулеметов, я двинулся дальше на Хорум-Даг, куда и прибыл около десяти часов утра. На позиции и в Геряке оказалось полное спокойствие, и только со стороны туркестанцев доносилась до нас отдаленная орудийная стрельба. На Хорум-Даге находились 13-я и 14-я роты, а начальником среднего боевого участка (высота Хорум-Даг) был капитан Тихонов.

К вечеру прибывшим ординарцем из штаба полка командиру 14-й роты штабс-капитану Хабаеву был вручен приказ от командира полка. Согласно этому приказу, штабс-капитану Хабаеву надлежало с наступлением сумерек с полуротой 14-й роты отправиться в Геряк. По прибытии в последний штабс-капитан Хабаев, приняв общее командование, должен был на рассвете произвести нападение на неприятельское охранение с целью захвата пленных. Штабс-капитан Хабаев просил по телефону отложить возложенную на него задачу на сутки, так как в течение следующего дня он хотел лично ознакомиться с местностью и с расположением охранения противника перед Геряком. Просьба штабс-капитана Хабаева была уважена, и он должен был выступить в сумерки в Геряк и там в течение дня ознакомиться с обстановкой, организовать нападение и произвести его на рассвете следующего дня.

Я, в свою очередь, попросил разрешения отправиться в Геряк, на что получил согласие.

Лишь только наступили сумерки, мы выступили. Сначала мы круто спускались с Хорум-Дага, затем, пересекая строящееся шоссе, вышли на проселочную дорогу. Пройдя по ней около восьми верст, мы спустились в узкое ущелье, где лежал полуразрушенный Геряк. Ночь была звездная, а Млечный путь показывал, что длинное ущелье тянулось в направлении с юга на север. На западе, в сторону противника, на фоне звездного неба с трудом можно было заметить ряд сопок, на которых располагались заставы, а еще впереди их посты наших разведчиков.

Полурота тихо вошла в село и остановилась в середине его на небольшой площадке перед мечетью. Людям приказано было отдыхать не раздеваясь. Начальник команды разведчиков поручик Дебошинский точно ознакомил нас с обстановкой, подробно рассказав нам о вчерашнем нападении противника на наши посты.

Линию охранения занимало два взвода команды, а остальные два, в качестве резерва, находились в Геряке. Смена охранения происходила каждые сутки перед рассветом. Часов в одиннадцать стоявшая до сих пор тишина была нарушена выстрелами со стороны противника. Над нами высоко засвистели пули, и одна из них или с рикошета, или сорвавшись с нарезов,[108] как-то глухо прожужжав над головами, шлепнулась о стену мечети. Болтавшие до этого люди на момент притихли, а затем начали вставлять замечания. Огонь противника то утихал, то вновь разгорался, и вскоре под свист пуль я услышал храп заснувших.

Еще задолго до рассвета резервные взводы команды разведчиков отправились на смену. За двухмесячную службу в Геряке люди отлично изучили всю местность, и назначенные в заставы и в полевые караулы отправлялись сами напрямки.

К утру сменные взводы спустились в Геряк. Эта ночь прошла для них спокойнее, и потерь не было. Но все же люди еще находились под впечатлением вчерашней ночи и простить не могли туркам за четырех раненых.

С командой разведчиков я не виделся со дня ранения, и сейчас с большой радостью с ними встретился. Многих из них я знал еще до войны, одно время командуя ими. Их загорелые мужественные лица не показывали ни тени усталости, несмотря на то, что у них служба была полна больших опасностей. Вообще разведчики – это были солдаты особого выбора и особой закалки. Их выбирали главным образом из тех, кто был до службы охотником, рыболовом, лесничим, или вообще из занимавшихся каким-либо спортом. Служба от них требовала самостоятельности, подвижности, быстрой ориентировки в местности и вообще в обстановке, а также и грамотности. Кроме положенного курса занятий, служба их была связана с постоянными упражнениями в поле, с охотой и с долговременными командировками в помощь пограничной страже. Все это развило в них особые качества, не замедлившие сказаться еще в первых боях.