Читаем без скачивания Адептус Астартес: Омнибус. Том II - Энди Смайли

— Вы подоспели как раз вовремя, друг, — саркастически заметил Шайдан.

— Нам многое надо обсудить, библиарий, — отозвался голос. — А времени мало.

Когда Шайдан выбрался из кратера, он впервые смог рассмотреть космодесантников из ордена Астральных Когтей. И невольно вытаращил глаза. Воины выстроились перед ним во всем великолепии древних доспехов Адептус Астартес, которые поблескивали в звездном свете, словно разноцветные драгоценные камни. Но цветов было слишком много. Великолепные золото и чернь Дома Гурона, о котором Маэтр так много рассказал библиарию после визита в Терновый Дворец, были скрыты и лишь робко выглядывали из-под аляповатых пятен краски, размывов черного и уродливых кроваво-красных разводов. Космодесантники выглядели как ублюдочное потомство Астартес и арлекинов эльдар, хотя сама мысль о подобном попахивала ересью. И хуже того: Шайдан заметил, что имперские аквилы были отбиты с доспехов у одних космодесантников и покрыты краской или осквернены у других.

Библиарий стоял на самой кромке осыпающегося кратера, переводя взгляд с отряда загадочных Астральных Когтей на погибших славной смертью новадесантников, чьи тела усеяли дно воронки. Он отметил, как неловко переминаются бойцы из штурмовых отделений и сержант Треомар. Воины-Богомолы словно не были уверены в том, что делать дальше. В их позах чувствовалось напряжение и готовность к любому повороту событий.

— Да, времени осталось немного, друг, — в конце концов произнес Шайдан. — И я вижу, что вам действительно есть что сообщить. В первую очередь позвольте нам собрать геносемя наших павших братьев, а затем мы поговорим.

Библиарий повел головой в сторону входа в подземную базу, куда они пытались добраться, и передернулся, обнаружив, что высеченный в скале двуглавый имперский орел обезглавлен.

— Мы также будем благодарны, если вы предоставите нам «Громовой ястреб» или другое транспортное средство, которое позволит нам вернуться к флоту. Я уверен, что капитан Маэтр и магистр ордена с большим интересом выслушают мой отчет.

— Магистр Неотера, Совет ничего не пытается от вас скрыть. Мы должны сообщить вам, что полностью осведомлены о ходе войны, которую вы развязали в этом секторе. Можете не утруждать себя рассказом о том, как вы в конечном счете сдались объединенным силам новадесантников, Экзорцистов и Звездных Фантомов, после того как Минотавры сокрушили Плакальщиков. Мы не ждем детальных показаний по тем событиям, когда вы разгромили Странствующих Космодесантников на Калибе Четвертом, или чудесным образом ускользнули от Саламандр при Осаде Комсила, или даже ухитрились захватить «Пламя восторга» Огненных Ястребов в девятьсот четвертом. Мы не требуем от вас этой информации — все уже задокументировано. Пробелы могут быть заполнены другими свидетелями. Мы не просим признаний, поскольку свершившееся — бесспорный факт. Кровь пролилась, космодесантники были убиты, а целые планеты подверглись разорению. Всё — по вашим приказам. Нам не нужны подробные описания или опровержения.

Однако мы не можем решить почему. Мы требуем от вас объяснения. Чего вы пытались добиться? Почему вы отвергли свет Императора и вступили в союз с тираном Бадаба? Что двигало вами, когда вы впервые напали на Огненных Ястребов, зная, что подобные действия втянут легионы в войну, равной которой не было со времен Ереси? Даже сам Гурон не решался ударить по братьям-космодесантникам. Лишь после того, как вы присоединились к нему, незначительный бунт перерос в полномасштабную войну. Что убедило вас отринуть честь и преданность Астартес? Какими посулами можно купить душу Хойзана Неотеры, магистра ордена Воинов-Богомолов и хранителя Мордрианы и Оотеки?

«Что трусливый перевертыш предложил тебе, Воин-Богомол? Он обещал тебе место по правую руку тирана или свободу от уставов Астартес? Или он соблазнял тебя артефактами своих союзников-ксеносов? А может, искушал запретным знанием братьев, совращенных Хаосом? Как он направил твою волю против нашего общего отца и склонил твой дух к предательству? Или ты предпочитаешь, чтобы мы думали, будто он ничего подобного не совершал… что ты уже был потерян, что ты обрел в Гуроне Черное Сердце родственную душу? Неужели великое наследие Воинов-Богомолов — всего лишь иллюзия, маска, скрывающая порченое геносемя? Неужели вы, как трусы, в течение тысячелетий скрывали свою истинную сущность, живя лицемерием и обманом и считая всех нас глупцами? Неужели ты хочешь быть не только приговорен, но и проклят, владыка Богомолов?»

— Ты должен объясниться, Неотера. Собравшимся здесь не чуждо милосердие.

В словах, доносящихся из тени, даже слышалась доброта.

«Разве вы совершенно меня не знаете?» Фраза прозвучала лишь у него в голове.

«Конечно, вы не знаете меня. Я сам себя не узнаю. У меня нет ответов на ваши вопросы, и я бы не стал произносить эти ответы, даже гори они у меня в мозгу огненным клеймом. Мы вышли за рамки слов и объяснений. Поступки совершены; мы должны быть судимы по ним и должны понести за них ответ. Как вы можете искушать меня угрозой милосердия? Неужели вы считаете, что мне нужно ваше милосердие или ваше прощение? Неужели вы полагаете, что я смогу жить дальше, зная, что я совершил, что я позволил себе совершить? Ваше милосердие унижает меня и оскорбляет вас; не позорьте нас всех подобными речами. Я не заслуживаю вашей доброты, и вы должны понимать, что даже Император в своей бесконечной мудрости не удостоил бы меня ничем, кроме осуждения. Вынесите приговор и избавьтесь от меня».

— Я не ищу милосердия.

Это прозвучало не громче вздоха. Неотера даже не был уверен, что произнес слова вслух, однако они разнеслись по залу как ядовитое дыхание.

О, наш тихоня-Богомол наконец-то заговорил.

Бестелесные мысли были пропитаны ядом. Над ним насмехались, как будто с самого начала не сомневались, что он сдастся.

Стоило нам только поманить тебя призраком слабой, эгоистичной надежды — и твоя решимость затрещала по швам. Милосердие и предательство — какая несравненная пара! Гурон предложил тебе милосердие? Или, может, ты услышал шепот самого Хоруса, обещавшего взять тебя обратно под свое покровительство? Вот и все, что тебе потребовалось, ничтожное насекомое? Твою душу можно купить за разменную монетку милосердия?

«Я не ищу милосердия», — мысленно повторил он и скрипнул зубами, осознав, что сам себя предал.

Воин-Богомол не собирался говорить, но решимость его была столь сильна и настолько его поглотила, что заговорила без согласия Неотеры.

«Я не ищу милосердия».

Мысль повторялась у него в голове снова и снова, как мантра, и лишь однажды за три дня вырвалась наружу. Будто бы он сам превратился в эти слова — все, что от него осталось, явилось их живым воплощением.

Но как же легко извратить и переврать даже эти четыре коротких слова! Как только они сорвались с его губ, их чистота была опорочена и запятнана. Даже прежде чем они достигли ушей судей, их ментальный резонанс был искажен зловредным сознанием безымянного библиария. Тот желал ни много ни мало, чтобы Воины-Богомолы сгинули в преисподней, чтобы они были обесчещены и память о них осталась запятнанной. В его сознании ощущалась подлинная ненависть, ядом сочащаяся в мозг Неотеры. Магистр ордена различил в этом психическом вторжении жажду личной выгоды и понял, что не все судьи собрались здесь во имя справедливости, мести или ради знаний, — кое-кто охотился за кораблями и мирами.

— Итак, ты не раскаиваешься, Неотера?

Даже непредвзятые судьи не понимали его. Как могли они считать Неотеру нераскаявшимся, когда само его существо вопило от ужаса при мысли о совершенных деяниях? Если бы он только мог взять обратно эти четыре коротких слова, чтобы его упорное молчание осталось ненарушенным. Слова не объяснят того, что он натворил, и, любые произнесенные вслух, они лишь еще больше исказят веру, сохранившуюся в его сердце. Их будут мучить и извращать, пока они не станут собственной противоположностью, и тогда Неотера уже не сумеет отличить правду от лжи. Он знал, в какой момент сделал свой выбор, и постепенно начинал понимать, что шел неверной дорогой уже многие годы. Но также он знал — в самой глубине души, — что его намерения всегда оставались чистыми.

Намерения ничего не значат. Слугу Императора судят по поступкам. «Я не ищу милосердия. Я не плету паутину из слов и оправданий. Я готов вынести невыносимое».

Терновый Дворец вполне соответствовал их ожиданиям. Потрясающий воображение оплот власти в родном мире гордого ордена космодесанта, помпезный и заполненный военными регалиями. Ворота охраняли огромные статуи, воздевающие руки к аркам сводчатого потолка. Стены были расписаны красочными фресками, изображавшими самые впечатляющие и легендарные победы Астральных Когтей: зачистку Бадаба, очищение Теслайна и обретение Мундуса IV. Почетная гвардия магистра Гурона несла дежурство в коридорах и залах — великолепные воины в церемониальных доспехах, сверкающих полосами золота и черни. Они напоминали царственных тигров, озирающих свои владения. И имперский орел — универсальный символ преданности Императору — гордо венчал верхушку каждого из грандиозных, возносящихся в небо шпилей.