Читаем без скачивания Укрепить престол - Денис Старый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пусть и надо спешить, но Скопин решил подождать два дня, продолжая безнаказанно расстреливать польский лагерь.
Ходкевич же посчитал, что нужно смело умирать и повел свое воинство в решительную атаку. Все оставшиеся в строю восемь тысяч поляков рванули в бой. А вот наемники остались в укрытиях, под предлогом охраны лагеря. Была бойня, очень неприятное избиение отчаявшегося врага. Поляки умирали красиво, героически, но тут главное — умирали.
Когда от Скопина ждали приказа оставить в живых знатных поляков, как и гетмана Ходкевича, Михаил приказал, напротив, если есть возможность, то уничтожать командование вражеского войска. Как посчитал Михаил Васильевич, те, кто отдал приказ вот так за зря умирать, не должны иметь гарантию собственной жизни. Тем более, что зачастую сохранение жизни вражескому военачальнику стоит больших потерь.
Через час все было кончено. В живых осталось только чуть более четырех тысяч поляков и литвинов, попавших в плен. И гора трупов, хоронить которые стали в братских могилах, а, по сути, в наспех вырытых ямах.
Ну а наемники… попросились в войско Скопина. При этом командиры немецких отрядов утверждали, что не трусость и предательство двигало ими, а нарушение Ходкевичем договоренностей по оплате. С мертвого гетмана уже не спросишь, но то, что он не оплатил наемникам было странно, так как войсковая казна у польского войска была немалой — двадцать пять тысяч талеров.
*…………*………….*
Москва
10 мая 1607 года
День Победы прошел так, словно в будущем оказался. Летели голуби с мест сражений. Благо, наши противники не сильно озаботились «ПВО» в виде ястребов. Была победа, был патриотический подъем, чуть ли слезы на глазах не появились. Ну а после — фронтовые граммы.
Пусть и возникали тревоги на фоне безусловных побед, но я решил объявить государственный праздник. Бахнули холостыми зарядами московские пушки, иступленно выступил Минин, хотелось бы еще и бочки с пивом выкатить, коров зажарить для москвичей, но только время для таких празднеств еще не пришло. Церковь бы такую инициативу не оценила, даже если во главе русского православия будет оставаться Игнатий.
Я пригласил всю Боярскую Думу к себе в Кремль, но не для решения государственных вопросов, а для праздника, были привлечены и музыканты, так что посидели хорошо, не скучно.
При этом и жены моих бояр как тех, что были с мужьями, что пировали отдельно, но в том же здании, так и супруги занятых делом, получили приглашение на посиделки. Женский праздник был организован отдельно, с Ксенией Борисовной во главе стола. Это был такой половинчатый подход к постепенному введению нормального, в моем понимании, женского времяпровождения, как и участия женщин в делах государства. Я никогда не занижал возможности женщин в плане организаторской работы. Женщины будут находится в некотором закрепощении еще долго, настолько, что моей жизни не хватит. Однако уже сейчас, уверен, возьмись «женсовет» за организацию школы поветух, так она и скоро появится. А это спасение более пятнадцати процентов первородок и первенцев.
Во главе женского сообщества поставил, а, вернее, вернул, мать Дмитрия Пожарского — Марию Федоровну Берсеневу-Беклемишеву. Женщина она хваткая, не даст баловаться молодым боярским женам. Но она же и достаточно умная, а что для матери важнее — благодарная, чтобы не вставлять палки в колеса тем, кто возвеличивает ее сына. Надеюсь, Мария Федоровна станет своего рода молниеотводом для мужчин. А то, что некоторые бояре могут эти молнии метать — факт [Мария Федоровна Берсенева-Беклемишева в РИ умерла в апреле 1607 года, но в этой истории у нее меньше поводов для переживаний].
Что же касается музыкантов, то я их, действительно, сильно озадачил. Без альтернативной нерелигиозной культуры и на ее основе пропаганды нельзя будет строить государство с сильной светской властью. Один шаг в этом направлении был сделан, и имя ему — Козьма Минин.
Мягкая сила, порой, более действенна грубой. Нужны народу песни, былины, сказания, чуть позже и романы. Я уже отличился и «ввел» несколько песен, которые напрямую, или косвенно, можно считать казацкими. Тот же «ворон», или «не для тебя придет весна» — моментально разошлись и стали такими хитами, что и какому условному «Ласковому маю» в период его максимальной популярности, стоило позавидовать. Пусть сочиняют песни сами, я показал пример. Ну а тексты должны быть сугубо патриотические, такие, чтобы люди пели и гордились и своей державой и государем.
Пир по поводу двух значимых побед и по итогам спорного, но все же, скорее, удачного рейда под Ригу, был нужен. Давно я не встречался с людьми в непринуждённой обстановке, где эмоции проявляются максимально. Кое-что на таких посиделках проявляется в большей степени, чем на официальных мероприятиях. Узрел я то, что не заприметил на заседаниях Боярской Думы. Так, Пожарский весьма спелся с Матвеем Годуновым, чему я, в целом, рад. А вот Михаил Федорович Нагой вел себя странно: улыбался вымучено, пил с тем же Пожарским неохотно, а с Годуновым и вовсе не стал подымать кубок. Недоволен своим положением. И это предсказуемо. С Нагими нужно решать кардинально.
Пели и гуляли, много пили. А я специально выпил сырых яиц и старался филонить в отношении алкоголя. Кстати, на мероприятии были и напитки, изготовленные моими самогонщиками.
— Тяжко, суженный? — спросила Ксеня, когда мы проснулись после пирушки.
— Пока не пойму! — отвечал я.
— Коли не понимаешь, так и добре все. Было бы плохо, сразу прочувствовал, — усмехнулась жена и кошкой извернулась, потягиваясь в постели, выгодно демонстрируя манящее тело.
Пришлось сменить тему разговора. Правда тематика подобной беседы подразумевает неразборчивость слов, междометия и бесконтрольные возгласы. Между тем, такие разговоры информативны и полезны: если не филонить, то это отличная утренняя зарядка на многие группы мышц.
— Могу попросить тебя, любы? — нерешительно спросила Ксеня, когда отдышалась.
— Ксенька, не дури! Я когда-то не разрешал тебе задавать вопросы? — спросил я и пощекотал подмышки жены… уж простите, но и это важно — бритые подмышки, приучил-таки.
— Выдай замуж Лукерью, али убери ее подалее от нас! — сказала Ксения Борисовна, сменяя свой тон на решительный и требовательный.
— Не дави на меня! — деланно взбеленился я.
Любовь-любовью, но попадать под каблук я точно не собрался. А Лукерья… радует она глаз, красивая чертовка. Это Жена еще не знает, что,
