Читаем без скачивания Священный огонь - Брюс Стерлинг

Майа поглядела на скульптуру. Ее было приятно держать в руках, в ней было нечто, что ей нравилось, но в то же время ее что-то смущало.

— Вам и правда интересно, может ли фотограф заснять жабу и сделать красивые фотографии? Не хуже, чем художник, который рисует жабу?

— Ну и как, может?

— Вероятно, они будут красивы каждая по-своему. Так сказать, в разных категориях. — Она осмотрелась по сторонам. — Пусть кто-нибудь еще подержит ее, прошу вас.

Сергей взял из ее рук жабу, явно бравируя своей храбростью. И хотел бросить ее на стол.

— Не надо, — спокойно сказал Поль. — Ты же только что ею восхищался. Почему ты переменил мнение?

Майа принялась искать Бенедетту. И нашла ее среди небольшой группы, собравшейся у бара.

— Чао, Бенедетта!

Бенедетта встала и обняла ее.

— Эй, познакомьтесь, это Майа.

Бенедетта привела с собой четырех итальянских друзей. Они были вежливы, трезвы, ясноглазы и сдержанны. Выглядели умными и образованными. Держались уверенно, были очень элегантны. От них тоже исходил какой-то опасный импульс, как и от других молодых людей, встреченных ею за последнее время. Все четверо были женщины.

Бенедетта усадила ее за стол.

— Жаль, что я не говорю по-итальянски, — извинилась Майа и села. — У меня есть переводчик, я буду разговаривать по-английски.

— Мы хотим узнать о ваших отношениях с Виетти, — негромко обратилась к ней одна из молодых дам.

— Он думает, что я стильная. Что у меня свой стиль, вот и все, — пожала плечами Майа.

— А какие у вас отношения с Мартином Уоршоу?

Майа изумленно, с обидой взглянула на Бенедетту.

— Что ж, если вы хотите знать, это был его дворец. Вам известно о дворце?

— Нам все известно о дворце. А какие у вас отношения с Миа Зиеманн?

— Кто это? — спросила Майа.

В недоумении задавшая вопрос дама отвернулась, руки ее слегка дрожали.

— Какие мы дуры, что поверили этой особе.

— Конечно, мы дуры, — с жаром подхватила Бенедетта. — Мы дуры, что верим друг другу. Мы дуры, что верим первому встречному. А теперь скажи мне, где нам лучше всего поставить эту технику.

— Бенедетта, кто эти люди?

— Они математики, — ответила Бенедетта. — Программисты. Бунтари. Визионеры. И мои очень добрые друзья.

Студенты-радикалы, подумала Майа. С буйным воображением, поскольку никаких реальных знаний у них нет.

— Кто здесь самый старший? — властно спросила она.

— Ну конечно, ты, — с иронией сказала Бенедетта.

— Ладно, но только не задавайте мне больше вопросов. Это сейчас не имеет ко мне никакого отношения.

— Я нарисую тебе небольшую картинку, — начала Бенедетта. Она широко развернула свой фуросики и вынула из волос шпильку. — Позволь мне сообщить тебе интересный жизненный факт. О промышленно-медицинском комплексе. — Она двумя короткими ударами вытащила на поверхность буквы X и Y. — Нижняя ось — ход времени. А эта — рост жизненных ожиданий. С каждым прошедшим годом постчеловеческие жизненные ожидания увеличиваются примерно на месяц.

— И что же?

— Подъем кривой нелинейный. Шкала роста увеличивается. Наконец шкала ожиданий увеличивается на год в течение года. И в этот момент оставшиеся в живых становятся бессмертными.

— Вероятно. Вполне может быть.

— Конечно, это не настоящее бессмертие. Здесь все еще возможен фактор смертности от несчастных случаев. Если говорить об одном человеке, — Бенедетта вытащила маленькую черную букву X, — то продолжительность его жизни будет равняться, с учетом разных случайностей, примерно четыремстам пятидесяти годам.

— Какая радость для этого поколения.

— Первое поколение, дожившее до этого возраста, станет и первой настоящей геронтократией. Это поколение станет бессмертным. И оно будет полностью предопределять развитие культуры.

— Что ж, я и раньше слышала такие гипотезы, дорогая. На мой взгляд, это интересная теория, она впечатляет.

— Когда-то это была теория. Для тебя это теория. А для нас — реальность, Майа. Мы и есть эти самые люди. Мы замечательное поколение. Мы успели вовремя родиться. И мы первые истинно бессмертные.

— Вы первые бессмертные? — медленно переспросила Майа.

— Да, и более того, мы знаем, кто мы такие. — Бенедетта села и воткнула шпильку в свою прическу.

— Тогда почему же вы собираетесь в дешевеньком артистическом баре, как заговорщицы?

— Нам же надо где-то встречаться, — ответила Бенедетта и улыбнулась.

— Выбор должен был пасть на какое-то поколение, — с иронией сказала другая женщина. — Вот он на нас и пришелся. Похоже, что на вас это особого впечатления не произвело. У нас и намерения такого не было.

— Итак, вы действительно верите в свое бессмертие? — Майа посмотрела на каракули на поверхности фуросики. — А что, если в ваших расчетах есть ошибка? Может быть, движение шкалы замедлится.

— Это могло бы стать серьезным препятствием, — проговорила Бенедетта. Она снова вытащила шпильку и осторожно очертила ею изгиб кривой. — Вот видишь? Очень плохо. У нас останется только девяносто лет.

Майа посмотрела на основание маленькой роковой линии. Для нее она шла вверх. Для них круто спускалась вниз.

— Кривая означает, что я никогда не доживу до этого возраста, — с грустью сказала она. — Кривая доказывает, что я обречена.

Бенедетта кивнула, наслаждаясь ее растерянностью.

— Да, дорогая, мы это знаем. Но не намерены использовать этот факт против тебя.

— Нам по-прежнему нужен дворец, — сказала другая женщина.

— Зачем он вам?

— Мы хотим разместить там кое-какие вещи, — сообщила ей Бенедетта.

Майа нахмурилась.

— Да разве вам мало всего там, внутри, бог ты мой?

— Что вы имеете в виду?

— Кое-что, связанное с процессом познания и восприятия. Программные фабрики священного огня.

Майа задумалась. Проект показался ей крайне бессмысленным.

— Что это вам даст?

— Это даст нам возможность изменить самих себя. Даст шанс устранить наши ошибки и не повторять ошибки других. Мы надеемся стать создателями виртуальных миров, заслуживающими бессмертия.

— И вы действительно считаете, что можете что-то сделать, — но что? Радикально изменить процесс познания? С помощью виртуальности?

— С помощью виртуальных протоколов, которыми нам сегодня разрешают пользоваться. Конечно, мы не сможем делать ничего подобного, пока за нами следит служба социальной помощи. Ведь они добились своей цели и сделали работу общественных сетей такой безопасной. Но по правилам, о которых они даже не подозревают, — да, мы сможем это делать. И у нас все получится. Да, Майа, мы думаем, что сумеем использовать для этого виртуальность.

Майа вздохнула.

— Позволь мне спросить прямо. Ты собираешься открыть мой дворец и устроить в нем что-то неизвестное, незаконное, вредное для сути виртуальной системы?

— Я бы употребила другой термин — увеличение объема знаний. Так будет лучше, — уточнила Бенедетта.

— Это какой-то бред, Бенедетта. Не могу поверить, что ты понимаешь, о чем говоришь. Похоже на галлюцинации свихнувшегося наркомана.

— Геронтократы всегда делают эту логическую ошибку, — отмахнулась Бенедетта. — Компьютер — это не нейрохимия! Нам — нашему поколению — известна виртуальность! Мы выросли вместе с ней. И сегодняшние старики никогда правильно не поймут этот мир!

— Ты и правда очень серьезно к этому относишься, — проговорила Майа, медленно оглядывая стол. — Если все, что ты мне сказала, верно, что же, ты своегодобьешься. Не так ли? Когда-нибудь ты покоришь целый мир. Навсегда или почти навсегда, я не ошиблась? Не будь такой нетерпеливой. Почему бы тебе немного не подождать? Подожди, когда доберешься до маленькой черной буквы X на этом графике.

— Если станем проводить опыт даже с кем-то одним-единственным, то мы должны быть к этому готовы. Должны заслужить это право. А иначе окажемся еще большими консерваторами и глупцами, чем сегодняшний правящий класс. Они всего лишь смертные и правильно сделают, если вовремя уберутся на тот свет. Но мы-то не смертные, мы не умрем. Если мы будем следовать традициям, то весь мир умрет от скуки, если возьмем власть в свои руки. И если мы не избежим ошибок, то наше поколение навеки будет жить в этом уютном маленьком раю для сиделок. И тогда мы пропали!

— Знаешь, вам это никогда не удастся, — резко возразила Майа. — Этот глупый, хотя и экстравагантный жест может только осложнить твою жизнь. Они наверняка обнаружат, что ты здесь делаешь, и тебе не сдобровать. Ты не сможешь сохранять от общества свои тайны в течение восемьдесяти лет. Да взгляните на себя! Вы просто кучка несмышленышей. Я, геронтократка, и то не сумела сохранить свои сокровенные тайны за каких-то три паршивых месяца!

Другая девушка, до этого почти все время молчавшая, вдруг заговорила. Она начала весьма дипломатично:

— Миссис Зиеманн, нам действительно жаль, что мы раскрыли ваши секреты. Мы вовсе не хотели вторгаться в вашу личную жизнь и вредить вам.