Читаем без скачивания Дело чести - Лев Пучков

— А-ха! — я замираю, обратившись вслух. Какая-то часть сознания подсказывает, что попа моя сегодня может тихо порадоваться — пороть ее наверняка не будут. Другая часть сознания машинально отмечает: тот, кто только что нанес в сарае удар, явно не специалист. Если бы такую штуку отмочил я или кто-то из моей команды, мычания наверняка бы уже никто не услышал.

Из сарая медленно выплывает Беслан: остекленевшие безумные глаза, в руках здоровенный скребок для обработки шкур… Постояв несколько секунд, он вдруг замечает, что мы с Лейлой уставились на него, и бросает скребок на землю. Затем, закрыв лицо окровавленными руками и шатаясь как пьяный, бредет мимо меня куда-то за дом — при этом он бессвязно что-то бормочет, словно по мановению руки опытного гипнотизера внезапно впал в транс.

Честно говоря, я пребываю в растерянности. Нет, я всякого повидал: и боевых братьев терял неоднократно, и сам смотрел в лицо смерти, и не падал в обморок, когда убитый мною враг умирал на моих глазах… Но чтобы в чеченской семье сын поднял руку на отца — это уж извините! Я настолько хорошо изучил нравы и обычаи этого народа, что вот так вот с ходу, навскидку, что называется, не могу поверить и осознать, что присутствую при свершении столь чудовищного факта…

— Лилька… Лилька! — тихо зову я. Лейла завороженно смотрит за дом, куда только что утопал Беслан, и не сразу реагирует на оклик.

— Сходи, посмотри… — дождавшись, когда девчонка обернется ко мне, я тыкаю пальцем на распахнутые двери сарая. — Посмотри, может, он еще… ну, может, помощь нужна. Или сбегай в дом — мать позови.

Лейла, покосившись на меня, замирает в нерешительности, затем начинает медленно приближаться к сараю, держа зачем-то карабин на изготовку — будто из дверей на нее вот-вот бросится враг.

В дверном проеме неожиданно возникает Султан. Лицо его в ужасном состоянии: огромная рубленая рана развалила надвое левую щеку, разбороздила бровь и протянулась через весь лоб до линии волосяного покрова. Что с левым глазом, не видно: сгустки крови превратили половину лица моего хозяина в жуткое подобие свежего мясного фарша. Левая рука повисла, как плеть, рукав набух кровью, которая тонкой струйкой капает на землю. По всей видимости, в последний момент он успел подставить руку, заслоняясь от тяжелого скребка, что, однако, лишь чуть смягчило страшный удар.

Лейла машинально отскакивает в сторону и застывает на месте как вкопанная. Султан сползает по косяку на пол и хрипит:

— И-и-и-ди сюда… дочка…

Лейла приближается — лицо ее помертвело и потеряло подвижность, как у зомби: девчонка вот-вот упадет в обморок.

Я инстинктивно подаюсь вперед, чтобы помочь, но при первом же шаге на моих ногах ощутимо бряцают цепи — вовремя вспоминаю, что я здесь не более чем мебель, недочеловек я.

Как только карабин оказывается в зоне досягаемости здоровой руки. Султан отбирает его у дочери и надрывно хрипит:

— Бра-а-та… Брата позови…

Лейла в нерешительности топчется на месте. Губы ее дрожат, в глазах застыли слезы — в обморок она падать не будет, нельзя сейчас в обморок: отец задал страшную шараду, которую ей предстоит решить единолично, не обращаясь к мнению авторитетов. Чеченские женщины с ранних лет понимают толк в ранах: суровая жизнь горцев полна опасностей и непредвиденных ситуаций, любая из которых может обернуться смертью или увечьем. Лейла прекрасно осознает, что отец доживает последние минуты. Вернее будет сказать, что он уже практически мертв: на этом свете его удерживает лишь всепоглощающее желание довести до конца последнее в жизни дело. Что это за дело, Лейла прекрасно понимает — мой бессменный часовой вообще отличается незаурядной смекалкой и недетской мудростью…

Поэтому девчонка и топчется на месте в нерешительности. Беслан, конечно, сволочь и скотина, каких свет не видывал, но… она его любит. Жалко брата. С другой стороны, ослушаться отца — тяжкий грех, особенно в такой ситуации. Однако отец быстро угасает — он уже не в состоянии крикнуть в полный голос, заставить мгновенно повиноваться одним лишь своим присутствием. Еще немного, и он умрет…

— Ну же… До-о-очка… — тихо стонет Султан. — Брата… Брата позови!

Лейла принимает компромиссное решение. Развернувшись, она медленно идет за дом — голову втянула в плечи, не оглядывается. Я догадываюсь, что собирается сделать хитрая девчонка. Беслан сейчас пребывает в прострации. То, что он совершил, могло сделать только какое-то сказочное чудовище из кошмарного сна, по мусульманским понятиям. За два месяца я от нечего делать основательно изучил психотип каждого обитателя усадьбы и могу с уверенностью предположить, что парень в данный момент сидит где-нибудь в дальнем уголке двора и бездумно пялится на свои окровавленные руки. Охранные рефлексы на нуле, сознание свернулось в клубочек, короче — психофизиологический ступор, нормальная реакция человека на ненормальное деяние рук своих. Скажи сейчас сестра: «Иди — отец зовет!» — и побежит ведь как миленький, ни капли не сомневаясь в достоверности полученной информации. Потому что это прочно вошло в привычку и застряло на уровне подсознания: двадцать восемь лет отец звал его — от ползунковых времен «иди к батьке, Бесланчик, иди мой джигит! Да ножками, ножками, не ползи — ты уже большенький, не надо ползать…» и до настоящего времени, — и он бежал на зов, бросая все дела, не сомневаясь, что надо бежать…

Нет, маленькая мудрая женщина не станет звать брата, — я каким-то шестым чувством ощущаю это, глядя на ее напряженный затылок. Еще четыре шага, и она зайдет за дом, куда не долетят предсмертные хрипы Султана, — встанет за углом и будет ждать, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Ждать, когда отец умрет…

— Стой! — хрипит Султан. — Иди… иди сюда… Лейла послушно возвращается — не успела! Умирающий горец тоже понял, что собирается сделать дочь. Понял, что сейчас угрозы и окрики не помогут. Собрав в кулак все оставшиеся силы, он тихо, но внятно бормочет:

— Его все равно убьют… По приговору шариатского суда… Он слабый — все расскажет… Это позор… — Немного отдышавшись, продолжает:

— Позор на род… Все будут пальцем показывать, когда Беслана будут казнить… Вот, скажут, недотепа, который убил отца за то… за то, что тот спал с его женой. Сам не мог ребенка сделать… Позор!

Султан роняет голову на грудь — из дыры во лбу высачивается здоровенный сгусток крови и медленно сползает по лицу. Встрепенувшись, умирающий просит:

— Никто не должен знать, дочка… Никто! Ты у меня умница… Придумай что-нибудь… Чтобы честь рода не топтали… Позови! Брата позови…

Лейла разворачивается и бежит за дом — взгляд ее огромных глаз не по-детски серьезен. Султан с неимоверным трудом поднимает карабин и укладывает его цевьем на стоящий у входа в сарай чурбан для разделки мяса. Его единственный функционирующий глаз пристально смотрит на угол дома.

— Беслан! Бесла-ан! Иди, отец зовет! — доносится из-за дома звонкий голос Лейлы — в нем нет испуга или напряжения, только требовательность, исключающая какие-либо сомнения. — Давай быстро — он сказал, чтобы ты помог!

Через несколько секунд из-за угла дома появляется Беслан. Пустые глаза, руки безвольно повисли вдоль туловища: полнейшая прострация. На краткий миг взор его принимает осмысленное выражение, когда парень видит направленный на него ствол и полный всепоглощающей скорби единственный глаз отца.

Ба-бах! — оглушительный звук выстрела повисает в тумане и бьет по сознанию, как нечто физически ощутимое. Тело Беслана отбрасывает назад. Он не понимает, что происходит, но в последнем порыве успевает перевернуться на живот и пытается ползти к Султану, цепляясь пальцами рук за булыжники: отец же звал, надо торопиться!

Панорама вдруг начинает расплываться. Сглотнув подступивший к горлу комок, я стряхиваю непрошеные слезы — ТАКОГО я еще ни разу в жизни не видел. И, надеюсь, не увижу более никогда…

Пуля попала Беслану в легкое — из-под левой лопатки тонким фонтанчиком вырывается парок. Судорожные движения рук, пытающихся уцепиться за булыжники, постепенно затихают. Из-за дома выбегает Лейла и бросается к агонизирующему телу брата. Хлопает входная дверь дома — на звук выстрела выскакивают жена Султана и красавица Айгуль. Увидев, что творится во дворе, они с ходу, без предисловий, подымают истошный визг.

Султан еще жив. Он протягивает руку к дочери — хочет что-то сказать. Лейла не обращает на него внимания: она трясет брата за плечи и кричит что-то, пытаясь перекрыть отчаянные вопли бестолково метущихся по двору женщин. Старания ее напрасны — струйка пара перестала вырываться из выходного отверстия под лопаткой. Беслан уже ничего и никогда не услышит.

Отчаявшись привлечь к себе внимание. Султан жмет на спусковой крючок.