Читаем без скачивания Черная жемчужина - Елена Арсеньева

– Ну, например, за этот самый донос, – тихо проговорила Алена.

– Что ты понимаешь, писательница, – отмахнулась Владлена Ильинична. – Иди вон за свой стол да глупые свои романы кропай, кому они вообще нужны, интересно знать?

– Кому-нибудь да нужны, не извольте беспокоиться, – обиделась Алена. – И, честно, я бы с удовольствием села за стол и начала писать роман, который мне нужно срочно сдавать, но сначала мне надо от всех вас избавиться.

– Очень просто, – сказал Черная Куртка. – Избавиться – очень просто! Отдайте фрагменты. Я не верю, что их у вас нет.

– Дело хозяйское, – развела руками Алена.

– К Жукову идти надо, к Жукову! – бубнила Владлена Ильинична. – Вот как завалимся к нему все!

– А ваш-то интерес какой? – не без ехидства спросила Алена. – Вам-то что в этих фрагментах? Они – наследники, а вы тут при чем?

– А тот интерес, что отец этих кусков больше всех привез. Костя-то еще что-то на фронте потерял, а у меня почитай целая картина. Иной раз сложу куски – ничего не понимаю, все в черно-серое уходит, а все же какие-то фигуры словно движутся на ней. Вроде и мазня, а может, и не зря такие деньги за эту мазню на Западе платят? Так что я очень даже при чем. Картину без моих припасов никак не сложить.

– То есть вы готовы заключить с нами союз, помогать нам свои права отстоять? – жадно спросил Дальтон, и Алена вспомнила, как он продавал ей сам себя, выпрашивая деньги и открывая адрес, по которому якобы живет Дальтон.

Она перехватила взгляд Черной Куртки – безнадежный, злой, – и поняла, что старший брат подумал о младших примерно то же, что думала Алена, только, может, другими словами: «Мельчает поколение героев…»

– Заткнись, Ванька, – грубо сказал Черная Куртка. – Ты что, забыл, кто она? Будет она тебе помогать наши права отстаивать! Ее отец нашего прадеда в эту Якутию упек. Вы говорите, что они там искали? Черный жемчуг? Фантастика… Или правда? Жемчуг в земле? А при чем тут его дальтонизм, ну, прадеда? Вы про какие-то оттенки зеленого говорили, которые он не видел… Или видел? Не пойму я.

– Не видел, – кивнула Алена. – Зеленого не видел. Но мог видеть то, что под зеленым цветом скрыто. А многообразной зеленью – окислами, мхом, слизью – были подернуты те самые пласты, которые рубили в шахтах Суорчаго-Бого зэки. Эти работы нужно было проводить с величайшей осторожностью. Отбойные молотки могли невзначай разрушить не только саму раковину, которая обладала уникальными медицинскими свойствами (по слухам, из них, особым образом их обрабатывая, делали знаменитый «порошок молодости», который некоторое время употреблял сам Сталин и его окружение, в частности Берия, чем и объясняется его гиперсексуальность), но и расколоть жемчужину. Внутри раковин тоже все подернулось зеленью, так сказать, мохом поросло, поэтому только со зрением никталопа-дальтоника, который страдал дейтеранопией и зеленого цвета не видел вообще, можно было обнаружить черную жемчужину среди каких-то там произрастаний и наростов. Эти жемчужины были уникальны, баснословны по красоте и ценности! Правда, время отдает свои сокровища, но время и забирает. Оказавшись в иной атмосфере, жемчуг начинал увядать, ссыхаться, блекнуть. Вместо большинства жемчужин спустя месяц оставались только сухие невзрачные комочки, не имеющие никакой ценности. Когда это было обнаружено, встал вопрос о прекращении работ, о снятии с лагеря статуса особо ценного объекта. Именно тогда Марцев начал сходить с ума. А тут еще выяснилось, что сам уникальный пласт раковин вовсе не бесконечен, как казалось сначала, а очень даже невелик. И работы скоро прекратятся сами собой – просто нечего будет разрабатывать. А Марцев уже привык к своему особому положению. Он ведь напрямую общался с Берией! И когда до него дошел слух, что Шаманин ведет разговоры об истощении пласта, он с особым пристрастием допросил двух его самых близких друзей, его земляков из Горького, правда ли это. Один его не выдал. Другой… сломался на допросе. Тогда Марцев пошел в барак, где в отдельной каморке была устроена мастерская Шаманина (он был обязан, как художник, в свободное время рисовать всевозможные лозунги и плакаты, а заодно – в редчайшие минуты отдыха – писал картину, которую назвал «Искатели жемчуга» и которая изображала мучеников-зэков, рубящих земные пласты и добывающих из них черный жемчуг: себя, Костю Жукова, Илью Вахрушина изобразил, – и выстрелами отогнал его от мольберта. На его глазах искромсал его картину, угрожая, если вмешается, застрелить и его. Шаманин не выдержал, бросился… Марцев убил его выстрелом в голову. Может быть, он перестрелял бы и других, но свалился в жестоком эпилептическом припадке. И тогда Костя, глядя на простреленную голову Шаманина, нарисовал на картине капли красной крови. Ему Вахрушин подсказывал, какую краску брать, Костя ведь и красного не видел…

– А мне отец про это никогда не рассказывал, – с выражением глубокой обиды пробормотала Владлена Ильинична. – Я думаю, откуда там такие красные пятна, как кровь, а он не рассказывал.

– Тем временем прибежали доктор, заместитель начальника лагеря… – продолжала пересказывать Алена то, что узнала от Жукова. – Вскоре выяснилось, что Марцев лишился рассудка. Он был отправлен на Большую землю, как тогда говорили. А лагерь начали расформировывать. Тут началась война, Костя Жуков написал заявление, чтобы его отправили на фронт, и его взяли благодаря уникальности его зрения… Ну, про это мы уже говорили.

– Послушайте, – сказал Вячеслав, повернувшись к Черной Куртке. – А почему бы вам не попытаться поговорить с Константином Макаровичем? Но только по-человечески поговорить, без дешевой уголовщины? Зачем надо устраивать какие-то криминальные романы? На самом деле тут ведь речь не столько о зарубежных дивидендах идет, сколько о том, что будет восстановлена уникальная картина Николая Шаманина. Единственная, оставшаяся в России. И это будет ваша общая собственность – и ваша, и Владлены Ильиничны, и Константина Макаровича. Ваша – по праву наследования. Их – потому что именно они сохранили фрагменты картины. Если на эту ситуацию именно так посмотреть? Здесь ничто никого не унижает. Здесь соблюдаются интересы всех, а главное – интересы картины!

– Ну в общем-то, – растерянно пробормотала Алка, – в этом что-то есть. Правда же, Костя?

Черная Куртка пожал плечами:

– Может быть. Надо подумать.

– Так, – деловито сказал Дальтон, – это по сколько же процентов выходит каждому?

«333 целых и 3, уходящее в бесконечность», – вспомнила Алена и усмехнулась.

– Мальчишка! – прошипела Владлена Ильинична. – Рано ты начал прибыли считать. Только через мой труп, понятно? Это уже было. Мирка, брат мой, пытался вернуть все это. Уже не Тоньке – Тоньки тогда в живых уже не было, а вам, – она кивком указала на молодых людей. – Он в Горьком-то при отце и не жил. Все по свету скитался, потому что стыдился его. Потом наездился, вернулся. Как только узнал, что фрагменты шаманинской картины у меня, так и загорелся – мол, отдать последний долг, восстановить справедливость, тогда нас простят за преступление отца… ну, все такое. Я сказала, что фрагменты уйдут в семью Тоньки только через мой труп и никак иначе. Мы очень крупно поговорили тогда, многое я Мирке сказала, все, что думала и о нем, и о нашем отце, и о Шаманине. Вообще высказала все, о чем молчала больше чем семьдесят лет! Вот после этого разговора он и отдал богу душу. Слаб оказался – от родной сестры такое слышать. А что? – огляделась она угрюмо. – Я же не знала, что у него было такое дохлое сердце…