Читаем без скачивания Вестник (СИ) - Лисина Александра

Я, правда, сомневался, что со временем твари не нашли бы иной способ восполнять свои силы. Проклятие, как известно, вещь в себе, поэтому при определенных условиях прекрасно самовосстанавливается. Но Гнор об этом то ли забыл, то ли придумал, чем его ограничить, поэтому с достойным фанатика упорством на протяжении нескольких лет вкладывал в свое лучшее творение массу времени и сил.

— Не могу… — вдруг выдохнул Адиан, и его голова обессиленно обвисла. — Одному… больше не могу противиться… их слишком много… они зовут… я должен подчиниться…

— Адиан! — окликнул я вампира, видя, что он снова покрывается слизью, а ослабленный стебель упорно клонится вниз. — Адиан, очнись! Кого много? Кто тебя зовет?

— Прости, — прошелестел он, окончательно сникая. — И прощай. Сожги логово. И передай князю, что только память о нем спасала меня от безумия.

Последние слова я едва расслышал, но после того, как вампир умолк, тот отросток, на котором держалась голова, внезапно съежился, усох, а сама голова превратилась в безжизненный довесок. Однако как только она утратила всякие признаки жизни, по всей колонне прошло подозрительное волнение. Она зашевелилась, зашуршала. Вдоль всей ее поверхности внезапно набухли и принялись лопаться громадные жирные пузыри. Во все стороны полетела липкая слизь, ошметки мертвой плоти… хорошо, что мы стояли достаточно далеко, так что оборотня не задело.

Я после этого уже не стал дожидаться, чем дело кончится, и отступил.

— Силу использовать нельзя, — скороговоркой проговорил Мор. — Сперва нужно разрушить алтарь, иначе ты еще больше его напитаешь и, скорее всего, завершишь процесс раньше времени.

Тоже верно. Но что же мне тогда, лезть в самую гущу этой массы самому?

Колонна к этому времени прямо-таки забурлила и явственно увеличилась в размерах. Причем и в ширину, и даже в высоту. Из нее во все стороны выстрелили сотни липких отростков. Она зашаталась, застонала, начала крениться. Однако немалая часть склизких «рук», прилепившись к соседним колоннам, помогла ей удержаться в вертикальном положении. А когда вверх выстрелил целый сноп таких же липких канатов, она наконец выпрямилась. Воспрянула. А та самая толстая, казавшаяся безжизненной вершина внезапно приподнялась, и на ней прямо на глазах распрямились десятки покрытых слизью стеблей, заканчивающихся человеческими головами.

— Чужа-а-ак! — разными голосами завыла и закричала она. Мужскими, женскими… правда, ничего человеческого в этих голосах уже не было. — Чужа-а-ак! Смерть! Опасность!..

Они выли и хрипели, словно несмазанная телега. Порой совсем неразборчиво, бездумно повторяясь или глотая слова, как если давно забыли, что такое нормальная речь. Осталось ли в них хоть что-то от тех людей, которыми они сюда попали, не знаю. Но было в них что-то механическое. То ли мертвое, то ли живое. Как вся эта пещера, заполнившая ее почти до краев плоть и эти головы, которых уже при всем желании не назовешь разумными.

— Саан… — вдруг пошатнулся мрон, и у него из носа покатилась крохотная капелька крови. — Они зовут!

— Кто тебя зовет? — не понял я. — Головы?

— Да… как наши вожаки… давят и давят… аж голова раскалывается…

Мрон явственно скривился, а я не на шутку обеспокоился.

Для разума не существует преград, ему неведомо расстояние. И если Гнор нашел способ соединить людей и вампиров и вырастить из них нечто вроде существа с коллективным сознанием, нацеленным на выполнение одной-единственной задачи, то, пожалуй, нам стоило поторопиться, пока это самое существо не призвало сюда оставшихся недовампиров или не надумало разбудить тварей, которые копили силу не один год.

У меня в голове, если честно, сам факт существования подобного не укладывался, но если людей старик подбирал заранее, да еще с учетом знаний, какие у них имелись, то это и впрямь был грандиозный эксперимент. Бесчеловечный, жестокий, неимоверно сложный и, к сожалению, удачный. Потому что только комбинированный разум мог заставить кровожадных тварей повиноваться. Только он мог превратить их из неорганизованной толпы в по-настоящему сплоченную стаю. Именно он мог заставить их выгрызть сотни тоннелей под густонаселенным городом. Именно он был способен принять меры, чтобы его не сразу обнаружили. И именно он сумел бы годами оставаться в тени, незаметно собирая вокруг себя огромную армию зараженных, которыми с легкостью жертвовал и даже убивал, если возникала угроза для логова.

— Ищи алтарь, — зло бросил мрон, утерев кровь с лица и принявшись торопливо сдирать с себя сапоги. — Времени мало. Я какое-то время смогу им противиться, у меня уже есть опыт… давай, я их отвлеку.

— Они же ядовитые.

— Плевать. В зверином облике я сильнее. Вдвоем с Мораной мы выстоим, да и восстанавливаемся вместе гораздо быстрее.

— Кость, Клык! — отрывисто бросил я, когда оборотень приложил ладонь к горлу, вокруг которого так и обвивалась черная змейка, после чего выгнулся, захрипел, замерцал и в мгновение ока сменил форму. — Присмотрите за ним!

Миррт упал на камни уже в облике здоровенной химеры, и, признаться, в самый первый момент я решил, что он все-таки не удержится. Или на меня кинется, или, не дай Саан, вопящая на все голоса тварь все же сумеет его подчинить. Однако зверь, с морды которого так и продолжала капать кровь, лишь повел на меня налитым кровью глазом, после чего встряхнулся, мотнул головой, глухо рыкнул и одним громадным прыжком сиганул в пещеру, приземлившись прямиком на мягкую губку, которую тут же рванул когтями.

Та, несмотря на силу оборотня, задергалась, зашевелилась, потянулась к нему липкими лапами, готовая спеленать и доставить к жадно распахнутым ртам готовенького к употреблению. Однако последовавшие за Мирртом гончие тут же избавили его от неудобств, после чего они уже втроем кинулись к проклятой колонне, а следом за ними, словно привязанные, повернулись и многочисленные головы.

— Давай! — шепотом велел Мор, когда стало ясно, что внимание полуразумной гидры сосредоточилось на мроне.

Я торопливо скользнул вперед, благо с таким маленьким ростом было удобно прятаться за коконами. После чего со всей доступной скоростью рванул к основанию гидры, надеясь, что по дороге не наступлю ей на что-нибудь важное, и она не помешает мне добраться до алтаря.

Что там происходило с мроном, я уже не смотрел. Судя по тому, как содрогались от его рева стены, он успешно сопротивлялся воздействию голов, да и приманка из него получилась отменная. Живой разумный в обители мертвых… полагаю, для гидры это был невыносимо лакомый кусок, который она бы заглотила без раздумий. Однако клыкастый пока боролся. Судя по доносящемуся из другой части пещеры чавканью и звукам разрываемой плоти, которым вторил яростный многоголосый хор, внимание он приковал к себе надолго. А мои псы должны были сделать все, чтобы он продержался до тех пор, пока я ему не помогу.

Когда я подбежал к гидре, у меня при виде ее истинных размеров на мгновение мелькнула растерянная мысль, что в глубь нее мне, похоже, придется не просто прорываться, а буквально прогрызать себе дорогу в ядовитом нутре.

Собственно, я правильно догадался, что тварь имеет гораздо более плотную структуру. Но при этом она все же была достаточно пористой. Почти целиком состояла из плотно прилегающих друг к другу тяжей. Поэтому рвать ее с ходу я не стал, а, дернув за один тяж, приоткрыл для себя узкую щель. А затем ввинтился внутрь, попутно убирая с дороги возникшее препятствие и торопливо пробираясь туда, куда не смог бы пробраться ни один живой.

Дело, правда, осложнялось тем, что слизь у этой твари была особенно едкой. Я, пока в ней копался, всю кожу на руках сжег. Вместе с рукавами и прочей одеждой. Сапоги, разумеется, тоже потерял. На ноги даже смотреть не стал — не до этого было. А что касается лица… не страшно, заживет. Хотя в ближайшее время в зеркало мне лучше не смотреться.

Пару раз по пути меня едва на зажало между внезапно напрягшимися канатами. Похоже, мрон, пока носился по всей пещере, вынуждал колонну наклоняться и поворачиваться. От этого ее нутро постоянно напрягалось, сжималось, пульсировало, как живое. И это порядком осложняло мне жизнь, пока я не вывалился на более-менее свободный пятачок и не уткнулся носом в ровную каменную, слегка шершавую поверхность, от которой исходила прекрасно знакомая мне сила.