Читаем без скачивания Боги и Боты - Teronet

В Твери было всё ещё более запущено, чем в Москве. Грязный вокзал местами вонял мочой. Снег не убирали, люди расчищали собственноручно метровые сугробы. Дороги на магнитах не работали. Процветал колёсный транспорт на самых разных видах топлива, имели хождение живые деньги и натуральный обмен. Была ещё ночь, когда мы вышли из поезда.

Пока мы с Артуром пили чай в привокзальном ресторане с клетчатыми клеёнками на столах, Верховцев искал тёплую одежду для меня и мальчика, а также транспорт, который мог бы доставить нас до Интерната. Когда его только открывали, наша команда долетала сюда на самолёте, предоставленном правительством. Это был шикарный серебристый сверхзвуковой самолёт, очень похожий на стелс. Но это было тогда…

Теперь же предстояло найти машину, которая бы доставила нас туда из самой Твери по заснеженным просёлочным дорогам. В итоге бот нашёл внедорожник-фургон KIA полувековой давности на обычном дизельном топливе и оплатил водителю дорогу туда и обратно. Как рассказывал тот по дороге, сейчас эти раритеты были в большой цене. Их доставали из музеев, со старых складов, из автопарков коллекционеров. Я подумал, кутаясь в овечий тулуп, что вполне возможно, после катастрофы цена возрастёт ещё больше… почему-то вспомнился фильм «Грязный Гарри»… только тут скорее подходило название «Снежный Григорий». Я снова где-то подхватил простуду и чихал чуть ли не каждые пять минут.

Когда мы приехали, солнце ещё не встало. Поначалу нам долго не открывали двери из-за недоверия, потом, поняв, кто я, жутко заистерили, запричитали испуганными голосами, но всё равно не торопились открывать, видимо, собирая всё начальство, наводя порядок. Наконец, когда я уже начал замерзать, двери отворились — тяжёлые, массивные, как все двери в этих загонах. По идее они должны были защищать обитателей от мародёров в последние дни существования цивилизации. За дверьми нас ожидала целая толпа нянечек и воспитателей, с заспанными глазами, со всклокоченными волосами… В основном, хорошие люди, как мне показалось по лицам. Я зашёл внутрь с Артуром и со всей своей свитой ботов — Верховцев и трое охранников.

Проходя мимо склонённых в поклоне сотрудников, я старался найти знакомые черты, но никого не узнавал. И только, когда уже прошёл мимо, ОНА сама меня позвала:

— Прива.

Я обернулся и разглядел её, стоящую во втором ряду за спинами других. Сирену было совсем не узнать. Время никого из нас не пощадило. Но она, казалось, нарочно перестала следить за своей внешностью и была похожа на оборванку-монашку — собранные в пучок волосы неопределённого цвета, ненакрашенное лицо, взгляд полный чувства вины и страха, какая-то мешковина вместо платья…

— Привет, Сирена… — я постарался сказать это как можно мягче. — Так! Кто у вас тут главный?

Из-за спин вышел грузный мужчина с бакенбардами.

— Я, господин.

Мне понравилось это обращение.

— Это профессор Верховцев, — я показал рукой на бота. — Знакомьтесь. Ему нужно предоставить все документы, которые он затребует, и дать возможность проинспектировать любое помещение, посмотреть на детей.

— Но… магистр Вайнштейн уже…

Магистр?!

— Я знаю, что он уже. И если всё нормально — вам не о чем волноваться. Также помогите организовать профессору пресс-конференцию… И расположите где-нибудь моих людей… Приготовьте отдельную комнату для меня и мальчика. Завтрак на двоих тоже туда принесите.

— А вы… сами не хотите взглянуть на детей?

— Детей мне покажет она, — я указал пальцем на Сирену, и воспитатели зашептались.

— Но… она просто прачка…

— И что?

— Ничего… но… на ней клеймо, господин… это, если вам не известно, указывает на…

— Да известно мне всё лучше вас… Вы на себя посмотрите. Думаете, ваши гены лучше? У кого нет генетических проблем, пусть первый бросит в неё камень…

Они как-то все замялись, засмущались. Такое впечатление, что я в Средние Века попал. Вот прям один в один — католическая школа для беспризорников. Жирный директор, высохшие монашки-воспитательницы… И моя Сирена у них как Золушка. Они походу тут постоянно ею помыкают… Вон она как смотрит затравлено.

— Пойдём, покажешь мне всё тут. Можете нас не провожать! — и специально для Артура:

— Побудь тут, осмотрись. Это твоё будущее жильё.

Она вышла из толпы ко мне, я подал ей руку и мы прошли мимо всех вглубь помещения, где она открыла дверь и повела меня дальше. Всё как в моём сне. Только двери были совершенно обыкновенные, простые доски на петлях. Всё было сделано так, чтобы дети с раннего возраста привыкали жить в аналоговой среде, где всё можно починить своими руками. Я помнил это здание наизусть, так как сам 10 лет назад принимал тут первых рожениц.

Сирена шла впереди и показывала мне комнаты, где спали дети. Она тоже, как и все вокруг, говорила теперь на родном мне языке, а я скучал по её говору. Теперь я, наоборот, радовался тому, что первой её фразой было это прежнее «Прива»…

— Как давно ты здесь?

— Уже лет пять… шесть… Я перестала считать. Просто живу, работаю…

— Как Кристина?

— Она погибла, — девушка даже не всхлипнула, она сильно изменилась с тех пор. — Тогда только начались гонения на нас. Сначала выгнали из «Альфы», потом выселили из квартиры… Было очень трудно. Все друзья от нас отвернулись, особенно те, кто «погружался». На улице нельзя было спокойно пройти. Даже в обслуживании нам отказывали. Мы уже собирались эмигрировать в Индию, как Рикки, или на плавучие острова… но её болезнь отменила все планы…

Вот во что может превратиться политкорректное общество в одночасье, ожидая смерти, в поисках тех, на кого можно свалить всю вину за все эти грядущие несчастья.

— И как она погибла?

— У меня на руках. Нужно было делать срочную операцию, но нам сказали, что и так мало мест. Больницы почти все позакрывались из-за сокращения финансирование от государства. «Нормальным» людям приходится неделями ждать своей очереди, что уж о нас, «ненормальных» говорить.

Заставь дураков богу молиться…

— Нам так и сказали: «Выжить должны те, кто сможет дать здоровое потомство. Остальные нас не интересуют».

Вот она — эволюция созданного мною Мема!

Мы вышли в простиравшийся на несколько гектаров внутренний двор, где воспитанники учились выживать в условиях дикой природы. Светало. Дорожки были аккуратно расчищены от снега. От теплиц, различных построек для домашних животных шёл пар. В их направлении мимо нас прошли две заспанные девочки с вёдрами. Вдали виднелся участок леса, где, возможно, всё ещё обитали экзотические звери — плоды трудов учёных-генетиков. Ещё моё внимание привлекла сцена у дальней постройки, в которой несколько крупных парней что-то требовали от мелкого, запугивали его, толкали и всячески пытались унизить. Умом я понимал, что вот она идеальная картина будущего — сильные побеждают слабых, но почему-то вместо ощущения триумфа приходило знакомое всем интеллигентам чувство вины. Я так и не смог за всю свою жизнь понять — а есть ли она вообще в природе — чистая без примесей радость победы?

— В этом и моя вина есть…

— Нет. Твоей нет. Я долго думала об этом… — она явно замерзала в этой своей мешковине, но, казалось, не замечала дискомфорта, привыкла к нему. — У меня было много времени, чтобы всё осознать. Ты тогда правильно всё сказал в своём дриме, но ты лишь предсказал то, как будут развиваться события после катастрофы. Ни один человек на Земле не смог бы притянуть к нам эту комету или заставить людей добровольно убивать тех, кто и без того обречён. Если уж кто и виноват — то только сама комета.

Я усмехнулся.

— Не смейся. Я знаю, что говорю. Она пришла, чтобы показать нам, на что мы способны.

— И на что?

— На всё. Человек — это животное. Оно хочет жить, несмотря ни на что. И чем ближе смерть, тем больше он напоминает загнанного зверя. Ещё вчера он был воспитанным и чутким, презирал всякое быдло, пропускал дам вперёд и делал им комплименты… а теперь… теперь для него все эти манеры — как бесполезная и сковывающая одежда, как смокинг в боях без правил.

Вот так избалованная славой и роскошью глупенькая девочка со своим «Прива» стала за несколько лет лишений, унижений и физического труда серьёзной и мудрой женщиной.

— Пойдём ко мне… если ты этого хочешь…

Секунду я приходил в себя.

— Хочу.

Она снова взяла меня за руку и повела через бесконечные комнаты и лестницы куда-то вниз, в подвал, недалеко от грозной металлической двери бомбоубежища. Там была её коморка, дверь в которую она открывала каким-то ржавым ключом, долго не попадая в скважину.

Наконец, мы оказались внутри. Помещение было на редкость аскетичным — стул, комод, кровать, умывальник. Напоминало монашескую келью, но я уже ничему не удивлялся. Она одним движением рук скинула с себя свои лохмотья и нырнула под одеяло. Странное возбуждение охватило меня. Я хотел её теперь даже больше, чем тогда, в палате, под наблюдением телекамер, когда она была ещё самой красивой девушкой, которую я когда-либо видел.