Читаем без скачивания С крыла на крыло - Игорь Шелест

БИ-1-бис проявил себя в первом же "огневом" полете. Только оторвавшись от земли, Алексей почувствовал удушливый газ, кабина наполнилась желтоватыми парами азотной кислоты. Его спасли кислородная маска и открытая круглая форточка в фонаре против головы - он прильнул к ней лицом... Зажмурившись от едкой боли и обильных слез, Пахомов в буквальном смысле вслепую, а не по приборам, ощущая только давление ручки, набрал какую-то высоту и затем быстро слил обе жидкости. Постепенно пары "азотки" рассеялись. Подъем оказался достаточным, чтобы развернуться и спланировать на аэродром. Алексей сел в состоянии полного отравления.

 Он проболел несколько дней. Появившись опять в летной комнате, Алексей Константинович с улыбкой сказал:

 - Отдышался. Живуч человек!

 Оказалось, что на машине порвало резиновый уплотнительный сальник в насосе высокого давления. Кислота, испаряясь, пошла в кабину. Тогда еще химики не умели делать надежных кислотоустойчивых материалов, да и задача оказалась непростая. Поставят, например, какую-нибудь оську в кран - глядишь, а через несколько дней от нее ничего не осталось. Все поглотила кислота.

 Года два спустя Пахомовым были выполнены еще довольно сложные полеты. Он начал испытания ракетного самолета, подвешенного под фюзеляжем четырехмоторного бомбардировщика ПЕ-8. Это был оригинальный аппарат конструкции М. Р. Бисновата - тонкое стреловидное крыло, ракетный двигатель, старт с авиаматки. Тогда, в 1947 году, было задумано у нас применить метод сдвоенных самолетов для стартов ракетоплана в воздухе.

 Эстафету этих полетов принял от Пахомова Георгий Михайлович Шиянов. Таким образом, был апробирован метод испытаний аппаратов, стартующих с авиаматки. Эта работа имела целью исследовать верхние слои атмосферы и особенности аэродинамики больших скоростей.

 Прежде чем продолжить рассказ, я должен поведать читателю о своей тайной надежде. Взявшись за перо, я очень хотел вселить молодым людям, которые прочтут эту книгу, хоть толику авиационного энтузиазма, которым были так полны мои коллеги - летчики-испытатели. Понятно, я отдаю себе отчет, что в век атомной физики, электроники и многих других соблазнов это нелегко сделать.

 И еще. Догадываясь о дерзновенных планах юных проникнуть в космос, не тратя много времени, не связываясь ни с какими крыльями, считая их ныне не модными, я должен предупредить: путь в пятый океан, и в том числе к звездам, лежит через авиационный спортивный клуб.

 Самолет ЛА-7 с жидкостным ракетным ускорителем, созданный в конце войны, развивал скорость на сто километров больше, чем серийный истребитель. Однако сложность применения этой техники в авиации на первых порах была очевидна.

 Несмотря на большое количество удачных полетов, выполненных летчиками-испытателями Георгием Шияновым и Алексеем Давыдовым, главные проблемы все еще оставались нерешенными. Одна из них - подсасывание паров "азотки" в кабину, другая - возможность взрыва двигателя при замедленном запуске. Именно последнее и произошло в одном полете у Шиянова.

 Выполнив на ЛА-7 одну скоростную площадку, Георгий Михайлович выключил ракетный ускоритель и стал запускать его вновь. Ускоритель сразу не запустился. Тут Шиянову лучше бы прекратить запуск, но ему казалось - вот-вот пойдет!

 Между тем компоненты жидкостей, не воспламеняясь, скапливались в рабочей камере двигателя. Промедление длилось секунды. И вдруг Шиянова оглушил взрыв, раздавшийся в хвостовой части самолета.

 В мгновение огромная перегрузка вздыбила машину, поставив ее вертикально, и закрутила в тройной восходящей бочке. Казалось, хрустнули позвонки, а шея провалилась в туловище. Ручку управления вырвало из рук...

 Опомнившись от перегрузки, Шиянов, быстро расстегнув ремни, отбросил их с плеч и открыл фонарь. Машина находилась в левом крене и на крутом подъеме. Хорошо была видна земля, еще покрытая талым снегом. Он представил себя уже на парашюте: "Ну и приложусь я сейчас о мерзлую землю". Стало не по себе.

 Сумев поймать ручку, болтавшуюся по кабине, он попробовал управление. Машина очень вяло слушалась рулей. Что произошло там, на хвосте, ему было плохо видно, но пожар не возникал.

 Он убрал газ, постепенно уменьшая скорость, и стал медленно тянуть к Центральному аэродрому, откуда взлетал.

 Подходя к земле, Георгий Михайлович почувствовал, что рули высоты для посадки не эффективны. Машина нос не поднимает, несмотря на полное отклонение ручки на себя. Тут он вспомнил, что включение основного исправного двигателя создает стремление самолета поднять нос. Шиянов дал газ, и самолет действительно стал выходить из угла планирования. Оставалось уловить момент и включить двигатель так и настолько, чтобы лишь у самой поверхности полосы выровнять непослушную рулям машину, не дав ей отойти от земли.

 Ничего не скажешь - здесь Шиянову представился случай продемонстрировать свое высокое мастерство. Когда все три колеса машины готовы были коснуться земли, он выключил мотор.

 Не успел самолет остановиться, как к нему подбежали люди. Шиянов встал на сиденье и, взглянув на хвост, ужаснулся. Там, где находилась камера ракетного ускорителя, в фюзеляже зияла рваная брешь. Взрыв разрушил почти полностью рули высоты. Руля поворота не было совсем, от него осталась осевая труба, подвешенная на шарнирах к килю. Сверху на трубе уцелел небольшой клин аэродинамической компенсации - не более пятнадцати процентов от руля.

 Когда летчик привык к тишине, он услышал первый возглас:

 - Я не представлял, что мы делаем самолеты с таким запасом рулей. Тут ведь почти ничего не осталось... И все же сел!

 Это произнес известный аэродинамик ЦАГИ профессор Аполлинарий Константинович Мартынов.

 Ступая вниз по крылу, Шиянов поймал взгляды людей. Мелькнула мысль: "Смотрят, как на извлеченного из хирургической".

 Отстегивая парашют, обратил внимание на свои руки: они не слушались, нервно вздрагивали. "Теперь уже поздно, дорогие, все позади!" 

 В кабинете генерального конструктора А. С. Яковлева можно было видеть большую фотографию самолета среди облаков, легких как пух. Из кабины ЯКа, чуть наклонившего крыло, сквозь прозрачный фонарь светло улыбается Виктор Леонидович Расторгуев. Дорогие и такие знакомые черты друга.

 Выдающийся мастер воздушной акробатики, Виктор всегда любил и искал сложные испытания.

В начале войны Расторгуев впервые в стране испытал на штопор двухмоторный пикирующий бомбардировщик ПЕ-2, а в 1943 году вместе с Алексеем Гринчиком провел сложнейшие испытания истребителя ЛА-5 на перевернутый штопор.