Читаем без скачивания Дорога в Царьград - Александр Михайловский

   Почти сразу же после приземления подошел вахтенный офицер, который передал нам приглашение пройти в адмиральскую каюту. Командующий эскадрой контр-адмирал Ларионов сообщал нам, что пока наш вертолет дозаправляется топливом для дальнего перелета, можно выпить чаю в его обществе, и обговорить кое-какие насущные вопросы. Казакам предложили пообщаться с морпехами, а остальные пошли вслед за вахтенным офицером. Пройдя через бесконечные лабиринты переходов авианосца, мы вошли в ярко освещенное помещение, где нас уже ждал контр-адмирал.

     - Александр Александрович, я рад снова видеть вас, - с широкой улыбкой сказал командующий эскадрой наследнику Российского Престола. От такой фамильярности у герцога Лейхтенбергского глаза полезли на лоб. Ну, а цесаревич, как ни в чем не бывало, так же широко улыбнувшись, ответил на приветствие адмирала. - Виктор Сергеевич, я не менее вас рад снова быть вашим гостем! - Затем наследник повернулся к своим спутникам. - Господа, разрешите вам представить, контр-адмирал Российского флота, Виктор Сергеевич Ларионов, победитель турок, освободитель Константинополя!

   Адмирал слегка поморщился от такого славословия в свой адрес. Когда ему представили герцога Лейхтенбергского, он с жалостью посмотрел на юношу. Я понял адмирала. В нашем времени Сергей Максимилианович Лейхтенбергский, сын великой княгини Марии Николаевны, сестры императора Александра II, и герцога Максимилиана Лейхтенбергского, внук императора Николая I и правнук Жозефины Богарнэ, был убит в бою 12 октября 1877 года. Турецкая пуля, попавшая ему в голову, уложила наповал 27-летнего генерал-майора. Все произошло в нескольких метрах от цесаревича, который в то время командовал Рущукским отрядом. Но теперь история развивалась по-другому сценарию, и Сергей Лейхтенбергский, скорее всего, должен остаться в живых, и оставить свой след в истории.

   За чаем контр-адмирал Ларионов вкратце рассказал нашим гостям из Российской империи о предстоящем путешествии. - На вертолете вы долетите до острова Лемнос, где в гавани Мудроса вас уже ждет ракетный крейсер "Москва". Тотчас после вашего прибытия крейсер снимется с якоря и отправится в Пирей. Визит будет неофициальный. Цесаревич встречается со своей кузиной - чисто семейное мероприятие. А вот вам, Александр Васильевич, - адмирал повернулся ко мне, - предстоит провести негласные переговоры с греческим королем и с премьер-министром. Не обессудьте, вы у нас здесь служите кем-то вроде канцлера. Цель переговоров - склонить греков к военному и экономическому союзу с Югороссией. Можно пообещать им кое-какие территории ныне уже покойной Османской империи, например Крит, где население давно уже стремится воссоединиться с материковой Грецией. Впрочем, скажите им, что все будет зависеть от степени их лояльности к Югороссии.

   А еще, Александр Васильевич, я попрошу вас встретиться с дипломатами некоторых европейских стран, чтобы обозначить нашу позицию. Думаю, что пришла пора организовывать свою государственность. Впрочем, эту тему мы еще с вами обсудим.

   В дверь постучали. Вошедший вахтенный офицер доложил, - товарищ контр-адмирал, вертолет готов. Можно вылетать.

   Попрощавшись с адмиралом, мы снова отправились с нашим сопровождающим. Выйдя на палубу, мы увидели, что наши казаки стоят у вертолета, по-хозяйски его осматривая. Увидев цесаревича, оба вытянулись во фрунт. Стоящие рядом морпехи отдали честь. Шила в мешке не утаишь, и уже все на корабле знали, что за "полковник Александров" прилетает к нам уже второй раз. Мы подошли к машине, и, попрощавшись с майором Османовым и султаном, забрались в салон. Заревели двигатели, завертелись винты, и вертолет взмыл в воздух.

   Мы долго летели над Черным морем, потом впереди показался турецкий берег. Когда мы пролетали над Константинополем, я жестом указал цесаревичу на иллюминатор. Он долго с любопытством рассматривал проплывающий внизу город, корабли, стоявшие на его рейде. Потом летели над Мраморным морем. Вот позади остался пустынный остров Мармарис, где герои Василия Звягинцева построили свой Царьград. Ярко-голубые воды вскоре закончились, и мы увидели укрепления Дарданелл. Я снова привлек внимание цесаревича. Он приник к стеклу. Под нами лежали разгромленные огнем корабельной артиллерии форты и береговые батареи. Досталось им изрядно. Позиции турок были перепаханы так, что, казалось, ничто живое на них не должно было уцелеть. В общем-то, так оно и было.

   Цесаревич с изумлением смотрел на вывороченные из земли каменные глыбы, развороченные кирпичные брустверы, отброшенные взрывами стволы огромных орудий. Потом он с уважением посмотрел на меня, и снова поднял вверх большой палец.

   Еще немного, и впереди появился остров Лемнос. В бухте Мудроса стоял на якоре ракетный крейсер "Москва". На его вертолетную площадку и опустилась наша машина.

   - Ну вот, господа, мы и прибыли, - обратился я к цесаревичу и его спутникам. - Дальше наш путь будет по морю. Добро пожаловать на борт ракетного крейсера "Москва", флагмана Черноморского флота России в нашем времени.

   "Московские ведомости": "Чудо на Босфоре! Корабли под андреевским флагом разбили турок и захватили Константинополь!"

   "Северный вестник" Санкт-Петербург: "Великая победа над Турцией! Стамбул наш, султан Абдул-Гамид II взят в плен!"

   - Для меня этот день был одним из самых счастливых в жизни. Прошлого года, в июне месяце, я написал в своем дневнике, что Константинополь "рано ли, поздно ли, должен быть наш". Тогда было горячее и славное время: подымалась духом и сердцем вся Россия, и народ шел "добровольно" послужить Христу и православию против неверных, за наших братьев по вере и крови славян. Я хоть и назвал тогдашнюю статью мою "утопическим пониманием истории", - но сам я твердо верил в свои слова и не считал их утопией, да и теперь готов подтвердить их буквально. Вот что я написал тогда о Константинополе:

   "Да, Золотой Рог и Константинополь - все это будет наше... И, во-первых, это случится само собою, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время уже близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы. Если не случилось этого раньше, то именно потому, что не созрело еще время".

   И вот, свершилось! Время созрело! Столица древней Византии захвачена доблестными моряками, которые под флагом с крестом Апостола Андрея Первозванного совершили чудо - сокрушили супостата и вошли в древний Царьград.

   Что будет дальше? Наследовать Константинополь одним грекам теперь уже совсем невозможно: нельзя отдать им такую важную точку земного шара, слишком уж было бы им не по мерке. Царьград будет наш, - вот что хочется мне именно теперь опять подтвердить, но уже с некоторой новой точки зрения.

   Да, он должен быть наш не с одной точки зрения знаменитого порта, пролива, "средоточия вселенной", "пупа земли", не с точки зрения давно сознанной необходимости такому огромному великану как Россия выйти наконец из запертой своей комнаты, в которой он уже дорос до потолка, на простор, дохнуть вольным воздухом морей и океанов. Я хочу поставить на вид лишь одно соображение, тоже самой первой важности, по которому Константинополь не может миновать России. Это соображение я потому преимущественно перед другими выставляю на вид, что, как мне кажется, такой точки зрения никто теперь не берет в расчет или, по крайней мере, давно позабыли брать в расчет, а она-то, пожалуй что, и из самых важных.

   А как же, скажите вы, война, ведь она несет горе и смерть? Некоторые мудрецы наши проповедуют о человеколюбии, о гуманности, они скорбят о пролитой крови, о том, что мы еще больше озвереем и осквернимся в войне и тем еще более отдалимся от внутреннего преуспеяния, от верной дороги, от науки.

   Да, война, конечно, есть несчастье, но много тут и ошибки, в рассуждениях этих, а главное - довольно уж нам этих буржуазных нравоучений! Подвиг самопожертвования кровью своею за все то, что мы почитаем святым, конечно, нравственнее всего буржуазного катехизиса. Подъем духа нации ради великодушной идеи - есть толчок вперед, а не озверение.

   Конечно, мы можем ошибаться в том, что считаем великодушной идеей; но если то, что мы почитаем святынею, - позорно и порочно, то мы не избегнем кары от самой природы: позорное и порочное несет само в себе смерть и, рано ли, поздно ли, само собою казнит себя. Война, например, из-за приобретения богатств, из-за потребности ненасытной биржи, хотя в основе своей и выходит из того же общего всем народам закона развития своей национальной личности, но бывает тот предел, который в этом развитии переходить нельзя и за которым всякое приобретение, всякое развитие значит уже излишек, несет в себе болезнь, а за ней и смерть. Так, Англия, если б стала в теперешней восточной борьбе за Турцию, забыв уже окончательно, из-за торговых выгод своих, стоны измученного человечества, - без сомнения, подняла бы сама на себя меч, который, рано ли, поздно ли, а опустился бы ей самой на голову.