Читаем без скачивания Морской князь - Евгений Таганов

На рассвете в шатер робко заглянул Афобий. Дарник тотчас открыл глаза, будто и не спал.

– Сидит эта, там, – неуверенно, стоит ли это докладывать князю, сообщил оруженосец.

Рыбья Кровь надел портки и рубаху и вышел из шатра. В пяти саженях от входа, на земле, скрестив ноги, неподвижно сидела Калчу и смотрела на восходящее солнце. Князь присел рядом с ней на корточки.

– Почему не спишь?

Она словно и не слышала. Он повторил свой вопрос.

– Может быть, сегодня убьют мою дочь.

– Ну мы идем, идем, ты разве не видишь?

– Надо взять камнеметные машины, запасных лошадей и ехать в два раза быстрей.

Дарник уже и сам думал о том же.

– Одних камнеметов мало. Мне нужны и воины, которые пойдут на приступ.

– У тебя будет пятнадцать тысяч наших воинов, – сказала она, поднимаясь с земли, – тебе надо только сделать пролом в стене.

«Вот она, ее маленькая просьба на следующий день, которую я с готовностью выполню», – подумал он.

– Десять дней пути за два дня все равно не пройдешь.

– Их можно пройти за пять дней, и пять детей останутся живы.

Вера Калчу в то, что он примчится и тут же возьмет неприступный город, просто поражала. Каково же будет разочарование их орды, если у него это не получится, и какие могут от этого быть последствия – об этом лучше было не думать.

– Даже лучшие мои воины такой скачки не выдержат.

– Отбери тех, кто выдержит, а мы отберем тех коней, которые выдержат, – это было даже не требование, а откровенное обвинение в его воеводской непригодности.

– На две тысячи воинов отберете?

– Отберем на тысячу. Больше тысячи ты таких воинов все равно не найдешь, – был ее ответ.

Калчу как в воду глядела – Дарнику удалось набрать в передовой полк ровно тысячу конников, правда, на тридцати колесницах с камнеметами и двадцати двуколках с припасами было еще больше ста человек.

Среди воевод и архонтов решение князя о выделении передового конного отряда вызвало целую бурю возражений.

– Наше войско и так невелико, дробить же его еще больше – хуже не придумаешь! – кликушествовал Буним.

– Они дойдут такими измученными, что от них все равно не будет никакого толку! – говорил Макариос.

– Князю лучше оставаться с главным войском, а малый отряд пусть ведет кто-то другой, – высказал осмотрительное суждение Гладила.

– Ну да, оставишь ты князя с главным войском, – только усмехнулся Корней. – Хорошо бы у кутигур заложников побольше взять, так, на всякий случай.

Затем говорили главные архонты.

– Князю не стоит соглашаться идти через пустыню, пусть идет вдоль реки и вдоль моря. Если кто будет отставать, мы подберем, – дал добрый совет Амырчак.

– Делать так – это чистое безумие. Но именно поэтому это мне и нравится. Князь, если ты откажешься брать меня с собой, ты нанесешь мне самую большую обиду, – попросил Леонидас, и это решило дело.

Амырчак тоже не прочь был отправиться с передовым полком, но тогда весь их поход подвергся бы слишком большому риску, поэтому на него, а также на Макариоса и Гладилу возложили командование над главным войском. Неожиданностью для Дарника оказалось желание отправиться с передовым полком Бунима. Князь даже, отведя толмача-помощника в сторону, попытался его от этого отговорить:

– В Хемоде нас может ждать большая ловушка. Если останутся в живых десять человек из ста, то это будет очень хорошо.

– Самуил сказал, что самое безопасное место в этом походе за твоей спиной, так что я знаю, что делаю, – улыбаясь, словно маленькому ребенку, произнес Буним.

– Твой зад просто не выдержит такой скачки.

– Ничего, ты привяжешь меня в сети между двумя лошадьми, и я прекрасно доеду, – был непреклонен в своем решении отважный иудей.

Сборы передового отряда заняли добрых полдня. Пятьдесят прибывших кутигурских коноводов придирчиво осматривали всех – и своих, и дарникских лошадей: подковы, лошадиные спины, седла, наличие каких-либо ран – при малейшем сомнении лошади тут же возвращались в стан.

Дарникские полусотские во главе с Ратаем не менее тщательно готовили повозки и снаряжение каждого воина: палаток не брали, кроме камнеметов, старательно уложили железные части для восьми пращниц, много всяких веревок, цепей, сетей, землекопных инструментов, два десятка бочек, конные доспехи только для князя и знаменосца, больших щитов не больше полусотни, луки и арбалеты самые лучшие, про пращи и пращи-ложки тоже не забыли, из второго ударного оружия брали лишь кистени и клевцы, продовольствия всего на неделю.

Дарник ожидал, что Калчу начнет возражать против дополнительных заложников, но нет, легко согласилась: триста так триста. Однако воспротивились Гладила с Макариосом: слишком много, не устережем. Поэтому ограничились двумястами.

С набором воинов вышло не слишком гладко. Многие, на кого рассчитывал Дарник, предпочли остаться с главным войском, а другие сами просились в его отряд. Стратиоты и гребенцы осторожничали, Леонидасу едва удалось набрать две сотни ромеев, столько же хазар собрал и Буним, зато луры рвались к князю всеми пятью сотнями, бортичи и бродники тоже полными землячествами, старички-тервиги и те не хотели отставать.

Наконец, когда полуденное солнце чуть смягчило свой жар, передовой отряд выступил в путь: легкой рысью следом за Рыбным знаменем поскакала сотня дозорных Корнея, за ней в два ряда двуколки. За каждыми десятью повозками двигались сотня-две всадников: стратиоты мирарха, три сотни Калчу, хазары Бунима, бортичи, бродники, тервиги. Замыкали походную колонну три сотни луров.

7

Этот свой набег-бросок Рыбья Кровь запомнил на всю жизнь. Десятидневный путь был пройден за шесть суток. Большую часть пути шли ночью по холодку. После каждых двух-трех часов быстрого движения делали часовые привалы, воины просто валились на землю и засыпали, но сильно будить никого не приходилось: легкое прикосновение – и воин сразу же поднимался и в полудреме садился в седло. Часто спешивались и час-другой шли рядом с конями, чтобы и им отдохнуть, и себя размять. Долгий отдых бывал только в полуденную жару, тогда спали по три-четыре часа, укрыв головы от солнца шалашиком из щита и плаща. Костров тоже не жгли – зачем тратить драгоценное время отдыха? Перекусывали прямо на ходу сухарями и согретым под седлом вяленым мясом или рыбой.

Единственное послабление было сделано, когда совершенно случайно выяснилось, что кутигуры и луры, а также многие хазары и даже ромеи не умеют плавать, и это притом, что предстоит штурмовать город посреди реки.

– Немедленно всех в воду!!! – сердито приказал Дарник, и в долгий дневной перерыв словене и бродники со смехом загоняли всех непловцов в воду – сначала в реку, а когда пошли берегом моря, то и в море. И к шестому дню почти все степняки и горцы могли проплывать по полстрелищу, а некоторые, к своему полному восторгу, так и целое стрелище.

Сначала старались идти каждый в своей сотне и спать укладывались тоже отдельными отрядами, но уже на второй день этот порядок нарушился и никого не удивляло, если кто в полудреме заехал в чужие ряды или спать повалился совсем в другой сотне. Леонидас возмущался этим, князь же скорее одобрял – ему нравилось это незаметное превращение разноплеменных парней в единое воинство.

Одни лишь воеводы с архонтами вели строгий и ревнивый учет тех, кто не выдерживал и отставал он общей колонны, дабы прийти в себя и дождаться главного войска. Возникло целое негласное соревнование, чьи воины самые выносливые. Но тут ни у кого явного преимущества не оказалось, отставали, выбившись из сил, даже кутигуры с лурами. Зато, как ни странно, хорошо держались ромеи, старички-тервиги и хазарские толмачи-иудеи.

А еще это непрерывное круглосуточное движение врезалось князю в память любовными событиями. На второй день он заметил, как в крытой повозке, выделенной Калчу, тысячская занимается любовными утехами с молодым кутигуром. И не смог чуть позже сдержать своего праздного любопытства:

– Интересно, кто из вас кого соблазнил: ты – его или он – тебя?

– Он – меня, – улыбаясь, ответила Калчу.

– А может, все-таки ты – его?

– Если молодые девушки влюбляются в старых вождей, то почему молодым парням не влюбляться в женщину, которая тоже повелевает многими воинами. Пройдет время, и все друзья с завистью будут слушать его рассказы, как он занимался со мной любовными играми, – она немного помолчала, потом выставила ему на обозрение свою обезображенную руку. – Если ты про это, то разве не знаешь, что женщины-калеки в любви гораздо лучше женщин-красавиц?

В тот же день Дарник с возмущением обнаружил в своем отряде Евлу. Переместив свою шестимесячную Ипатию со спины на грудь и укрывши голову хазарской меховой шапкой, ромейка стала похожа на малорослого коренастого кутигура с тонкой шеей и плоской спиной.