Читаем без скачивания В огонь и в воду - Амеде Ашар

Удивленный и взволнованный, Гуго оглянулся вокруг. Тут перед ним появилась графиня де Суассон. Руки ее были полуобнажены, волосы раскинуты буклями по плечам, шея тоже обнажена. Божество вступало в свой храм.

— Поблагодарите ли вы меня за то, что я сдержала слово? — спросила она, подняв на Гуго блестящие глаза.

— Я уж благодарю вас, графиня, и за то, что вы явились мне в этом очаровательном уединении, — ответил Монтестрюк, преклонив колено.

— Ну! — продолжала она, нагнувшись к нему. — Король сделал выбор: он назначил графа де Колиньи… Вы получили то, чего желали больше всего; но остается еще другое…

Олимпия пошатнулась, будто ослабев от овладевшего ею волнения. Гуго привстал и обхватил ее руками, чтобы поддержать.

— Чем я могу доказать вам свою благодарность? — воскликнул он.

— Полюбите меня! — вздохнула она.

Тонкий стан ее согнулся как тростник, все помутилось в глазах у Гуго; он видел одну лучезарную улыбку Олимпии; вызванный им было образ Орфизы проскользнул и исчез, и, вспомнив ее слова, он прошептал между двумя поцелуями:

— Per fas et nefas!

Слабый свет падал на розовые шелковые обои, когда Олимпия сказала, улыбаясь, что пора расстаться. Гуго не хотелось еще уходить.

— Солнце нас выдаст, погубит нас, — сказала она.

— Когда же я опять вас увижу? — спросил он.

— Видите тот бант из жемчуга, который был на мне вчера вечером, а теперь лежит вон там, на полу? Вы его уронили, вы же его и поднимите и подайте мне. Он будет знаком нашего союза. Посмотрите на него хорошенько и когда опять увидите, то вспомните Олимпию и павильон.

Пока еще не совсем рассвело, Брискетта осторожно провела Гуго через темную переднюю и безмолвный сад. Шаги их едва слышались на мягком песке дорожек, когда они медленно прокрадывались к скрытой в стене калитке.

— Ах, Брискетта! Милая Брискетта! — вздохнул Гуго.

— Да! Да! Ваши губы произносят мое имя, изменник, а сердце шепчет другое!

— Если я опять с ней не увижусь, я буду несчастнейшим из людей!.. Это не простая смертная, Брискетта, это — волшебница…

— Да, это фаворитка, знаю… но, — продолжала она с лукавой улыбкой, — успокойтесь, вы опять ее увидите.

— Отчего ты не говоришь мне больше «ты», Брискетта?

— Всему свое время: теперь на вас как будто отражается королевское величие. Но все вернется, граф.

Они дошли до таинственной калитки. На улице ожидала карета, ни одного прохожего не было видно. Брискетта остановилась на пороге и, поклонившись графу де Монтестрюку, сказала вполголоса:

— Ее сиятельство госпожа обергофмейстерина желает видеть вашу милость сегодня у себя на большом выходе.

— Я буду счастлив исполнить желание графини, — ответил Гуго тем же тоном и бросился в карету.

Через час он вошел к графу де Колиньи, который только встал с постели, и, поклонившись ему с глубочайшим почтением, сказал:

— Позвольте мне, граф, поздравить первым главнокомандующего армией, посылаемой его величеством королем французским на помощь его величеству императору германскому.

— Что ты говоришь? — вскричал Колиньи. — Откуда ты это знаешь? Кто тебе сказал?

— Такая особа, которая должна знать обо всем раньше всех…

— Маркиза де Лавальер?

— Э, нет!

— Значит, графиня де Суассон?

— Она самая.

— Обними меня, друг Гуго!.. Да! Ты платишь сторицей за услугу, которую я оказал тебе!

— Так всегда поступаем мы, Монтестрюки, по примеру, поданному нам блаженной памяти королем Генрихом Четвертым. — Он вздохнул и добавил печально: — Только мне было очень трудно добиться этого блестящего результата.

— Как это?

— Увы! Измена!.. Мне пришлось выбирать между любимым другом и обожаемой неблагодарной… Я обманул ее, чтобы услужить ему!

— Ну! — сказал Колиньи, улыбаясь. — Если бы ты бросился на какую-нибудь актрису или гризетку, шуршащую юбками на Королевской площади, то на тебя могли бы еще сердиться… Но ты метил высоко, и за успех тебя, поверь мне, помилуют.

Сказав это, он сел к столу, придвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо в чернила и твердой рукой быстро написал следующее письмо:

«Графиня!

Дворянин, имевший когда-то честь быть вам представленным, назначен главнокомандующим армией, посылаемой королем на помощь своему брату, императору германскому, которому грозит нашествие турок на его владения.

Он постарается устроить так, чтобы граф де Шаржполь, сын ваш, отправился с ним, разделяя опасности и славу этой далекой экспедиции. Будьте уверены, графиня, что он предоставит вашему сыну возможность придать новый блеск славному имени, унаследованному им от предков. Для меня это лучшее средство отблагодарить его за преданность мне и доказать мое уважение к носимому им имени.

Куда бы я ни пошел, он пойдет со мной. От вас, графиня, он научился быть хорошим дворянином; от меня научится быть хорошим солдатом. Остальное — в руках Божьих.

Позвольте мне уверить вас в глубочайшем уважении и неизгладимом воспоминании и позвольте надеяться, что в молитвах ваших к Богу вы присоединяете иногда к имени вашего сына еще имя Жана де Колиньи».

Затем он обратился к Гуго со слезами на глазах:

— Я написал вашей уважаемой матушке; прочтите.

— Так вы ее знали? — спросил Гуго, поцеловав место, где написано было имя графини.

— Да… и всегда сожалел, что судьба не позволила ей называться Луизой де Колиньи.

Он раскрыл объятия, Гуго бросился к нему, и они долго прижимали друг друга к груди. Потом, вернув своему взволнованному лицу выражение мужественной твердости, Колиньи позвонил и, запечатав письмо, приказал вошедшему лакею:

— Вели сейчас же кому-нибудь сесть верхом и отвезти это письмо графине де Шаржполь в замок Тестеру, между Лектуром и Ошем, в Арманьяке… Ступай!

Лакей вышел; овладев собой, граф де Колиньи надел перевязь со шпагой и громким голосом сказал Гуго:

— Теперь графиня де Монтестрюк извещена о нашем походе, и нам остается обоим, тебе и мне, думать только об исполнении нашего долга… И если нам суждено умереть, то умрем же со шпагой наголо, лицом к врагу и с твердым духом, как следует христианам, бьющимся с неверными!

Слух о назначении графа де Колиньи распространился с быстротой молнии. Когда Гуго появился в Лувре, там только и было речи, что об этой новости. Сторонники герцога де ла Фельяда злились ужасно. Все спрашивали себя, благодаря какому волшебному влиянию одержана такая блистательная победа? Расспрашивали Монтестрюка, зная о его связях со счастливым избранником, но он притворился тоже удивленным.