Читаем без скачивания Убьем в себе Додолу - Николай Романецкий

Задача упрощалась еще и тем, что приступ был какой-то не такой, слабый, словно вместо того, чтобы влепить чародею Светозару Смороде зубодробительную затрещину крепко сжатым кулачищем, боги лишь слегка коснулись его мизинчиком. Другие-то колдуны по двое суток валялись без сознания, да и потом еще седмицу ноги от слабости подгибались. А тут — упал, полежал пару минут да и встал как ни в чем ни бывало!

И вот к этому чуду, весьма смахивающему на подарок судьбы, стоит приглядеться повнимательнее. Что в нем проявилось — безграничная сила организма чародея Смороды или неведомое воздействие на этот организм со стороны чародеевой гостьи? Призадумаешься…

И чем больше Свет об этом призадумывался, тем яснее ему становилось: разгадка тайны «матери Веры» для него не менее важна, чем обнаружение убийцы академика Барсука. Да, второе может быстро возвести его на вершину Колдовской Дружины, но случившееся сегодня долго задержаться на этой вершине не позволит. А если и не дождешься второго приступа, доживешь до самой смерти в волшебниках, так что это за жизнь — каждый день просыпаться и задавать себе вопрос: не сегодня ли произойдет неотвратимое?!

Нет, хоть и стоило бы ныне отдохнуть от волшебных манипуляций, а не придется. Отдохнем завтра, если позволит официальное начало Паломной седмицы.

И достав из шкафа свой баул, он отправился в гостевую.

Вера как будто бы ждала его. Во всяком случае, когда он вошел, она не валялась с книжкой на кушетке и не сидела у окна, пялясь на кудрявящийся барашками Волхов, а стояла посреди гостевой, всем телом потянувшись к двери. Словно былинка к вышедшему из-за туч солнышку…

— Полагаю, нам следует снова заняться вашим лечением, — сказал Свет.

Ему показалось, что былинка слегка поникла, съежилась, согнулась.

— Хорошо, — сказала она. — Но меня сегодня больше беспокоит ваше здоровье, чем свое собственное. Часто с вами такое бывает?

Свет поморщился:

— Бывает иногда. К сожалению, мы, волшебники, вынуждены расплачиваться перед богами за свой Талант. А последние дни у меня были достаточно напряженными…

Вера посмотрела на его баул, понимающе покивала:

— А может, вместо моего лечения займемся вашим? У меня сложилось впечатление, что я каким-то образом способна воздействовать на вас. А если воспользоваться вашим Кокошником?

У меня тоже сложилось такое впечатление, подумал Свет. Но я бы об этом вам ввек не сказал… И уж в любом случае экспериментировать не стану.

Он покачал головой:

— Вижу, вам не дают покоя лавры колдуньи! Не забывайте, это я должен вас лечить, а не вы меня. К тому же, такие вещи, как сегодня, происходят со мной достаточно часто.

Вера смотрела на него с явным недоверием, но недоверие это выразилось лишь во взгляде.

— Как вам будет угодно, чародей, — сказала она. — Я готова.

Свет полез в баул за Серебряным Кокошником.

Все повторилось.

Опять свалились на Света те же видения. Вновь гналась за ним толпа насильников. Вновь валили его навзничь на жесткую землю, драли на нем юбку. И терзали, терзали, терзали, терзали…

Правда, о том, что переживаемое происходило с ним уже во второй раз, Свет вспомнил, лишь когда, благодаря безотказно работающему инстинкту самосохранения, опять сумел вырваться из кошмара… не то чужих воспоминаний, не то извращенных грез…

И опять осталось неясным, кто же попал к нему в дом.

Однако теперь, после случившегося за утренней трапезой, Свет уже не мог разойтись с судьбой вничью. Теперь паломница по имени Вера стала не только государственным делом Словении и ее Колдовской Дружины, но и личным интересом чародея Светозара Смороды.

Сидя перед распростертым на кушетке расслабленным девичьим телом, Свет погрузился в размышления. Размышления эти оказались долгими, но не бесплодными. Он понимал, что с Верой ему необходимо определиться в ближайшие дни. Паломная седмица давала ему некоторый резерв времени. Но затем, когда она, с ее гигантскими богослужениями и празднествами, все-таки завершится, и Кудесник, и министерство безопасности тут же вспомнят о тех чаяньях, которые они связывают с лежащей перед ним девушкой. А потому все более и более необходимыми ему начинали представляться активные меры.

И право слово, Репня Бондарь, при всей его одержимости бабским телом, предложил прекрасный способ. Впрочем, подобный способ и мог предложить лишь такой бабник, как Репня. Самому Свету, к примеру, это бы сто лет в голову не пришло.

Свет попытался проанализировать, что же случилось с ним в тот вечер, в пятницу. С какой стати в нем тогда родилось столь активное неприятие Репниных ухаживаний, что дело завершилось таким нечастым явлением как открытие нового заклинания?

Он сел в кресло, расслабился и, как вчера утром, попытался вновь пережить минувшее. Странно, но сегодня оживающая в памяти картина не вызывала у него ни малейшего неприятия. Во всяком случае, если бы сейчас Репня прижал эту девицу к матрасу, он, Свет, и перстом бы не шевельнул, чтобы помешать их любовным игрищам.

Так что же случилось позавчера?

Неужели все дело в его ментальной усталости и предболезненном состоянии психики?.. А что, вполне может быть!.. Точно, ведь он тогда представил себе, каково бы ему было, если бы это его начал тискать Репня, и это «каково» показалось ему не только достаточно неприятным, но и откровенно омерзительным.

Да уж, будем правдивы хотя бы перед собой! В нормальном состоянии психики ни одному волшебнику подобная мысль бы и в голову не пришла. Но тогда вполне возможно, что и ночная ментальная атака на чародея Смороду была плодом его собственного болезненного воображения… А что, думается, такое вполне возможно. И даже более того… Если Вера хоть на каплю волшебница, его ночные кошмары вполне могли отразиться и на ее снах. Гостевая-то рядом с его спальней. Вот вам, сударыня, и молнии без грома и дождя! Не зря волшебники не спят близко друг от друга…

Свет снова посмотрел на Веру. Она лежала перед ним, открытая и беззащитная, — шуйца на персях, десница под головой, и было в ее позе нечто такое, что в Свете вдруг проснулась жалость.

Он встал, снял с головы паломницы Серебряный Кокошник. Она тут же прерывисто вздохнула, шевельнулась, открыла глаза. И улыбнулась ему.

— Вспомнили что-нибудь? — Свет не выдержал ее улыбки, поморщился. И тут же понял, что хотел улыбнуться в ответ, но лицевые мышцы произвели более привычные действия.

Она снова закрыла глаза, нахмурилась. Руки ее нашли друг друга, с хрустом стиснули персты. Глаза открылись.

— И все-то вы морщитесь! — Теперь она улыбнулась виновато. — Ничего не вспомнила! Память словно ватой укутали.