Читаем без скачивания Пасынок судьбы - Сергей Кусков

На меня ведь смотрят не только детки платников, плевал я на них из рубки линкора — титуляры тоже пялятся во все глаза. В том числе те, которых привела Николь, которые согласились помочь. Все прекрасно понимают, что мне нельзя реагировать, нельзя отвечать, но все равно потеряют уважение. Я перестану быть лидером, заводилой, перестану играть роль, которую на себя взял, а это значит, вновь, как и раньше, останусь в одиночестве.

Что это я все о практической стороне? Знаете, как обидно просто стоять и видеть лица знакомых людей, кривящиеся в презрительной усмешке? Особенно девчонок! В социуме, любом, обязательно есть люди, играющие типовые роли: лидер, клоун и т. п. И есть неудачник, мальчик для битья. Тот, которого никто не уважает и не воспринимает всерьез. Я был «блаженным», агрессивным парнем не от мира сего, со мной не связывались, но считались, теперь же перейду в касту «неприкасаемых», неудачников, кто даже уважения не достоин. Рука Толстого, однозначно. Умная скотина!

— Смотри куда прешь, урод! — прошипел я, и медленно побрел дальше.

Да, меня сделали моим же оружием. Да, я скатился до уровня мальчика для битья, презрительные усмешки и улюлюканья вслед уже раздались за спиной, и это только начало. Пусть так. Толстый не учел один единственный момент.

Я. Никогда. Не сдаюсь.

Внутри меня кипел адреналин, мечтая, моля о жажде деятельности. Но сейчас нужно спокойствие, каменное спокойствие! Я должен уйти, и уйти с позором. Они должны поверить, что я лох и неудачник, что смирился, хотя бы в данный момент. И только тогда можно будет нанести ответный удар.

Что хуже осознавать, что тебя избил мастер спорта, черный пояс, или ботаник-рохля, которого все чморят? Правильно, ботаник. Если тебя по лицу двинет мастер, ты не кинешься в ответ с кулаками — достойному противнику не стыдно проиграть. А если это сделает школьное ЧМО? О, тогда ты бросишься мстить, наказывать, давать сдачи! Зарвавшееся дерьмо надо ставить на место, иначе сам превратишься в дерьмо! Это ловушка, в которую загнал себя Толстый, устраивая ловушку мне.

Я медленно-медленно сгрузил тарелки на ленту, хотя сердце внутри колотилось в бешенном ритме, медленно пошел назад, к раздаче. Тетеньки в белых кепочках оглядели меня и мой пиджак, и сокрушенно покачали головами.

— Можно еще? Я… Не наелся. Не получилось… — и как бы извиняясь, пожал плечами.

Не говоря ни слова, мне и супа налили, и второго наложили. Суп я выбрал самый горячий, второе — самое маркое, где побольше соуса. Не жалеючи полил все это дело майонезом и кетчупом. Хорошо! И молочный кисель на закуску — гулять так гулять.

Вновь, еле переставляя ноги, поплелся назад. Вроде как мне не дали поесть и теперь буду наверстывать. Унизившая меня гнида села почти на месте стычки, чуть-чуть дальше, в окружении все тех же девчонок. Села плохо, не с краю от прохода, придется прыгать. Но ничего, не далеко, получится.

Когда я приблизился, разговоры вокруг вновь стихли, все интуитивно ожидали от меня какой-нибудь выходки. Правильно ждали, я не стал никого разочаровывать: картинно споткнулся, и пролетев метра полтора, упал, влетев мордой прямо в столешницу того стола, где сидел мой обидчик.

Ударился я чувствительно, грязно выругался, и только после этого поднялся.

Тип сидел с отвиснутой челюстью, мокрый, грязный, со свисающей с уха макарониной, весь перепачканный красно-белой жирной смесью. Один-один.

Девушки моментально отодвинулись от него, вскочили, бросая на меня и на него испуганные взгляды. Столовая затихла. Вся столовая, до последнего дальнего столика. Вот и отлично, аудитория собрана — теперь посмотрим, кто кого переиграл.

— Извини, я сегодня такой неуклюжий… — я нахально улыбнулся.

Описывать дальнейшее в деталях нет смысла. Пока он офигевал, я успел сгруппироваться — теперь самое сложное. САМОЕ — САМОЕ сложное! Не дать рефлексам победить.

В меня вбивали это с детства, с самой первой тренировки: инстинктам надо доверять, давать им волю. Если в тебя летит кулак — уворачиваться, или хотя бы ставить блок. Тело за годы привыкло к такой философии, и в опасных моментах делает все необходимые действия за меня само, дабы не отвлекаться по мелочам. Сейчас же мне НЕЛЬЗЯ это делать, и это слабое место в моем плане. Один уворот, простейший блок, и я не докажу, что не начал эту драку. Он должен ударить первый, ударить меня беззащитного, стоящего с опущенными руками.

Но и вырубить с первого удара тоже не должен — я не имею права остаться небоеспособным, в этом заключается проблема. Дать ударить себя, но не дать себя ударить.

— Ты, гнида, совсем охренел?

Друг Толстого отшвырнул столик в сторону.

— Я нечаянно! — я старался быть самой невинностью и даже сделал робкий шаг назад. Никакой агрессии, Шимановский, никакой агрессии!

— Я те щас покажу, нечаянно!

Замах. Время для меня остановилось. Фуууу-ууууу-бамц!

А эта скотина умеет бить! Еще чуть-чуть, и убил бы, нахрен!

Я увернулся лишь самую малость, но этого оказалось достаточно. Кулак впечатался по касательной, но голова красиво отлетела назад в сторону, и смотрелось это крайне эффектно. Ориентацию я потерял, секунды на две — слишком сильный был удар, но это уже не принципиально: как всякий актер, играющий на публику, мой противник сделал паузу, давая зрителям понять, какой он молодец, как здорово поставил на место своего обидчика. Я же почувствовал то, о чем в пятницу лишь молился — приступ.

Моя подруга просыпалась, и просыпалась не так, как тогда, за воротами. Внутри бушевал пожар из злости и ненависти, ярость приобретала вид даже не тигра, а свирепого голодного дракона. Я вдруг отчетливо понял, что из этой столовой сегодня выйдет только один из нас, и даже догадывался, кто. И мне это доставляло удовольствие.

Я напал первый, ведь его удар уже сделан, триста человек подтвердит — драку начал он. Можно было не стесняться в средствах, и я не стеснялся.

Нырок, сверху пролетает рука, вскинутая во встречном ударе, но задевает лишь волосы на макушке. Удар в корпус, мощный удар, я вложил в него все, что только смог.

Пробрало. Мой противник согнулся и отступил. Я попытался добить правой, вдогонку, и даже попал, но по касательной — этот гад оказался проворнее, чем я думал.

Он снова попытался меня атаковать, я контратаковал, он отошел. Шустрый, гаденыш! Шустрый и сильный! Пора заканчивать с этими танцами, долго в таком темпе я не продержусь.

Закончить мне не дали. Сбоку ко мне метнулась тень, я пригнулся и ушел, лишь чудом угадав направление удара. Есть. Вновь уход, и еще, и еще. Этого громилу я знал еще лучше — ему я свернул челюсть, когда охотился за ними поодиночке. Забыл уроки старика Шимановского, охламон?

Да, забыл. Двигается быстро, но нападает так же топорно, как тогда. Ну, я ему и показал, что вредно иметь короткую память.

Вновь увернувшись, выпрямился, но не один, а вместе с апперкотом. Раздался противный хруст — чистый нокаут! Кажется, у парня вновь что-то будет не то с челюстью, но тут уж сам виноват!

Отвлекшись на второго противника, я забыл о первом. Тот прыгнул на меня и повалил на землю, пытаясь достать горло. Мы упали.

Воздух исчез, рука на горле красноречиво намекала, что бой я почти проиграл. Я пытался несколько раз достать противника, но тот блокировал удары четко.

Выручил меня вновь подлый удар. Не мудрствуя, я зарядил по яйцам. Не попал, он разгадал мой маневр, но уклонился, и в этот момент я выскользнул и из неудобного полусидячего положения заехал в рыло.

— Ах ты ж…!

Приступ накрыл меня. Что происходило после этого момента, помню так, будто стоял и смотрел со стороны. Эмоции исчезли, схлынули, остались лишь цель и голый убийственный расчет. Дракон вырвался на свободу.

Тип попытался меня атаковать, но на сей раз я не ушел, а блокировал его, после чего заехал в челюсть, слегка ошеломив, и со всей силы швырнул на раздаточные лотки.

Тетеньки в белых кепочках завизжали и разбежались, туша моего противника смяла непрочный термопластик, приземлившись на ванночки с котлетами, сосисками и соусами. Горячие ванночки!

Тот вскочил, не обращая внимания на ожоги, и кинулся на меня — но это уже был жест отчаяния. Я повалил его на землю, как до этого он валил меня, и схватил ладонями горло. Время кидать камни — время собирать камни.

Он хрипел, трепыхался, пытался вырваться, но я держал крепко. Мои мышцы походили на гидравлические цилиндры, они не чувствовали боли или нагрузки. Просто делали то, что надо, наплевав на всё — ими управлял не я, а дракон.

Я хорошо запомнил его глаза. Почему запоминаются такие вещи — не знаю, но в отличие от хода боя, который помню поверхностно, выражение его глаз запало в душу намертво. Это был ужас, первобытный ужас человека перед стихией, перед чем-то большим и неумолимым. Когда он повалил меня, в его глазах плескалось превосходство, в моих же он видел смерть.