Читаем без скачивания Герой Ее Величества - Дэн Абнетт

— О! — сказал я, пытаясь совладать с волнением, так как понял, что напал на по-настоящему сенсационную новость.

— Об этой дурацкой куче камней на земле, принадлежащей старому извращенцу Джону Хокрэйку, герцогу Солсбери. Друидическая Магия. Древнее Искусство. Языческая дрянь, и чтобы использовать ее, надо иметь крепкий желудок и сорок поколений деревенщины за спиной. Хокрэйк попытался ее запустить как новый источник магической силы. Произошла катастрофа. Какой-то несчастный случай… Наружу пробилось много ничем не сдерживаемой Магии. Разрушительной Магии. Говорят, разлив Чар дошел аж до Бристоля.

— Ходили такие слухи, но официально все отрицалось. Кардинал при мне отрицал.

— Ну а с чего бы ему поступать иначе? Такого рода неудача крайне унизительна для человека в его положении, — сказал Кларенс, задумчиво прокатив конфету по нёбу. — Церкви нужен новый источник, понимаешь? И это Триумф. Иначе почему он так долго не передавал Путевые Грамоты королеве? Вулли попросил его придержать их, пока магические несчастья, организованные ими, не потрясут город так сильно, что население взмолится и заставит Церковь действовать. И в результате они вроде как спасут страну новым Искусством и никто никогда не узнает, что весь заговор с самого начала был делом их рук.

— Увлекательная теория, — поразился я.

— Не теория. Факт, — сказал Кларенс. — И королева все знает, понимаешь? Старушка Три Икса в курсе. Она знает об Игре Вулли и ждет, пока тот не размотает достаточно веревки, чтобы на ней повеситься.

Я кивнул, откидываясь на спинку стула. Я не хотел освобождать аристократа из плена иллюзий, но не мог не думать о том, не претерпет ли его теория существенных изменений, когда эта ночь подойдет к концу.

Я уже хотел задать Кларенсу очередной вопрос, когда на лужайку выбежали новые акробаты. Один из них был чрезвычайно мускулистым мужчиной и явно вылил на себя целую бутылку масла, забыв после этого надеть все, кроме гульфика. Пришлось сильно похлопать сэра по спине, дабы избавить его от поспешно проглоченной конфеты.

По ту сторону лужайки музыканты грянули Королевский Салют, и атмосфера в толпе наэлектризовалась.

Вот только в воздухе, помимо ароматов еды, духов и пота, повис странный, приводящий в замешательство запах, от которого мне почему-то стало сильно не по себе.

Как будто где-то горела патока.

ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ШИКАРНАЯ ГЛАВА

Перед поднятием занавеса

Верхние коридоры дворца были темны и холодны. Де Квинси зажег масляную лампу и понес ее перед собой. Шум снаружи нарастал. Доктор замер, когда матушка Гранди схватила его за рукав.

— Впереди что-то есть, — прошептала она.

Слабый свет плыл по направлению к ним, и вслед ему дул холодный ветер.

Дознаватель передал лампу старухе и вынул кинжал. Он пожалел, что не носит меча. Пальцы дрожали, сжимая рукоятку.

— Оставайтесь здесь, — начал доктор.

— Без храбрости, — предупредила старуха.

— О ней и речи нет, — пробормотал де Квинси, осторожно ступая вперед.

Большие окна в конце коридора были распахнуты настежь, открывая вид на великолепное зрелище. В открытом пространстве мелькнула тень. Послышался царапающий звук.

Де Квинси прыгнул вперед.

Он даже хотел крикнуть: «Игра окончена!» — но слова утекли из горла, не добравшись до рта.

Несколько удивленный, когда человек с ножом решительно выпрыгнул на него из тени, художник свалился со стула и кучей рухнул в угол вместе с мольбертом и красками. Он вытянул руки вверх, зажав в зубах длинную кисть.

— И кто ты? — спросил де Квинси, стараясь выглядеть уравновешенно.

— Гольгейн! — сказал человек, жуя кисть, потом выплюнул ее и полез в передний карман камзола.

— Без глупостей! — предупредил его доктор.

— Я — Гольбейн! Ганс Гольбейн! Всего лишь художник! У меня и разрешение есть… Смотрите! — Он показал де Квинси официальный медальон.

— О! — произнес де Квинси, рассматривая разрешение при свете лампы, которую матушка Гранди услужливо подняла повыше. — Похоже, все в порядке, — кивнул доктор, морщась.

— Я зарисовывал общий вид панорамы, прежде чем спуститься вниз и сделать парочку портретов. Надеюсь, вы не против?

— Нет-нет, — заверил его де Квинси.

— А что вы скажете об этом? — спросил Гольбейн, вставая и разворачивая перед ними холст. — Я как раз занимался лессировкой, когда вы прыгнули на меня.

— Неужели? Очень мило.

— Да, так и есть, — поддакнула матушка Гранди. — Очень мило.

— А вы… э-э-э… ничего подозрительного сегодня вечером не замечали? — спросил де Квинси, помогая художнику поставить мольберт на место.

— Что, например? — улыбнулся Гольбейн и махнул в сторону открытого окна на озаренную огнями сцену. — Что-то конкретно?

— Вы видели преподобного Джасперса из Церковной Гильдии? — спросила матушка Гранди.

Художник нахмурился.

— Сегодня я видел здесь каждого, кто является хоть кем-нибудь, — ответил он, собирая лоб в гармошку от раздумий. — Джасперс… Джасперс… Молодой такой, пухлые губы?

— Это он, — сказала матушка Гранди.

Гольбейн полез в рюкзак и достал толстый этюдник.

— Так, давайте посмотрим, — сказал он, перелистывая страницы. — Тут у нас лорд Горс, неплохо получился, если мне будет позволено выразиться. Ричард из Брукшотта. Нос мне удался, не думаете?

Де Квинси нетерпеливо кивнул, глядя на мелькающие карандашные зарисовки.

— Леди Мэри Ластермэн. Какая грудь, а?

— Прекрасная, — сказал доктор, желая, чтобы художник перелистнул дальше.

— Я бы многое отдал, чтобы нарисовать ее обнаженной, — тихо хихикнул Гольбейн.

— А вы остыть не хотите? — встряла матушка Гранди.

Де Квинси толкнул ее локтем.

— А вот и он. Джасперс. Ведь это он?

— Да! — воскликнул доктор, выхватывая из его рук этюдник.

— Я зарисовал его совсем недавно, буквально перед тем, как поднялся сюда. Он разговаривал вот с этими господами. Живая сценка получилась, не правда ли?

Де Квинси поднес рисунок ближе к свету:

— Лорд Сли… Регент де ла Вега… Герцог Солсбери.

— А у вашего гнусного преподобного неплохая компания, мистер де Квинси.

Тот кивнул и тяжело вздохнул.

— Они беседовали в стороне от всех за кухонным шатром, — объяснил Гольбейн. — Я их увидел и подумал, что неплохо бы сделать быстрый набросок. Понимаете, настоящий художник фиксирует неожиданные моменты, интимные детали. Любой может нарисовать вдохновляющие картинки позирующих членов двора, наблюдающих за фейерверком. Я же думаю, что подлинный дух события заключается именно вот в таких неформальных моментах.