Читаем без скачивания Загадки истории России - Николай Непомнящий

Вновь обратимся к временам царствования Иоанна IV через призму ученых взглядов. Уже знакомый нам исследователь Осокин выделяет строки, написанные академиком М.Н. Тихомировым (руководил отысканием либереи в советское время. — Авт.) в 1960 году и опубликованные в № 1 «Нового мира тогда же: «Ведь

1565 год был началом опричнины. В этом году изменник князь Андрей Курбский написал Ивану Грозному послание, в котором укорял царя за преступление по отношению московской аристократии. Презрительный тон послания бежавшего князя нарочито подчеркивал малокультурность самого Ивана Грозного и всех русских людей по сравнению с другими якобы образованными народами. Письмо Курбского вызвало возмущение царя, направившего ему свое ответное послание, в котором он неоднократно ссылается на различного рода литературные произведения. Вот тогда-то и могла возникнуть мысль о переводе греческих и латинских книг, хранившихся в Москве, для того, чтобы показать всей Европе, обвинявшей Россию в варварстве, какие богатства хранятся у русского царя.

Дальнейшие события помешали Ивану Грозному заняться своей библиотекой, но свидетельство Ниенштедта о ее существовании не может быть опровергнуто никакими натяжками и придирками».

Очень интересное и важное суждение!

Однако не без основания можно предположить, что серьезнейшим событием, «помешавшим» Иоанну Васильевичу Грозному «заняться своей библиотекой», была его кончина, последовавшая после тяжелой болезни 17 марта 1584 года на 54-м году жизни.

Если у сокрытия средневековой библиотеки московских государей имелась серьезная предтеча, то какой именно была эта таинственная причинно-следственная связь?

Причинно-следственные связи в деле исчезновения либереи

Авторитетнейшим исследователем судьбы либереи, доставшейся Иоанну IV от его родственников по нисходящей линии, продолжает оставаться ныне покойный историк академик АН СССР М.Н. Тихомиров (1893–1965). Именно он в советский период длительное время возглавлял работы по розыску утраченного с началом Смутного времени (1598–1613) уникального фонда светских источников, предположительно в основном греческого и латинского происхождения, составлявших, вероятно, значительную часть царских книжных раритетов, делавших библиотеку звездой мировой величины.

Пожалуй, Тихомиров, выдающийся знаток в области истории Древней Руси, славянских стран и Византии, источниковедения, палеографии и дипломатики был именно тем ученым, который в конце концов, несмотря на непроницаемость покрова над средневековой пропажей, был способен увидеть объемно модель тайны, докопаться до истины. К великому сожалению, он ушел на 72-м году жизни…

Как мы уже знаем, в 1960 году в журнале «Новый мир» (№ 1) под заголовком «О библиотеке московских царей. Легенды и действительность» увидела свет статья Михаила Николаевича, посвященная этой важной исторической проблеме-загадке.

По мнению академика, «вопрос о библиотеке московских царей выходит далеко за пределы простого любопытства», «имеет громадное значение для понимания культуры средневековой России». В частности, ученый писал: «О том, что московские цари обладали большой библиотекой греческих и латинских рукописных книг, в Западной Европе в XVI веке ходили разнообразные слухи. Уже в то время была сделана попытка установить, действительно ли имеется такая библиотека. Крайне характерно, что эту попытку предприняли просвещенные итальянские круги, связывавшие сведения о царской библиотеке с последними византийскими императорами. Рассказывали, что византийский император Иоанн незадолго до взятия Константинополя турками, в 1453 году отправил драгоценные греческие рукописи в Москву для их спасения.

Знаток греческой письменности Петр Аркудий получил от кардинала Сан-Джорджо поручение проверить этот слух. Аркудий побывал в русской столице вместе с польско-литовским послом Львом Сапегою в 1600 году (период правления царя Бориса Годунова, начало Смутного времени на Руси. — Авт.). По словам Аркудия, он при всем своем старании не был в состоянии обнаружить следы библиотеки с греческими рукописями.

Как бы в оправдание своих бесполезных поисков, Аркудий сообщил, что такой библиотеки якобы никогда не было. Он прибавил различного рода россказни о том, что великие князья московские были людьми не образованными и как данники (важное для приближения к тайне понятие. — Авт.) татарского хана вынуждены были подвергаться унизительным процедурам при встрече ханских посланников.

Эти рассказы обнаруживают источник сведений Аркудия — он говорил о московских царях на основании некоторых авторов. И действительно, одновременно с письмом Аркудия Лев Сапега писал о том же другому католическому прелату, известному Клавдию Рангони, папскому нунцию в Польше, прославившемуся впоследствии содействием самозванцу Дмитрию. Сапега уверял, что в Москве нет никакой библиотеки, за исключением немногих церковных книг.

Однако даже то усердие, с которым Петр Аркудий и Лев Сапега выясняли вопрос о греческих рукописях, показывает, что в Италии существовало мнение, что в Москве имелись различного рода сочинения знаменитых греческих и латинских авторов. Об этом же говорилось в других сообщениях о библиотеке в Москве, где, по мнению некоторых просвещенных поляков, процветала греческая письменность».

Академику Тихомирову нельзя отказать в такте: аккуратно, дипломатично, в расчете быть правильно понятым своим читателем, он, представляется, обходит «острые углы», касающиеся католических Польши (в момент написания статьи — государство — член Варшавского договора), Литвы (союзной республики бывшего СССР), итальянских богатеев и кардиналов Ватикана, именуя последних «просвещенными итальянцами».

Случайно ли вояж важных католических эмиссаров состоялся не раньше и не позже, а именно в период царствования избранного на власть Бориса Годунова, в канун вторжения на русскую землю польского ставленника Лжедмитрия I? Не нацеливалось ли это странное легальное путешествие только на отыскание либереи или все же являлось специальным и многоцелевым? Мог ли он являться частью огромного заговора против явно ослабевшей в плане государственного управления Руси? Если да, то какие именно цели преследовала вся эта широкомасштабная трансграничная и дорогостоящая акция?

Здесь уместно привести выдержку из труда «Смутное время московского государства в начале XVII столетия. 1604–1613» (СПб., 1904) русского историка Н.И. Костомарова: «…не Борис царь, а первопрестольник церкви взялся объяснять запутанное дело Русской земле: по его словам, все это дело происходило «из крамолы врага и поругателя христианской церкви Жигимонта Литовского короля»; цель у него была «разорить в Российском государстве православныя церкви и построить костелы латинские и лютерские, и жидовские». В этих делах он, Жигимонт, с панами радными назвал странника-вора, беглеца из Московского государства, расстригу Гришку Отрепьева князем Углицким Дмитрием. Грамота оповещала, что «патриарху и всему освященному собору и всему миру известно, что Дмитрия царевича не стало еще в 1590 году, назад тому четырнадцать лет».

Теперь попробуем перевести смысл слов из приведенных выдержек на язык, характерный для гласности наших дней, сформулировав следом легенду причинно-следственных связей в таинственной судьбе либереи.

Итак, в 1584 году скончался Иоанн Грозный, который, одолев в свое время татарских ханов в Казани и Астрахани (крымские ханы тогда продолжали являться реальной и сильной внешней угрозой Руси) и перестав отчасти быть данником, решился сделать гласной «секретную» информацию о своей уникальной библиотеке, имевшей мировое значение. Эта библиотека даже была показана зарубежным специалистам.

Таким образом, была умышленно допущена широкая и мощная утечка информации государственного значения, ранее никогда не разглашавшейся. В 1598 году на престол взошел царь Борис Федорович Годунов — первый избранный русский государь, царь-реформатор, который, в частности, из обета и желания улучшить быт простолюдинов отказался от сбора ряда налогов с них, чем ослабил поступления в казну, финансирование своего войска и не желая того породил в нем и среди бояр ропот.

Как «избранный», не являясь «помазанником божьим», этот человек по современной терминологии, вероятно, «страдал комплексом неполноценности» в результате того, что ему приходилось все время объяснять боярской думе смысл своих поступков, оправдываться перед ней что ли. Уровни власти над подданными у Бориса и Иоанна заметно отличались. Запад чутко определил, что «русскую лодку» можно было начинать активно раскачивать как изнутри, так и извне.

Обвинения в убийстве в Угличе царевича Дмитрия и слух (возник примерно в 1597–1598 гг.) о появлении самозванца (Лжедмитрия I) понятно, действовали весьма разрушительно. Они сократили жизнь русского царя Бориса Годунова. Как сообщается, «в апреле 1605 года Борис неожиданно для всех скончался» (по некоторым признакам можно предположить, что смерть Бориса наступила внезапно в результате острого приступа гипертонической болезни и, как следствие, сильного кровоизлияния. Возможно, основных заболеваний у царя было несколько).