Читаем без скачивания На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история - Олег Айрапетов

Часть русской эскадры находилась на внешнем рейде. Предполагалось, что в случае начала военных действий это позволит флоту быстрее перейти к действиям, не будучи зависимым от прилива или отлива и, соответственно, от возможности использования прохода во внутреннюю гавань. Но это же создавало и опасность, очевидную для многих. «Пребывание судов на открытом рейде, — писал С. О. Макаров управляющему Морским министерством вице-адмиралу Ф. К. Авелану 26 января(8 февраля) 1904 г., — дает неприятелю возможность производить ночные атаки. Никакая бдительность не может воспрепятствовать энергичному неприятелю в ночное время обрушиться на флот с большим числом миноносцев и даже паровых катеров. Результат такой атаки будет для нас очень тяжел, ибо сетевое заграждение не прикрывает всего борта, и, кроме того, у многих судов нет сетей. Пребывание судов на большом рейде Порт-Артура потребует усиленной бдительности каждую ночь. Придется высылать дозорные суда и, тем не менее, стоять начеку в ожидании минной атаки»{1232}.

Русское командование действовало удивительно легкомысленно. Русское командование действовало удивительно легкомысленно. С лета 1903 года постоянно в Порт-Артур и Владивосток постоянно поступали сообщения о подгтовке мобилизации в Японии, об учебных посадках на транспорты, с сентября — о подготовке десанта в Корею{1233}. В конце декабря 1903 г. Алексеев испросил Высочайшего позволения на проведение мобилизации в сибирских губерниях и дальнем Востоке, а также на объявление военного положения, в том числе и в Манчжурии, немедленного приведения в готовность оборонительных сооружений Владивостока и Порт-Артура, но получил отказ. 26 декабря 1903 г.(8 января 1904 г.) было получено разрешение императора на эти меры, за исключением занятия Ялу. Еще через 4 дня Военный министр известил Наместника о разрешении объявить военное положение только во Владивостоке и Порт-Артуре, но не объявлять мобилизации в Сибири. Наместник, обладая колоссальными полномочиями, не спешил ими воспользоваться. Он ждал, и 4(17) января вновь обратился с просьбой разрешить занять позиции на Ялу. 9(22) января разрешение было получено, одновременно с распоряжением привести войска в повышенную боевую готовность без объявления военного положения. 10(23) января последовало распоряжение Наместника подготовить Владивосток к переходу на военное положение{1234}.

Говорить о какой-либо внезапности войны не приходится. Внезапным было начало военных действий. Получив 25 января(7 февраля) 1904 г. информацию о разрыве дипломатических отношений между Россией и Японией, Алексеев пришел в восторг — он понял, что война началась: «Дай Бог поколотить им хорошенько морду. Это все-таки лучше, чем вести бесконечную канитель»{1235}. Этим, собственно, все и ограничилось — никаких распоряжений по гарнизону Порт-Артура и флоту не последовало. Первый свой выход в море в 1904 году после сентябрьских учений 1903 года русская эскадра совершила 19 января(1 февраля) и через сутки вернулась назад, ввести усиленную охрану без приказа Е. И. Алексеева никто не решился, а тот распорядился сделать это, начиная с 28 января(10 февраля){1236}. До этого Наместник ограничился полумерами.

Усиленная охрана предполагала парное дежурство крейсеров от заката до восхода солнца, причем дежурный корабль должен был находиться в готовности к выходу. С 19 января(1 февраля) в море, на расстояние не более 20 миль, высылались только дежурные миноносцы, вводилось освещение боевыми фонарями (прожекторами){1237}. 20 января(2 февраля) корабли получили противоминные сети и на них начались ежевечерние учения по отражению минной атаки. Часть команд постоянно дежурила у орудий, но учения не привели к повышению бдительности — к ним быстро привыкли, тем более, что они проводились в одно и то же время и в результате лишь бессмысленно утомляли экипажи стоявших на якорях кораблей{1238}. «Мина и спутник ее миноносец в умелых руках, при подготовленном составе и рациональном использовании, оказались столь же внушительным оружием, каким раньше и считались». — Так подвел итоги применения этоого оружия в войну 1894–1895 гг. В. К. Витгефт{1239}. В 1903–1904 гг. эта истина, казалось, была забыта русским флотом.

Японцы выходили в море гораздо чаще, в том числе и в район Квантуна. «Ну, а эти места знаем мы прекрасно! — Отмечал 2 февраля 1904 г. командир «Акацуки». — В одну зиму мы были там, по крайней мере, раз двадцать. Каждая бухта, каждый маяк знакомы мне, как будто они уже японские»{1240}. Оперативная информация об эскадре также была в распоряжении японского флота. Начиная с 6 февраля японцы начали спешным образом покидать Порт-Артур и Дальний. Торговцы задешево продавали свои товары, у лавок толпились покупатели. Вечером 8 февраля японские жители Квантунской области были вывезены консулом из Чифу на английском пароходе, прошедшем сквозь строй русских кораблей{1241}. Как это ни странно, особого беспокойства на флоте это не вызвало. Уход японцев никак не изменил жизнь гарнизона{1242}.

Завоевание господства на море было важнейшим условием успеха дальнейших военных операций, и поэтому японское командование решило воспользоваться рассредоточенностью русских сил и их неподготовленностью к началу военных действий. 6 февраля японский флот покинул свою базу в Сасебо. Настроение моряков было приподнятым. «Я заранее радуюсь смерти каждого русского, так ненавижу эту нацию, потому что она одна мешает величию Японии,» — записал в свой дневник один из них{1243}. Командующий Объединенным флотом адмирал Х. Того предполагал, что часть крупных русских кораблей могла находиться в Дальнем и разделил свои миноносные силы на две флотилии — одна должна была атаковать Порт-Артур, вторая — Дальний{1244}. Всего для нападения было выделено 10 миноносцев{1245}. Их командиры получили приказ торпедировать лишь эскадренные броненосцы и крейсера{1246}. Дислокация наших кораблей на внешнем рейде Порт-Артура упрощала выполнение этого приказа.

Русский флот стоял в 4 линии в шахматном порядке, с задраенными иллюминаторами и заряженными орудиями мелкокалиберной артиллерии, но с включенными огнями{1247}. При этом сильнейшие корабли были расположены мористее, в первой линии, загораживая сектор обстрела ¾ остальных{1248}. Недавно вернувшиеся после выхода в море «Ретвизан» и «Победа» в ночь нападения грузили уголь с пришвартованных барж под ярким огнем электрического освещения{1249}. Перед выходом на операцию японские команды получили краткий и ясный приказ: «По заранее назначенному плану идите в атаку. Желаю полного успеха»{1250}. Подступы к Порт-Артуру с моря не были минированы, что сыграло самую роковую роль в судьбе крепости и флота. В ночь на 27 января(9 февраля) 1904 г. противник подошел к базе нашего флота без каких-либо трудностей, ориентируясь на огни города и его маяка, а также на прожекторы русских судов{1251}. Ежесуточно в дежурство по освещению выделялись по 2 корабля, они же высылали свои паровые катера для остановки и осмотра подходящих с моря судов. При этом абсолютное большинство офицеров нашей эскадры не верили в возможность войны с Японией, в то, что японцы посмеют «затронуть величайшую в мире Империю с ее первоклассным флотом»{1252}.

«Ярко светил огонь маяка. — Вспоминал участник атаки. — Весь город горел огнями, и светящиеся точки указывали местонахождение эскадры, хотя я еще и не мог разглядеть ее в подзорную трубу. Действительно, эти простаки русские ничего не подозревали, и спали себе мирным сном, отпев свои дурацкие молитвы и отдав себя, как всегда, под защиту своего Бога. «Ну, — подумал я, — в эту ночь мы будем вашим богом»{1253}. Вахту на дальних морских подступах несли 2 русских миноносца, чего было явно недостаточно. Впрочем, дело было не в числе сторожевых судов, а в том, как их использовали. Корабли осуществляли дозор с включенными огнями, имея инструкцию «боевого оружия к бою не готовить, крейсировать соединенно экономическим ходом, но возвращаться на рейд для сообщения какого либо известия непременно наибольшим ходом»{1254}. Японские минные суда разошлись с русскими миноносцами, и, как считали японцы, они остались незамеченными. На самом деле, командиры сторожевых судов выполняли получили инструкцию. Обнаружив японские миноносцы, они поспешив к Порт-Артуру и подошли к нему фактически одновременно с началом атаки противника{1255}.

В результате, как это всегда бывает с долгожданными событиями, война началась внезапно. «26-го у нас еще никаких разговоров о скорой войне не было, — писал в частном письме вскоре после случившегося ген. А. М. Стессель, — хотя все были уверены, что война будет»{1256}. Флот и армия находились почти в безмятежном состоянии. Жена командовавшего эскадрой вице-адмирала О. В. Старка праздновала день ангела, в связи с этим был назначен бал, куда было приглашено много морских офицеров, эскадра отдыхала от учений, ходили слухи о подготовке новых. Первые выстрелы приняли за очередную учебную тревогу{1257}. Ничем другим эти выстрелы с точки зрения офицеров и быть не могли — война ведь не была объявлена{1258}. Все меры, которые предпринимались по приказу Алексеева, воспринимались на флоте несерьезно — скорее как прихоть начальства, теперь за это пришлось расплатиться{1259}. Впрочем, в армии дело обстояло не лучше — после тревоги войска вышли без патронов или с набором для караула{1260}.