Читаем без скачивания Вождь окасов - Густав Эмар

– Благодарю! Благодарю, вождь, я могу его видеть, не правда ли?

– Он спит.

– О! Я его не разбужу, будьте спокойны; только я хочу его видеть.

– Ступайте же, – отвечал, улыбаясь, Трангуаль Ланек.

Валентин вошел в палатку. Он взглянул на своего друга, погруженного в спокойный сон, тихо наклонился к нему и запечатлел поцелуй на лбу его, говоря шепотом:

– Спи, брат, я бодрствую.

Губы раненого зашевелились, он прошептал:

– Валентин!.. Спаси ее!..

Парижанин нахмурил брови и, выпрямившись, сказал Трангуалю Ланеку:

– Пойдемте, вождь, и расскажите мне подробно что случилось, чтобы я мог отомстить за моего брата и спасти ту, которую он любит!

Оба вышли из палатки.

ГЛАВА XL

Ароканская дипломатия

Антинагюэль недолго оставался в бездействии. Как только Бустаменте со своим войском исчез в облаке пыли, он сел на лошадь и в сопровождении всех ароканских вождей переехал через реку. На другом берегу он воткнул копье свое в землю и, обернувшись к индейцу, находившемуся возле него и готовому исполнить его приказания, сказал ему:

– Пусть три токи, ульмены и апо-ульмены соберутся сюда через час; огонь совета будет зажжен на этом самом месте: должно произойти великое совещание. Поезжайте.

Воин пригнулся к шее лошади и поскакал во весь опор.

Антинагюэль осмотрелся вокруг; все вожди вошли в свои палатки, остался только один воин; когда токи приметил его, на губах его обрисовалась улыбка.

Он был высокого роста, с гордой осанкой, с надменным лицом, с пронзительным взглядом, который имел выражение свирепое и жестокое. Ему, казалось, было около сорока лет; на нем был плащ из верблюжьей шерсти, чрезвычайно тонкий, испещренный яркими цветами; длинная трость с серебряным набалдашником, которую он держал в руке, заставляла узнавать в нем апо-ульмена. Он отвечал на улыбку токи многозначительной гримасой и, наклонившись к его уху, сказал с выражением радостной ненависти:

– Когда ягуары дерутся между собой, они приготовляют богатую поживу для андских орлов.

– Пуэльчесы – орлы, – отвечал Антинагюэль, – они властелины другой страны гор и предоставляют гулличским женщинам заботу ткать плащи.

При этом сарказме против гулличей, раздробленного племени ароканского народа, которое более занимается земледелием и скотоводством, апо-ульмен нахмурил брови.

– Отец мой слишком строг в отношении своих сыновей, – сказал он хриплым голосом.

– Черный Олень – вождь страшный в своей нации, – отвечал Антинагюэль примирительным тоном, – это первый из апо-ульменов морской области. У него сердце пуэльчеса и душа моя радуется, когда он возле меня; зачем же его ульмены находятся не в одинаковом расположении с ним?

– Вынужденные жить в постоянных торговых сношениях с презренными испанцами, племя плоских стран оставило копье и взялось за заступ; оно сделалось земледельческим; но пусть отец мой не ошибается: древний дух их породы все еще покоится в них, и в тот день, когда нужно будет сражаться за независимость, они все восстанут, чтобы наказать тех, которые вздумают поработить их.

– Неужели это правда? – с живостью вскричал Антинагюэль, остановив свою лошадь и смотря в лицо своему собеседнику. – Точно ли можно рассчитывать на них?

– К чему говорить об этом теперь? – сказал апо-ульмен с насмешливой улыбкой. – Когда отец мой только что возобновил договор с бледнолицыми?

– Это справедливо, – отвечал токи, пристально посмотрев на индейского воина, – мир упрочен надолго.

– Отец мой мудрый вождь, он все делает хорошо, – ответил тот, потупив глаза.

Антинагюэль приготовился отвечать, как вдруг один индеец прискакал во всю прыть и с изумительной ловкостью, которой отличаются только эти отличные наездники, в одно мгновение остановился перед вождями совершенно неподвижно, как бронзовая статуя. Запыхавшаяся лошадь, из ноздрей которой выходил густой пар и бока которой покрыты были белой пеной, доказывала, что он долго скакал во всю прыть. Антинагюэль смотрел на него с минуту и потом сказал:

– Сын мой Тегтег-Громобой сделал быструю поездку?

– Я исполнил приказания моего отца, – отвечал индеец.

При этих словах апо-ульмен из скромности хотел было отъехать в сторону; но Антинагюэль положил свою руку на его плечо, говоря:

– Черный Олень может остаться; разве он мне не друг?

– Я останусь, если отец мой этого желает, – кротко отвечал вождь.

– Пусть же он остается. Пусть сын мой говорит, – продолжал Антинагюэль, обращаясь к воину, все еще стоявшему неподвижно.

– Испанцы дерутся, – отвечал тот, – они вырыли топор и повернули его против своей собственной груди.

– О! – вскричал токи с притворным удивлением. – Сын мой ошибается, бледнолицые не ягуары, чтобы пожирать друг друга.

Говоря это, он обернулся к Черному Оленю и поглядел на него с улыбкой неизъяснимого выражения.

– Тег-тег не ошибается, – с важностью заметил Черный Олень, – глаза его видели хорошо: каменная деревня, которую бледнолицые называют Вальдивией, в эту минуту пылает жарче нежели вулкан Отаки, который служит убежищем Гекубу, духу зла.

– Хорошо, – холодно сказал токи, – сын мой видел хорошо; это воин очень храбрый в битве, но он точно также и благоразумен; он остался в стороне, чтобы радоваться, не стараясь узнать, кто одержит верх!

– Тег-тег благоразумен, но когда он смотрит, он хочет видеть; поэтому он знает все, отец мой может расспросить его.

– Хорошо, великий воин бледнолицых уехал отсюда, чтобы лететь на помощь к своим солдатам... Конечно, выгода осталась за ним?..

Индеец улыбнулся и не отвечал.

– Пусть брат мой говорит, – продолжал Антинагюэль, – его расспрашивает токи его народа.

– Тот, кого отец мой называет великим воином бледнолицых, теперь в плену у своих врагов; солдаты его рассеялись как зерна пшеницы, рассыпанные по долине.

– У сына моего лживый язык! – закричал Антинагюэль с притворным гневом. – Он говорит то, чего не может быть; неужели орел сделался добычею филина? У великого воина рука твердая как гром Пиллиана; ему ничто не сопротивляется.

– Эта могущественная рука не могла спасти его; орел в плену; он был захвачен хитрыми лисицами; он попал вероломно побежденный в сети, которые были раскинуты под его ногами.

– Но его солдаты? Великий токи белых имел многочисленную армию.

– Я уже говорил моему отцу, что вождь в плену и что Гекубу поразил солдат ужасом: они пали под ударами врагов.

– Вожди, победители, вероятно преследуют их?

– К чему? Бледнолицые трусливые бабы: как только враги их расплачутся и попросят пощады, они прощают.