Читаем без скачивания Анна-Мария - Эльза Триоле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что будем готовить к завтраку, мадам? Посылка из деревни не пришла… Мосье Ив оставил в столовой записку, что ждет к завтраку двоих гостей. Он опять вернулся на рассвете. Вы бы ему сказали, мадам, чтобы он не приводил ни с того ни с сего гостей, сейчас не те времена…
— Вы же прекрасно знаете, Ольга, что он никого не слушает… Дайте мне счета Жанны.
Мадам де Фонтероль подошла к камину; сырые дрова шипели, грозились потухнуть и давали не больше тепла, чем спичка.
— Невероятно… Уже все истратила! Ведь только вчера утром я дала ей тысячу франков!
Мадам де Фонтероль начала проверять счета кухарки Жанны.
— Что подать к завтраку, мадам? Скоро девять часов.
Ольга просто невыносима, вот уже двадцать лет, как она невыносима и как мадам де Фонтероль ее терпит. Надо приноравливаться к людям. У Ольги есть свои достоинства, на нее смело можно положиться. Мадам де Фонтероль не приходилось волноваться ни когда она оставляла на ее попечение маленького Ива, ни когда прятала на чердаке особняка парашютистов. Ольга была преданным человеком. Но она была невыносима.
— Не знаю, что и придумать… Возьмите в ночном столике ключи от стенного шкафа. Там остались сардины. И позвоните баронессе.
Баронесса поставляла товары с черного рынка. Ольга нашла в ночном столике ключи и открыла глубокий стенной шкаф, какие бывают в старинных домах.
— Осталась только одна коробка, мадам…
— Если б я сама не запирала шкаф, я решила бы, что нас обворовывают.
— Я не воровка, мадам.
— Вы мне надоели, Ольга…
— Возможно, я надоела мадам, но коробка последняя, а одной коробкой сардин не накормишь четырех человек, считая гостей мосье Ива. Мадам знает, что масло кончилось?
— Возьмите гусиный паштет, — вздохнула мадам де Фонтероль. — И позвоните баронессе…
Ольга взяла поднос и вышла. Мадам де Фонтероль сняла капот, трико, фланелевую рубашку. Ежедневно приходилось переживать эту пытку холодом, когда кожа съеживается, морщится, как гармошка, укладываемая в футляр. Бюстгальтера она не носила, лучше уж ничего не подчеркивать; без платья мадам де Фонтероль была совершенно плоской. Она надела платье и превратилась в тоненькую, как девушка, аристократического вида женщину. На груди слева — часы с брильянтовой короной; кольца — два обручальных, крупный неграненый изумруд, брильянт на мизинце. Теперь она готова. Мадам де Фонтероль спустилась в кухню.
Первой пришла графиня Эдмонда. Ольга принесла в гостиную, где стояла мебель, обитая серым шелком, бутылку портвейна и удалилась, притворив за собой дверь, чтобы не выпустить благодатное тепло.
— Внимание — мама идет! — сказал Ив и отпрянул от Эдмонды, которая сделала вид, что мешает поленья в камине.
Вошла мадам де Фонтероль.
— Твой друг запаздывает, Ив, — сказала она. — Пора бы садиться за стол.
— Не дом, а каторга! — засмеялся Ив. — Должен сказать, мадам, что в нашем доме всем заправляет старуха горничная, мама перед ней дрожит.
— А ты сам? — Мадам де Фонтероль постаралась обратить все в шутку. — Наш парашютист, наш бравый вояка беспрекословно слушается ее, генерал и тот не мог бы добиться такого повиновения.
— Дисциплина идет на пользу молодым людям, — ответила Эдмонда.
Щеки ее все еще пылали: ох, этот огонь! не следовало подсаживаться так близко к камину…
— Вы, кажется, выдвинули вашу кандидатуру в парламент, Эдмонда? — спросила мадам де Фонтероль.
Ив, который сидел верхом на стуле, упершись подбородком в спинку, так и подпрыгнул, словно в седле.
— Вы хотите пройти в парламент, мадам?
— Да, у меня есть шансы… Моя семья испокон веков известна в нашем округе, мы всегда очень много делали для бедняков: благотворительные мастерские для женщин, бесплатная врачебная помощь… Если бы не Франсуаза Дуайен, я бы, бесспорно, прошла…
Мадам де Фонтероль заинтересовалась:
— Франсуаза тоже выставляет свою кандидатуру?
— Нет, но она не хочет моей. Любыми способами старается ославить меня во всем округе. Мы почти соседи, — вернее, были соседями, вы же знаете, немцы сожгли ее замок. Теперь это обстоятельство ей на руку.
— А от какой партии вы выставляете вашу кандидатуру, мадам?
Ив раскачивался на стуле, важный, как папа римский, в его красивых глазах искрился смех.
— От социалистической…
— Вы что, договорились с ними? Не так все это просто… Одно ваше решение еще ничего не значит… Ты упадешь, Ив, перестань раскачиваться, умоляю тебя… — Мадам де Фонтероль закрыла глаза рукой, словно у нее кружилась голова. — Франсуаза — член МРП[43], у нее свои кандидаты…
— Если бы Франсуаза меня поддержала, я баллотировалась бы от МРП. Вы знаете, как происходят выборы в провинции: там всеми делами вершит один избиратель, остальные у него на поводу. Франсуазу Дуайен слушаются, как оракула, а она против меня!
— Какая скверная женщина! — Ив откинулся со стулом почти до горизонтального положения. Заслонив глаза рукой, чтобы не видеть его, мадам де Фонтероль покачала головой.
Эдмонда с милой гримаской неопределенно повела плечами.
— Франсуаза не скверная, а сумасшедшая. Она утверждает, что я сотрудничала с немцами. Ведь нельзя же считать меня коллаборационисткой только потому, что я встречалась в гостях с немецкими офицерами… Но немцы были повсюду, волей-неволей с ними приходилось встречаться! Она попрекает меня моим мужем, но при чем тут я! Ей прекрасно известно, что нас с ним ничто не связывает. Я два дня прятала у себя Вейлей, пока гестапо разыскивало их по всему Парижу. Полагаю, что я сделала для Сопротивления не меньше других.
Ее бледное лицо покрылось прелестным румянцем, что молодило ее, хотя она и не нуждалась в этом: ее тридцать лет были ей к лицу, она была как спелая дыня, по запаху и весу которой можно определить, что она созрела: вот эта, говоришь себе, хороша, эта в самый раз. Она наклонилась над огнем, согнув свое крупное тело, не слишком худое, не слишком полное.
— Вы обожжетесь, Эдмонда, — не стерпела наконец мадам де Фонтероль.
— Кушать подано! — Ольга открыла дверь столовой.
— Так мы не будем ждать Лорана? Может же человек опоздать на пятнадцать минут! Сейчас только четверть второго.
— Завтрак был назначен на половину первого, Ив… — Мадам де Фонтероль встала.
Они перешли в столовую.
— Я еще тебе это припомню, — сказал Ив Ольге, которая с блюдом в руках ждала, пока они сядут. — Я полгода не видел Лорана, мы прошли с ним вместе сквозь огонь и воду, и я не могу добиться, чтобы в доме моей матери его подождали к завтраку. Не будь его, я, возможно, вообще не вернулся бы и вам бы никогда больше не пришлось ждать меня к завтраку.
— Ив, прошу тебя, без сцен!.. Можете подавать, Ольга.
Ольга, поджав губы, подала гусиный паштет.
— Приходится начинать с паштета, — извинилась мадам де Фонтероль. — Конечно, лучше подавать паштет в середине завтрака, но сегодня я действительно оказалась в затруднительном положении, со снабжением становится все хуже…
— Я не жалуюсь! — Мадам Мастр обладала завидным аппетитом и прекрасными зубами.
Встав из-за стола, мадам де Фонтероль сразу же извинилась перед гостьей: ей надо побывать кое-где, она лишь сегодня утром узнала, что будет иметь удовольствие видеть за завтраком Эдмонду, Ив никогда не предупредит вовремя. Женский клуб отнимает у нее уйму времени, они часто принимают иностранок, жен послов…
Ольга просунула голову в дверь:
— Ив, тебя к телефону. Из Лиона…
— У вас очаровательный сын, — сказала Эдмонда, когда они остались наедине с мадам де Фонтероль, — и к тому же — герой.
— Да, он милый мальчик…
Ив нравился женщинам. Мадам де Фонтероль успела убедиться в этом. Хотя бы по телефонным звонкам. Одни женщины просили к телефону мосье де Фонтероля, другие, услышав женский голос, сразу бросали трубку — в общем за день звонков набиралось немало. Письма приходили неравномерно: иной раз их бывало очень много, иной раз — мало. Время от времени Ив не ночевал дома. Случалось, он приходил домой лишь для того, чтобы переменить рубашку. Мадам де Фонтероль не была ревнивой матерью; она следила за мальчиком издалека, не вмешиваясь в его жизнь, и ей случалось даже утешать женщин, брошенных шалопаем Ивом. Одна из подруг мадам де Фонтероль по пансиону, сорокалетняя дама, влюбилась в Ива, когда тому исполнилось всего восемнадцать лет! Она призналась в этом мадам де Фонтероль, закатывала ей истерики в отсутствие Ива, твердила, что тот ни о чем даже не догадывается, и мадам де Фонтероль верила ей до той поры, пока случайно не открыла дверь в комнату сына, думая, что там никого нет… К счастью, война положила конец этому кошмару, положила раз навсегда… Подруга погибла во время эвакуации. Красивая женщина, эта Эдмонда. Такую наставницу в любви может пожелать своему сыну каждая мать, раз уж это неизбежно… В подобных случаях и нужна именно светская дама не первой молодости: она будет с мальчиком ласковой, по-матерински заботливой, и во всяком случае такая связь безопаснее, чем рискованные похождения в злачных местах или связь с молоденькой девушкой, когда ни у него, ни у нее еще нет опыта: девушка немедленно забеременеет, и потом не оберешься неприятностей… Мать не знала, когда и с кем произошло у Ива первое грехопадение: он всегда очень непринужденно держался с женщинами. Мадам де Фонтероль была известна своей терпимостью и широтой взглядов, но то, что Эдмонда выставляла свою кандидатуру на выборах, ее покоробило. Однако она старалась найти ей оправдание: возможно, Эдмонда вовсе не так цинична и глупа, как это кажется, просто она принадлежит к числу тех женщин с гибким воображением, которые видят себя такой, какой хотят видеть; нынче модно быть участницей Сопротивления, и Эдмонда искренне считает себя таковой. Теперь, когда мадам де Фонтероль не приходилось больше дрожать, что Ив попадет в лапы первой встречной, ей было безразлично, с кем он ложится в постель. Ив не ребенок, в Эдмонду он не влюбится. А в таком случае — Эдмонда, другая, другие ли, не все ли равно…