Читаем без скачивания Лайла. Исследование морали - Роберт Пирсиг

Какой избитый образ. Просто ужасно. И всё же он вобрал его в себя с детства.

Двадцать и тридцать лет спустя он всё ещё видел во сне ту аллею, которая вела между дубами с порыжелыми листьями вверх по склону холма к зданиям Школы Блейка. Но здания уже пусты и заперты, и он никак не может попасть внутрь. Он подёргал все двери, но ни одна из них не открылась. Прикрыв лицо руками, чтобы отражение не мешало ему, он заглянул в окно библиотеки. Там он увидел старинные напольные часы, маятник которых раскачивался, но в комнате никого не было. Двигался лишь маятник часов. Затем сон прервался.

Мошка снова загудела у лампы.

Может следует открыть стеклянную дверь на балкон и выгнать её в ночь…

Будет ли это морально?…

Но слишком мало знал он о мошках, чтобы решить, морально это или нет.

Возможно она найдет где-нибудь другой огонёк и тогда пропадёт по настоящему.

А вдруг она с балкона полетит вверх, вырвется из городского зарева, увидит луну и полетит прямо туда. В этом случае будет ли её освобождение моральным? Что гласит по этому поводу Метафизика Качества?

Лучше не вмешиваться. Может быть у этой мошки есть своё предназначение, а у него — своё, каковым бы оно ни было. Возможно, Метафизика Качества. Конечно же оно не в том, чтобы гоняться за мошками подобно какому-либо викторианскому романтику.

Это всего лишь викторианская поза, влияющая на некие викторианские понятия без какого-либо интеллектуального проникновения в смысл Качества.

В любом случае все они уже исчезли, эти благородные викторианские динозавры, и теперь можно смотреть на них с меньшим волнением и опаской, не так, как они оглядываются на тебя.

Федр полагал, что его мысли, да и мысли Редфорда, а может и множества других людей, постоянно возвращаются к ним потому, что нечто очень важное и таинственное произошло за то время, что отделяет нас от них. Он считал, что возвращаясь к ним и пытаясь измерить их природу, можно постигнуть те социальные силы, что возвысили мир с тех пор. И теперь они похожи на динозавров потому, что между ними и нами возникла пропасть. Произошла громадная культурная мутация. В действительности они представляют собой различные культурные виды. Факел Метафизики Качества как бы высвечивает понимание этой пропасти и осознание того, что она самая глубокая в истории человечества.

Если быть точным в разговоре о викторианцах, то надо быть осторожным, чтобы не смешивать их с какой-либо определённой группой людей. «Викторианский» в его понимании — это структура социальных ценностей, преобладавших в период между гражданской войной в Америке и Первой мировой войной, а не какая-либо биологическая структура. Жизнь Марка Твена совпадает с этим периодом, но Федр не считает его викторианцем. Его коронным номером был юмор, высмеивающий викторианскую помпезность. Онрельефно выделялся на фоне викторианцев. А с другой стороны Герберт Гувер и Дуглас Макартур биологически выпадают из викторианского периода большей частью своей жизни. Но тем не менее они по сути викторианцы, ибо их социальные ценности были викторианскими.

Федр думал, что материальная метафизика не в состоянии выявить разрыв между нами и викторианцами потому, что рассматривает и общество и интеллект как принадлежность биологии. Она гласит, что общество и интеллект не материальны и поэтому не могут быть реальными. Она гласит, что биология там, где кончается реальность. Общество и интеллект — эфемерные владения действительности. Следовательно, в материальной метафизике разница между обществом и интеллектом в некотором роде похожа на различия между тем, что находится в левом и правом кармане биологического человека.

В метафизике ценностей, с другой стороны, общество и интеллект — это структуры ценности. Они реальны. Независимы. Они в такой же степени являются свойствами «человека», как кошки — свойством кошачьего корма или как дерево — свойством почвы. Биологический человек не создаёт общества, точно так же как почва не «создаёт» дерево. Структура дерева зависит от минералов почвы и погибнет без них, но структура дерева не порождается химической структурой почвы. Она «эксплуатирует» почву, «пожирает» её в своих собственных целях, так же как и кошка поглощает кошачью еду в своих собственных интересах. Таким же образом социальные структуры эксплуатируют и пожирают биологического человека, ибо по сути дела они враждебны его биологическим ценностям.

Это также справедливо в отношении интеллекта и общества. У интеллекта есть свои собственные структуры и цели, которые так же независимы от общества, как и общество независимо от биологии. Метафизика ценностей даёт возможность увидеть, что существует противоречие между интеллектом и обществом, которое настолько же остро, как и противоречие между обществом и биологией или противоречие между биологией и смертью. Биология победила смерть миллиарды лет тому назад. Общество победило биологию тысячи лет тому назад. А интеллект и общество всё ещё воюют, и в этом ключ к пониманию как викторианцев, так и нашего двадцатого века.

Что отличает структуру ценностей, называемых викторианскими, от следовавшего за ними периода после Первой Мировой войны? По Метафизике Качества — это сокрушительный сдвиг в уровнях статичных ценностей, землетрясение ценностей, землетрясение с такими громадными последствиями, что мы до сих пор не оправились от него, до сих пор так и не осознали, что же с нами произошло. Следствием этого землетрясения явилось пришествие как демократического и коммунистического социализма, так и фашистской реакции на них. Таким следствием является также и всё «потерянное поколение» двадцатого века, которое из рода в род остаётся потерянным. Следствием этого есть и падение нравов. Подступают и другие следствия.

Викторианскую культуру от культуры нынешней отличает то, что викторианцы меньше всего верили в то, что структуры интеллекта подчинены структурам общества. Викторианская структура сохранялась благодаря социальному кодексу, а не интеллектуальному. Хоть они и называли её моралью, по существу это был социальный кодекс. Этот кодекс очень походил на их декоративную литую чугунную отделку: на вид дорогую, но дешевую по себестоимости, строгую, холодную и неудобную.

Новая, только что возникшая культура, впервые в истории считает, что структуры общества должны быть подчинены структурам интеллекта. Один из главнейших вопросов нашего века был таким: «Будут ли социальные структуры в нашем мире управлять интеллектуальной жизнью или же интеллект всё-таки восторжествует над социальными шаблонами?» В этой битве победили интеллектуальные структуры.

Вот при таком освещении проясняется и многое другое. Причина, по которой викторианцы представляются нам сегодня лицемерными и мелочными, заключается в пропасти, разделяющей ценности. Хоть они и были нашими предками, принадлежали они к совершенно иной культуре. Невозможно понять представителя другой культуры, если не принимать во внимание различия в ценностях. Если француз спрашивает: «И как только немцы могут жить таким образом?», то толкового ответа он не получит, если будет исходить из французских ценностей. И если немец спросит: «Ну разве можно жить так, как французы?», то тоже не получит ответа, исходя из немецких ценностей. И если теперь мы спросим, как могли жить викторианцы так лицемерно и мелочно, то нужного ответа мы не получим до тех пор, пока не наложим на них ценности двадцатого века, которых у них не было.

Как только поймёшь, что суть викторианских ценностей заключалась в приоритете общества над всем остальным, тогда всё становится на своё место. То, что сегодня зовут викторианским лицемерием, тогда не считалось лицемерием. Это считалось добропорядочной попыткой сохранять свои мысли в рамках социального приличия. В умах викторианцев качество и интеллект не связывались так, чтобы качество подвергалось испытанию со стороны интеллекта. Мерилом всего у викторианцев был лозунг: «Одобряется ли это обществом?»

Подвергать социальные формы испытанию интеллектуальными ценностями считалось «неприличным», а викторианцы искренне верили в социальное благородство. Они считали их высшими атрибутами цивилизации. «Благость» — очень интересное слово в истории человечества, а то, как они использовали его, — ещё интереснее. «Состояние благости» по определению кальвинистов было состоянием религиозного «прозрения». Но когда викторианцы прошли это, то оно изменило смысл от «божественности» к чему-то вроде «социального блеска».

Для ранних кальвинистов, да и для нас тоже, такое снижение смысла кажется возмутительным, но становится понятным, если учесть, что при викторианской структуре ценностей под обществом подразумевался Бог. По словам Эдит Уортон викторианцы боялись скандала больше чем болезни. Они утратили веру в религиозные ценности своих предков и вместо этого стали полагаться на общество. Только в корсете общества можно было удержаться от возврата к злу. Формальности и скромность были попытками подавить зло, не давая ему места в своих «высших» помыслах, а для викторианца высшая духовность означала высшее социальное положение. Между этими двумя понятиями не было различия. «Бог — это джентльмен во всех отношениях, и по всей вероятности, он принадлежит к епископальному исповеданию». Быть джентльменом означало приблизиться как можно ближе к Богу, пока ты живёшь на этой земле.