Читаем без скачивания Муж и жена - Уилки Коллинз

Арнольд двинулся следом и остановил его. Какой-то миг приятели молча смотрели друг на друга. Арнольд заговорил первый.

— Ты не в духе, Джеффри. Что так сильно тебя расстроило? Вы с мисс Сильвестр каким-то образом разминулись?

Джеффри молчал.

— Ты видел ее после того, как она ушла из Уиндигейтса?

Опять молчание.

— Ты знаешь, где сейчас мисс Сильвестр?

Джеффри стоял, крепко сжав губы, все с тем же выражением неприкрытой враждебности в лице и во всей позе. Румянец на щеках Арнольда стал сгущаться.

— Почему ты не отвечаешь мне? — тихо спросил он.

— Потому что мне все это осточертело.

— Что именно?

— Фокусы мисс Сильвестр. Мисс Сильвестр моя забота, не твоя.

— Легче на поворотах, Джеффри! Ты забыл, что сам впутал меня в эту историю и, между прочим, против моей воли.

— Помню, как не помнить. Ты меня засыпал упреками.

— Засыпал упреками?.

— Что, нет? Только и слышу, как ты меня облагодетельствовал. К черту благодетелей! Меня от них выворачивает наизнанку.

Была в Арнольде особая крепость характера, которую трудно различить под внешним добродушием и неискушенностью и которая редко проявляла себя. Но уж если проявляла, Арнольд шел в наступление на любого обидчика.

— Когда ты опамятуешься, — отчетливо проговорил он, — во имя старой дружбы я приму твои извинения. А пока ты не в себе, прекращаю с тобой всякие отношения. Больше мне нечего тебе сказать.

Джеффри стиснул зубы и сделал шаг вперед. Взгляды их скрестились. Арнольд смотрел твердо, точно бросал вызов, точно говорил — давай сразимся, если посмеешь напасть. Джеффри понимал и ценил в людях одну добродетель — мужество. И вот оно воочию перед ним — мужество противника, физически явно более слабого. Жестокий и бесчувственный во всем остальном, к людям мужественным Джеффри питал слабость. Он круто повернулся и зашагал прочь.

С поникшей головой и тяжестью в сердце стоял Арнольд вдали от всего живого, отдавшись во власть горьких размышлений. Друг, спасший ему жизнь, единственный человек, с которым связаны воспоминания о далеком беззаботном времени, тяжко оскорбил его и без колебания ушел, не выказал ни малейшего сожаления или раскаяния. Арнольд, простой, верный, привязчивый, был оскорблен до глубины души. Быстро удаляющаяся фигура Джеффри стала расплываться, терять очертания в этом вересковом мареве. Арнольд прикрыл ладонью глаза, пряча с мальчишеской застенчивостью набежавшие слезы, говорящие о чистоте сердца и делающие честь человеку, способному на такие слезы.

Пока Арнольд боролся с захлестнувшими его чувствами, на перекрестке дорог начало кое-что происходить.

Четыре дороги расходились почти под прямым углом на север, юг, восток и запад.

Арнольд стоял на восточном проселке, пройдя от каменной изгороди навстречу Джеффри ярдов двести — триста; западный проселок, огибая крестьянский дом, вел в соседний торговый городок. Дорога на станцию уходила в южном направлении, Уиндигейтс-xaус находился к северу от развилки.

Пока в глазах у Арнольда все еще стояли слезы, а Джеффри был шагах в пятидесяти до развилки, ворота усадьбы открылись, из них выехала бричка, которой правил мужчина. Обок его на козлах сидела женщина. Это была Анна Сильвестр, правил бричкой хозяин усадьбы.

Бричка сразу же свернула на проселок, ведущий в соседний городок, оставив позади развилку, дорогу на станцию и Арнольда, который шел в том же направлении. Проводив рассеянным взглядом, все еще затуманенным слезами, жалкий крестьянский экипаж, он свернул на дорогу, ведущую в Уиндигейтс, и скоро опять был у каменной изгороди. Он огляделся по сторонам, но бричка скрылась из вида — здесь проселок делал небольшой крюк, огибая усадьбу, крестьянский дом заслонял эту его часть. Верный обещанию, Арнольд опять присел на вереск у изгороди, бричка к этому времени стала не больше мухи и скоро совсем исчезла.

Вот так Анна ускользнула от погони. Пользуясь выражением сэра Патрика, нашла выход, там где мужчина бы растерялся. Крестьянин, видя бедственное положение Анны, пожалел ее и, собравшись по делам в соседний городок, взял с собой.

Таким образом ей удалось избежать три нежелательные встречи: с Джеффри, возвращавшимся в Уиндигейтс, с Арнольдом, честно наблюдавшим за развилкой, и со слугой сэра Патрика, караулившим ее на станции.

День близился к вечеру. Слуг уиндигейтского дома, прохлаждавшихся в парке в отсутствие хозяйки, всполошило на миг неожиданное появление одного из гостей. Мистер Джеффри Деламейн вернулся один, прошел прямо в курительную и, приказав подать себе еще стакан старого эля, сел в кресло с газетой в руках и закурил любимую трубку.

Очень скоро ему наскучило читать, и он впал в раздумье, вспоминая подробности встречи с Арнольдом.

Ситуация сложилась для него наилучшим образом, он даже не мог о таком и мечтать. Он внутренне приготовился после случившегося в библиотеке к страшному скандалу. И вот, пожалуйста, в доме тишь и гладь. Три человека, сэр Патрик, Арнольд и Бланш, которые догадывались, что Анна попала в серьезную беду, хранили ее тайну, как будто знали, что от их молчания зависит его, Джеффри, благополучие! И что самое чудесное — Анна не подняла шума, не побежала за ним, а таинственно скрылась, не проронив ни слова, а ведь могла бы погубить его.

Что сие может означать? Джеффри напряг все свои мыслительные способности, чтобы разрешить эту загадку; молчание Бланш, ее дядюшки и Арнольда после долгих напряженных усилий он сумел объяснить: эта троица, скорее всего, хотела утаить от леди Ланди появление в доме ненавистной гувернантки.

Но почему Анна замкнула уста — это не на шутку его озадачило.

Где ему было понять, что несчастье Бланш было для Анны страшнее всех бед, обрушившихся на нее. И она решила бежать навсегда от дорогих ей людей, бежать — чтобы никто никогда больше не сказал ей, что она жена Арнольда. «Ясно как божий день, причину ее действий мне ни за что не постичь, — вот до чего в конце концов додумался Джеффри. — Но раз она согласна держать язык за зубами, то я тем более. И поставим на этом точку!»

Джеффри вытянул ноги, положив их на стул, расслабил после долгой прогулки свои великолепные мускулы, заново набил трубку и закурил, пребывая в полном согласии с самим собой. Можно было больше не опасаться ни появления Анны, ни докучливых вопросов Арнольда. Теперь он смотрел на их ссору даже благодушно. Кто мог бы подумать, что этот хлюпик такой задира, сказал он себе, чиркнул спичкой и закурил еще раз.

Прошел час; вторым вернулся домой сэр Патрик.

Он был задумчив, но отнюдь не раздосадован. Судя по всему посещение гостиницы было успешно. Почтенный джентльмен мурлыкал под нос любимую песенку с несколько, пожалуй, рассеянны видом и чаще, чем обычно, брал понюшку из набалдашника своей знаменитой трости. Придя в библиотеку, он звонком вызвал лакея.

— Кто-нибудь меня спрашивал?

— Нет, сэр Патрик.

— Письма мне есть?

— Нет, сэр Патрик.

— Прекрасно. Ступай наверх в мою комнату, поможешь мне переодеться.

Поднявшись вслед за сэром Патриком к нему в спальню, человек помог ему облачиться в шлафрок и мягкие туфли.

— Миссис Ланди дома?

— Нет, сэр Патрик. Уехала с гостями смотреть развалины.

— Прекрасно. Принеси мне сюда чашку кофе и разбуди за полчаса до обеда, если я невзначай усну.

Слуга вышел. Сэр Патрик растянулся на софе.

— О-хо-хо, — вздохнул он. — В спину вступило, и ноги как деревянные. Пони, должен заметить, чувствует то же. Годы, видно, свое берут. Зато сердце бьется молодо. А это главное, прочее — все гиль, — придя к этому утешительному заключению, сэр Патрик опять замурлыкал шотландскую песенку. Слуга принес кофе, в спальне было совсем тихо, слышалось только, как жужжит шмель, влетевший в окно, и тихонько шуршит снаружи плющ. Минут пять сэр Патрик потягивал свой кофе и о чем-то думал — отнюдь не как человек, огорченный недавней неудачей. А еще через пять минут о уже спал сном младенца.

Немного спустя вернулась с прогулки компания любителей руин.

За исключением предводительницы, то бишь леди Ланди, все пребывали в подавленном настроении духа. Особенно Смит с Джонсом, которые как воды в рот набрали. Одна леди Ланди была без ума от развалин. К тому же ей удалось сэкономить шиллинг на смотрителе и она очень гордилась собственной практичностью. Ее голос звучал мелодично, подобно звукам флейты, а прославленная улыбка никогда не была столь обворожительна.

— Необыкновенно интересно! — воскликнула ее милость, вылезая из кареты с тяжеловесной грацией и обращаясь к Джеффри, слонявшемуся по портику. — Вы многое потеряли. В следующий раз, собравшись на прогулку, посоветуйтесь с хозяйкой, чтобы потом ни о чем не жалеть.