Читаем без скачивания Звезда Парижа - Роксана Михайловна Гедеон

Эдуард не считал себя сентиментальным или романтичным человеком. Но сейчас ему действительно захотелось, чтобы, когда настанет утро, они могли бы вместе отправиться завтракать, а потом поехали бы в отель де Монтрей, он показал бы ей портрет отца и рассказал о нем, а она бы хоть чуть-чуть лучше его узнала… Было бы великолепно, если б его мать приняла Адель, ибо как можно ее не принять, если он с ней так счастлив, если она влюблена так искренне?

На минуту он даже поверил, что так и будет. И на минуту ему даже захотелось увидеть Дезире, и впервые Эдуарду показалось, что этот ребенок не был бы слишком лишним между ними двумя…

Адель сонно пошевелилась.

Эдуард ждал, что будет дальше. Честно говоря, ему не очень хотелось, чтобы она сейчас проснулась: пусть бы лучше она спала, а он попытался бы себя понять, ибо его действительно поразило это вдруг нахлынувшее сентиментальное, какое-то семейное чувство. Он не знал его никогда. Может быть, Адель действительно оказалась способной привить ему вкус к романтизму, к уютным ужинам в отдельных кабинетах, прогулкам над рекой, тихим вечерам на набережных Сены — тем вечерам и прогулкам, когда держат друг друга за руки. Но Адель действительно просыпалась, и через секунду он уже не жалел об этом. Он наблюдал, как шевельнулись ее ресницы, открылись глаза, как, мгновенно вспоминая, где находится, она инстинктивно тянется к нему губами.

Он не хотел больше молчать. Склонившись к ее лицу, он произнес:

— Я люблю тебя.

Это были всего три слова, которые он и раньше говорил ей, но нынче в их звучании было столько искренности, что Адель замерла. У нее было чувство, что ее сердце вот-вот растает, растворится.

Потом слезы прихлынули к ее глазам, и она спросила, превозмогая отчаяние:

— Почему же… почему же в таком случае ты выбрал не меня?

Эдуард не знал, что она имеет в виду. Слишком пораженный ее реакцией, он даже не сразу обратил внимание на слова.

— Неужели только из желания угодить обществу? — допытывалась она, и искренняя боль была в ее голосе. — Неужели ты можешь поступить со мной так

— Я не понимаю, тебя, дорогая, — сказал Эдуард.

— Я говорю о Мари д'Альбон.

Так как он продолжал молча смотреть на нее, Адель добавила:

— О твоей помолвке с ней. Ты что же, говорил ей то же, что и мне? Если да, то я такого не заслужила. А если нет, то при чем тут она?

— Да, при чем тут она? — повторил Эдуард.

Адель, полагая, что ему вздумалось насмехаться над ней, ничего уже больше не сказала. Она вообще не намерена была затевать подобный разговор. Только слова Эдуарда «я люблю тебя", сказанные так проникновенно, заставили ее упомянуть о Мари, а без них она бы никогда не заикнулась о ней: эта ночь была их ночью, в ней не было места никакой Мари на свете.

Эдуард, силой заставляя повернуться к нему лицом, сказал:

— Должно быть, ты просто наслушалась сплетен.

— Сплетен? Но ведь все говорят, все уверяют…

— О, неужели уверяют настолько, что даже Адель, которая лучше всех знает, какой я неважный семьянин, поверила в эту небылицу? — ласково поддразнил он ее.

Голос Эдуарда был так спокоен и весел, что не встревожиться было нельзя. Она знала, что он придерживается правила никогда не лгать, да и стал бы он призывать на помощь какую-то дешевую ложь? Сердце Адель пропустило один удар. Поднимаясь на локте, она зашептала быстро, отчаянно, словно пребывала в настоящем ужасе:

— Но как же? Все об этом говорят. А когда у д'Альбонов начались трудности с деньгами, то и вовсе целый хор получился: все утверждают, что ты спасешь их от разорения, женившись на Мари. Я знаю, ты отдыхал с ними где-то за городом… говорят, ты ценишь ее, да и вообще, я знаю, она красива… А твоя мать? Она ведь за этот брак, она наверняка любит Мари!

— Ты откуда вообще все это взяла? Адель! Что тебе за дело до Мари?

— Мне? Да она не выходила у меня из головы почти полгода, с тех самых пор, как ее стали связывать с тобой! Я с ума сходила от этого!

Он некоторое время молчал. Потом негромко спросил, не зная даже, как к сказанному относиться:

— Ты следила за мной?

— Пыталась. Ну, Эдуард, скажи мне, — она почти умоляла, — это так или нет?

— Что?

— Ты женишься на Мари?

Эдуард улыбнулся, перебирая волосы Адель:

— Моя мать хотела бы этого брака. Признаться, дорогая, до меня тоже порой доходили подобные слухи, но мне казалось это просто смешным. Я никогда бы не обидел Мари ложными надеждами, она слишком мне нравится. Нравится, как очень многие нравятся. — Эдуард мягко добавил: — Я никогда не собирался на ней жениться, это скорее мечта моей матери, а еще больше графини д'Альбон. Я не хотел их разочаровывать.

— Но почему же они тогда об этом говорили? — допытывалась она, судорожно сжимая обеими руками его ладонь. — Почему?

— Я подозреваю, они пытались таким образом заставить меня привыкнуть к мысли о Мари. А вообще-то я не вникал в то, что ими движет.

Графу де Монтрею казалось, что он сказал всё, чтобы успокоить Адель, чья ревность его позабавила — до того она была беспричинной. Но лицо молодой женщины словно застыло, не выражая никаких чувств, кроме, может быть, оцепенения. Будто обессилев, она опустилась на подушки; пальцы ее рук были сцеплены. Она прикусила губу и не говорила ни слова.

Эдуард склонился над ней:

— На мой взгляд, в моей жизни и намерениях нет ничего такого, что могло бы сильно тебя огорчить.

Она молчала, пребывая в каком-то непонятном ему отчаянии и полузакрыв глаза.

— Адель, — сказал он почти раздраженно, — надеюсь, ты достаточно умна, — впрочем, я даже уверен в этом — чтобы не заставлять меня клясться и выделывать всякие банальные штуки? Это было бы совершенно неуместно.

— Эдуард, — проговорила она, будто собравшись с силами, — мне очень жаль.

Прежде чем он успел что-то сказать, она добавила:

— Знаешь, я предала тебя.

Слез не было в ее глазах. Поднимаясь, плотнее закутываясь в простыню, словно стыдясь теперь своей наготы, она прошептала, умоляюще складывая руки:

— Эдуард, мой дорогой, я не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить. Я так ревновала, так боялась тебя потерять, что сходила с ума… вероятно, у меня и вправду что-то в голове помутилось. Но, поверь, всё еще можно поправить, и это даже хорошо, что ты сейчас не