Читаем без скачивания Черный мотылек - Барбара Вайн

Порывшись по карманам мужа, миссис Кэндлесс нашла два скомканных носовых платка, пятифунтовую банкноту, огрызок карандаша, чек за бензин и ключ. Любой человек знает форму ключей от своего дома. Прикрой глаза — и увидишь знакомый силуэт. Этот ключ Урсула не помнила, но сразу догадалась, какую дверь он открывал — дома на Гудвин-роуд.

Значит, Дикки Парфитт все-таки видел там Джеральда! Двадцать восемь лет прошло, а все словно вчера. Теперь уже Урсула не узнает, зачем Джеральд туда ходил. Впрочем, какая разница. И все-таки перед глазами поплыли темные круги — к ночи разыграется настоящая мигрень.

В пабе собрались все, кроме Адама. Рози оценила ногти Сары, добавив, что тоже подумывала сделать что-нибудь эдакое, «дизайн ногтей», или как там оно называется. Впрочем, она уже старовата. Сара прекрасно знала, что Рози тридцать три. Все принялись обсуждать, чем заняться и куда пойти.

— Почему бы не остаться здесь? — предложила Сара, поглядывая на часы.

— Здесь скучно. И в клубе тоже скучно.

Кто-то из знакомых Александра устраивал вечеринку. Отмечал юбилей — тридцатилетие. Александра пригласили, так что они не будут там незваными гостями.

— Даже впятером? — уточнила Рози.

Сара поежилась. Только она всегда появляется в компании одна, без спутника. Наверное, друзья считают, что у нее никого нет.

— Выпьем еще по одной, — вмешалась Викки, — и пойдем в новый ресторанчик, как его там? «Невод». Поедим рыбы с картошкой — и в клуб. Согласны?

С напускным безразличием Сара спросила:

— А как же Адам нас найдет?

— Можешь радоваться — он сегодня не придет. Остался в Лондоне.

В глазах Сары потемнело, ее словно парализовало, накрыло серой сетью. Не придет. В Лондоне. Две эти фразы, не переставая, вертелись в голове. Сару ждал бесконечный тоскливый вечер, такой же, как в детстве, когда в гости заявлялась тетушка Хелен или бабушка и девочкам приходилось часами слушать скучные, утомительные взрослые разговоры, пока на выручку не приходил отец. Теперь отец не поможет. Никто не придет на помощь. Сара опустила взгляд на нелепый синий маникюр, на ноги, обтянутые черным бархатом. Она с трудом их переставляла, зато наряд казался сексуальным. И все зря — как глупо.

Сара выпила «еще по одной» и поплелась с компанией в ресторан. Она боялась, что ее молчание выглядит подозрительно, не могла проронить ни слова. Отсутствие Адама уже не казалось загадочным. Разумеется, это очередной вызов, намеренная провокация, дерзость, которая так ее возбуждала. Остается гадать, когда Адам вернется, — по негласному уговору, связаться с ним Сара не могла. Что это — проверка или окончательное унижение? Он хочет знать, сколько она вытерпит? Будет ли приезжать сюда неделю за неделей ради призрачной надежды? Сару трясло, кусок не лез в горло, ее тошнило.

— Я не пойду с вами в клуб, — решила она. — Лучше поеду домой. Что-то мне нехорошо.

Впервые после смерти отца Сара провела ночь с субботы в родительском доме. В воскресенье она проснулась без похмелья. Вдобавок не нужно садиться за руль и дрожащими руками, с раскалывающейся головой вести машину до Ланди-Вью-Хауса. Сара встала пораньше и набрала номер Стефана. Сработал автоответчик. Сара надиктовала сообщение: нельзя ли ей приехать и дослушать рассказ, если дядя не занят во второй половине дня?

Наверное, пора все рассказать матери. Или подождать, пока Стефан завершит повесть?

— В любом случае, приеду сюда в следующую субботу, — произнесла Сара вслух, но, услышав свои слова, тут же пошла на попятную: нельзя допускать, чтобы Адам ею манипулировал. Она не вернется до последней субботы месяца, после Рождества. — Папа когда-нибудь уходил из дому вечером в субботу? — ни с того ни с сего спросила она.

— Возможно. — Урсулу это не интересовало. — Иногда. Относил рукопись Розмари. А что?

— Я думаю, он ходил в церковь. Мне кажется, он все-таки вернулся — вернулся к Богу.

К удивлению Сары, мать громко рассеялась. Затем, смутившись, извинилась и добавила:

— Если вы с Хоуп хотите приехать на Рождество, я постараюсь все устроить. Мы славно проведем время. — Урсула заколебалась. — И Фабиана позовем. Конечно, и мне бы хотелось пригласить друга, а еще можно позвать…

— Нет! Не могу. И Хоуп не сможет. Это будет ужасно — неужели ты не понимаешь?!

— Возможно. Как скажешь.

— Ты ведь обойдешься без нас, верно? Пригласишь друга, или кого ты там хотела.

— Да, друга, — подхватила Урсула.

После ланча Сара еще несколько раз позвонила Стефану, но реагировал только автоответчик. Дядя не говорил, что отлучится на выходные? Не собирался к сыну? Сара не помнила. Она оставила новое сообщение — предложила увидеться в следующую пятницу. Придется снова приезжать в субботу…

И тут, сама не зная почему, она позвонила Хоуп. Сара никогда не звонила сестре из Девона. Набирая номер, успела сообразить — не стоит сообщать Хоуп о продаже дома. Сара не хотела обсуждать это по телефону, опасаясь слез и истерики. Нужно было что-то сказать:

— Я забираю бумаги отца. Не знаешь, почему он не сохранил отзывы на «Белую паутину»?

— Они его не устроили. Критики заявили, что он написал триллер. Ты-то не помнишь, ты была в отъезде.

— Ты говорила, сюжет основан на реальном преступлении?

— Так писали в газетах: это похоже на дело об убийстве Райана.

— На что?!

— На убийство Десмонда Райана. Так писали. Не знаю, правы они или нет. Разве Фаб не упоминал об этом в своем докладе?

— Наверное. Не обратила внимания.

Вечером, вернувшись из Девона, Сара прямиком направилась к Хоуп. В кои-то веки она застала сестру одну — Фабиана дома не было.

— Это случилось задолго до нашего рождения, — начала Хоуп — Один из критиков называл, кажется, 1960 год.

— Десмонд был братом отца, — проронила Сара. — Младшим. — И она рассказала Хоуп о визите к Стефану и о том, что узнала о Райанах.

Хоуп слушала не перебивая. На миг кровь прилила к ее лицу и снова схлынула.

— Значит, спустя столько лет папочка написал роман о смерти собственного брата?

— Выходит, что так.

— Но ведь папочка ушел из дома за десять лет до этого убийства!

— Он про него знал. О нем писали в газетах. Тебе известны подробности?

— Не особо, — ответила Хоуп. — Само собой, я читала «Белую паутину», как и ты. Но ведь папочка писал не репортажи. По его словам, он фильтровал материал, многое менял, переделывал, чтобы вышло интереснее. Зачем тебе это? Ты же собиралась писать о папе, а не о его семье?

— То есть «не о семье»? Я не могу обойти молчанием его родных

— Я бы так и сделала. Теперь ты знаешь, как его звали, его настоящее имя, и что в 1951 году он взял себе другую фамилию — разве этого недостаточно?

— Я все еще не знаю, почему он так поступил, — вздохнула Сара.

— Во всяком случае, не потому, что его брата забили насмерть или что там с ним случилось через девять лет. Кстати, я тебе говорила, что мама мне сегодня позвонила? Не говорила? Сказала, что хочет продать дом. Меня это не удивляет.

— Тебе все равно?

— Странное дело, — сказала Хоуп, — я много думала об этом. Еще до разговора с мамой. Я даже подумывала, не можем ли мы с тобой собрать денег, взять кредит и выкупить дом. А потом решила: какой смысл? Все равно я не смогу там жить. Я не могу видеть это место, находиться там. Без папочки… — Хоуп посмотрела на сестру, по ее щекам струились слезы. — Я так любила его, так любила. Даже слишком.

Объявление о продаже получилось сдержанным — строгий готический шрифт на белом фоне, — но прохожие останавливались, читали. В это время года прохожих было мало, зато останавливались машины. Риэлтор предлагал рекламировать жилище как дом известного романиста Джеральда Кэндлесса. Все что угодно, лишь бы продать, цинично отвечала Урсула.

Бумаги из его кабинета вынесли, остались только книги. Прямо комната квартиры-музея писателя, думала Урсула: ряды справочной литературы, полка с собственными произведениями напротив рабочего стола, печатная машинка без чехла. Урсула даже положила рядом лист бумаги и чернильную ручку поперек листа, а потом убрала. К чему эти глупые игры?

Сара взяла себе первое издание «Впроголодь». Слава богу, ей не придется больше упираться взглядом в черного мотылька на желтом корешке и портрет женщины на передней обложке. У женщины были черные волосы и ярко-красные губы, но Урсула узнавала свои черты. Остальные первоиздания — четыре тома, не востребованных Хоуп, — она собиралась передать Сэму. Следующей книгой после «Впроголодь» был «Человек из Фессалии», расшифрованный терпеливой машинисткой из Ильфракомбе. Слегка браня себя за мелочность, Урсула вспоминала, с каким удовлетворением наблюдала за мучениями Джеральда: тот никак не мог справиться с огромной стопкой бумаг, исписанных неразборчивым корявым почерком. Раз в неделю он хватал толстую пачку, запихивал в огромный коричневый конверт и вез в Ильфракомбе.