Читаем без скачивания Power and Progress - Daron Acemoglu;Simon Johnson;

Вторая половина девятнадцатого века была другой, но не потому, что неумолимая дуга склонялась к прогрессу. Отличительной чертой этого периода стало изменение характера технологий и рост противодействующей силы, что заставило ответственных лиц серьезно подойти к вопросу распределения выгод от повышения производительности труда.

В отличие от стремления к автоматизации на первом этапе промышленной революции, новые технологии второго этапа начали создавать некоторые новые возможности как для квалифицированных, так и для неквалифицированных работников. Железные дороги породили множество новых задач и стимулировали остальную экономику благодаря связям с другими секторами. Что еще более важно, американский путь развития технологий был направлен на повышение эффективности, особенно за счет расширения набора задач, которые могли выполнять рабочие на заводах и новые машины, в основном из-за нехватки квалифицированных рабочих в стране. По мере распространения этих инноваций в США и Европе они создавали новые возможности для труда и повышали предельную производительность работников во всем индустриализирующемся мире.

В равной степени институциональные изменения шли в направлении усиления власти рабочих, чтобы эта более высокая производительность была разделена между капиталом и трудом. Промышленный рост объединил людей на рабочих местах в городах и позволил организовывать и развивать общие идеи. Это изменило политику как на рабочем месте, так и в стране.

В Великобритании чартизм и рост профсоюзов расширили политическое представительство и изменили сферу деятельности правительства. В Соединенных Штатах организация профсоюзов в сочетании с протестами фермеров сделала то же самое. Во всей Европе рост фабрик означал, что организовать рабочих стало проще.

Расширение демократии в значительной степени способствовало распределению прибыли от повышения производительности труда, поскольку это облегчало ведение коллективных переговоров для улучшения условий труда и повышения заработной платы. С появлением новых отраслей, продуктов и задач, повышающих производительность труда, и распределением ренты между работодателями и работниками, заработная плата росла.

Политическое представительство также означало требования о менее загрязненных городах, и вопросы общественного здравоохранения стали восприниматься более серьезно.

Все это не происходило автоматически, и часто это случалось только после длительной борьбы. Более того, условия улучшались только для тех, кто имел достаточный политический голос. В большинстве мест в течение XIX века женщины не имели права голоса; следовательно, экономические возможности и более широкие права для них появлялись гораздо медленнее.

Еще более удивительно, что условия в большинстве европейских колоний не улучшились, а значительно ухудшились. Некоторые, например, Индия, были насильственно деиндустриализированы, когда в страну хлынул поток британского текстиля. Другие, в том числе Индия и часть Африки, были превращены в поставщиков сырья для удовлетворения свирепого аппетита растущего промышленного производства в Европе. В других странах, например, на Юге США, усилилось наихудшее принуждение к труду в форме рабства, а также жестокая дискриминация коренного населения и иммигрантов, и все это во имя прогресса.

Глава 7. Спорный путь

Я молод, мне двадцать лет; но я не знаю о жизни ничего, кроме отчаяния, смерти, страха и жирной поверхностности, брошенной в бездну печали. Я вижу, как народы настроены друг против друга и молча, неосознанно, глупо, покорно, невинно убивают друг друга.

-Эрих Мария Ремарк, "Все тихо на Западном фронте", 1929 г.

По этим основополагающим пунктам члены Совета единодушно согласны:

1. Автоматизация и технический прогресс необходимы для общего благосостояния, экономической мощи и обороны страны.

2. Этот прогресс может и должен быть достигнут без принесения в жертву человеческих ценностей.

3. Достижение технического прогресса без ущерба для человеческих ценностей требует сочетания частных и государственных действий, согласующихся с принципами свободного общества.

-Консультативный комитет президента по политике в области труда и управления, 1962 г.

A после реформ и перенаправления технологических изменений во второй половине девятнадцатого века, казалось бы, можно было надеяться. Впервые за тысячи лет произошло сочетание быстрого технологического прогресса и институциональных предпосылок для того, чтобы эти преимущества были доступны не только узкой элите.

И все же перейдем к 1919 году, и фундамент этого всеобщего процветания был разрушен. Для людей, достигших совершеннолетия в Европе в начале 1900-х годов, мир представлял собой картину растущего экономического неравенства и беспрецедентной бойни, вызванной Великой войной, в которой погибло около двадцати миллионов человек. Трагическая гибель миллионов молодых мужчин и женщин стала результатом жестоких и эффективных военных технологий, которые варьировались от новых видов оружия до более мощных бомб, танков, самолетов и отравляющих газов.

От большинства людей не ускользнуло, что это очень темная сторона технологии. Война была обычным явлением на протяжении тысячелетий, но оружие уничтожения развивалось лишь медленно после Средневековья. Когда Наполеон потерпел поражение при Ватерлоо в 1815 году, он и его противники сражались в основном с помощью короткоствольных мушкетов и гладкоствольных пушек, практически не изменившихся за многие века. Орудия убийства двадцатого века были гораздо более совершенными.

Страдания не закончились после войны. Беспрецедентная пандемия гриппа опустошила мир, начиная с 1918 года, заразив более пятисот миллионов человек и вызвав пятьдесят миллионов смертей. Хотя в послевоенное десятилетие наблюдалось возобновление роста, особенно в Соединенных Штатах, в 1929 году Великая депрессия ввергла большую часть мира в самый резкий экономический спад за всю эпоху индустриализации.

Рецессии и экономические крахи не были чем-то неизвестным. Соединенные Штаты пережили банковские паники и рецессии в 1837, 1857, 1873, 1893 и 1907 годах. Но ни один из них не мог сравниться с Великой депрессией по масштабам разрушений и загубленных жизней. Более ранние кризисы также не привели к уровню безработицы, сравнимому с тем, который США и большая часть Европы пережили после 1930 года. В 1930-е годы не нужно было быть исключительным провидцем, чтобы понять, что мир во сне идет к еще одной масштабной катастрофе, вызванной технологиями.

Австрийский писатель Стефан Цвейг передал отчаяние, которое испытывали многие представители его поколения, написав это в своих мемуарах "Вчерашний мир" перед тем, как он и его жена покончили с жизнью в 1942 году:

Даже в пучине отчаяния, в которой сегодня, полуослепленные, мы барахтаемся с искаженными и разбитыми душами, я снова и снова смотрю на те старые звездные узоры, которые сияли над моим детством, и утешаю себя унаследованной уверенностью, что этот крах в грядущие дни покажется всего лишь промежутком в вечном ритме движения вперед и вперед.

Можно было бы поспорить с осторожным оптимизмом Цвейга, утверждавшего, что это промежуток на пути к какому-то прогрессу, вперед и вперед. В 1930-е годы мало кто мог выразить оптимизм вигской версии истории.

Но события, по крайней мере в среднесрочной перспективе, доказали правоту Цвейга.