Читаем без скачивания Спасенная с «Титаника» - Лия Флеминг

Когда Элла попросила Селвина обучить ее основам работы с металлом, он сперва отказался, потом не выдержал девичьего напора и уступил. Дядя Селвин велел Элле надеть защитные очки и держаться на безопасном расстоянии от летящих искр. Отливка заготовок из расплавленного металла – тяжелая, изнурительная работа, однако, если в будущем Элла собирается посвятить себя монументальной скульптуре, это отличная практика.

А потом мама вошла в гараж с кружкой чая и, увидев, чем они заняты, раскричалась на дядю Селвина. Тот, в свою очередь, рассердился, что она им помешала.

– Ради всего святого, женщина, разве ты не понимаешь, что в ребенке есть божья искра? У нее прекрасное воображение и полно творческих идей. Ничего страшного, если пару раз обожжется! Пусть узнает, что любое мало-мальски стоящее произведение дается потом и кровью. Не будь глупой, не ограничивай ее горизонты!

– Не называй меня глупой, Селвин Форестер! Я без тебя знаю, что красоты, ума и таланта у нее больше, чем у нас обоих, вместе взятых. Ты не имеешь права подвергать ее опасности. Эта работа не для девушки.

– В войну было иначе. Или ты забыла женщин, которые варили сталь и трудились на военных заводах? Мы тогда полностью от них зависели!

Элла ушла, предоставив этим двоим выяснять отношения в гараже. Хуже нет, когда мама и дядя Селвин ссорятся из-за нее. Родди сейчас отвел бы ее в сад и рассмешил. Элла по нему скучает…

Решительным шагом она направилась в свою мастерскую, нашла последний чистый лист бумаги и, пылая яростью, изобразила картину, которая возникла в голове: Селвин с искаженной физиономией склонился над паяльником, а возбужденная Элла смотрит на него из-под защитного козырька. Перед ее мысленным взором разворачивался странный образ: две фигуры, чьи руки вскинуты в отчаянии, а между ними – третья, которая отталкивает их друг от друга. Карандаш порхал в руке Эллы, пока она не выплеснула эмоции на бумагу.

Если она решит поступать в художественный колледж, приемная комиссия захочет посмотреть ее работы. Надо же когда-то начинать, так почему не прямо сейчас?

Голова Эллы пухла от идей, но перемены происходили также и с телом: оно вытягивалось, формы округлялись и приобретали изящество. Когда каждое утро Элла в числе других старшеклассниц шла по улице, юнцы, проезжавшие мимо на велосипедах в мужскую школу короля Эдуарда, свистели и подмигивали ей. Элла краснела, понимая, что они восхищаются ее фигурой и черными волосами, заплетенными в тугую косу.

Хейзел оглядывалась и хихикала.

– Ты ему понравилась, – констатировала она.

– Прекрати, – обрывала ее Элла, стараясь не выглядеть довольной, хотя личфилдские мальчишки все как один казались ей заурядными – сплошные ноги, веснушки да торчащие вихры, – ни малейшего сходства с прекрасными скульптурами Микеланджело или портретами рыцарей Круглого стола кисти Берн-Джонса. Элла задирала вверх носик, притворяясь, что не слышит свиста.

– Ты их только дразнишь, – упрекала ее подруга. – Ах, если бы Бен Гаррат хоть разочек посмотрел на меня так, как смотрит на тебя.

– Мне некогда создавать себе сложности. Я намерена стать художником. Чувства надо изливать в работе, а не растрачивать их понапрасну на прыщавых шестиклассников, – смеялась Элла.

– Что ты такое говоришь, Элла Смит! Знаю я, какую жизнь ведут художники! Взять хотя бы мисс Гарман, которая читала нам лекцию. Мама сказала, она живет в Лондоне с женатым мужчиной. Просто позор!

Хейзел такая смешная, когда строит из себя пуританку, улыбнулась Элла. В такие моменты у нее нос дергается, как у кролика.

– А, ты имеешь в виду ее любовника, скульптора Джейкоба Эпштейна.

– Она даже родила от него ребенка!

– Ну и что? У творческих людей все по-другому.

– Его скульптуры – сплошное уродство. Ты ведь не хочешь походить на него? – На личике Хейзел отразился ужас.

– Я пока не знаю, в каком жанре буду работать, – призналась Элла.

– Потише говори, если не хочешь, чтобы мисс Ходж тебя отчитала.

– Ничего страшного. Вот если бы моя мама сейчас нас слышала!.. – расхохоталась Элла. – Меня тянет заниматься искусством, а не корпеть над скучными учебниками.

– Образование никогда не помешает, как говорит мой отчим.

Мать Хейзел недавно вышла замуж за Джорджа-солдата.

– Чтобы стать художником, тоже нужно учиться, и не два часа в неделю, а все время.

– Тогда иди в художественный колледж. Кстати, там учится брат Синтии, – мечтательно вздохнула Хейзел. – Такой красавчик…

– В какой именно? Меня не отпускают из дома.

Хейзел озвучила собственные мысли Эллы.

– Ну, есть Уолсолл, Бирмингем, куча мест. Будешь ездить туда поездом.

– За обучение в колледже надо платить, а у нас дома со средствами всегда было туговато. Правда, после того как мы переехали в Ред-хаус, стало проще. Ну, и есть «корабельные» деньги.

– Что за «корабельные» деньги? – Хейзел была заинтригована.

– Чеки, что присылает социальный фонд за папу. Я однажды видела этот чек, с корабликом в углу бланка. Я бы спросила у мамы, да только не хочется лишний раз напоминать ей про отца. Я тогда была совсем маленькая, и у нас об этом не говорят, чтобы не расстраивать маму. С тех пор прошло много лет, а потом еще война и все прочее… А за твоего отца ничего не платят?

– Раньше маме выплачивали пенсию как вдове, но когда она вышла замуж за Джорджа, по-моему, платить перестали. Я буду скучать, если ты уедешь. – Хейзел схватила Эллу за руку, словно хотела удержать.

– Мы все равно останемся подругами. Будем видеться по выходным. Хотя сомневаюсь, что мне разрешат бросить школу. Надо будет поставить в известность даму из социального фонда. Она следит за всеми нашими делами, проверяет, не нарушили ли мы условия. А ты, между прочим, подала мне хорошую мысль.

– Это не ради тебя, – хихикнула Хейзел. – Если ты уедешь из Личфилда, то расчистишь мне поле – я имею в виду Бена Гаррата. Ну и, как я уже говорила, образование никогда не бывает лишним.

Глава 79

Селеста взволнованно мерила шагами комнату.

– Мне дали задание… ни за что не догадаешься какое! В Бостоне живут супруги, а их маленькая дочь находится в Бирмингеме у родственников, в семействе Кэдбери. Девочка соскучилась по дому, и теперь Илайесы хотят нанять для нее сопровождение. Им нужна женщина, которая уже бывала в Америке. Представляешь? Я поеду в Штаты, причем совершенно бесплатно! Что же помешает мне увидеться с Родди? Я легко доберусь из Бостона в Кливленд на поезде. Когда мисс Форт сообщила родителям девочки, что я была в числе пассажиров «Титаника» и как никто другой подхожу для этого задания, они сразу согласились. Они очень заботятся о мисс Илайес… Фиби. Я уже люблю эту малышку. Напишу письмо Хэрриет Паркс и потребую встречи с сыном.

– Лучше вежливо попроси, – посоветовала Мэй, озабоченно сдвинув брови.

Она знает, как сильно Селеста тоскует по Родди, и опасается, что надежды подруги будут жестоко разбиты. Насколько можно судить о Гровере, этот человек не даст своего согласия легко и просто.

– Да, ты права, конечно. Потихоньку, полегоньку, – засмеялась Селеста, веселая и бодрая как никогда. – Илайесы оплатят мне обратную дорогу, а кроме того, остались еще кое-какие папины деньги…

– Ты ведь не собираешься вернуть Родди?

Этот безмолвный вопрос давно всех волновал, но только Мэй решилась произнести его вслух.

– Я смирилась, что сына не будет рядом со мной, пока он не повзрослеет и сам не сделает свой выбор. Просто увидеть его после стольких лет – уже подарок судьбы! Жду не дождусь, когда это случится. А там кто знает…

Селеста легкой походкой покинула комнату. Мэй лишь покачала головой ей вслед. В последнее время в Ред-хаусе одни только приезды и отъезды.

У самой Мэй голова идет кругом: Элла едва не свела ее с ума своими разговорами о поступлении в колледж; потом в школе потребовали объяснений, почему девочка покидает учебное заведение; потом пришлось добиваться в социальном фонде стипендии… Теперь Элла на автобусе ездит в Уолсолл, ни секунды не сожалея об упущенных возможностях, которые предоставляла средняя школа.

Мисс Ходж уговаривала Эллу остаться, но когда у этой упрямицы так блестят глаза, уговоры бесполезны. Мэй сдалась, решив, что в худшем случае Элла сможет устроиться в какую-нибудь приличную школу учительницей рисования. В глубине души она гордилась, что портфолио дочери в колледже оценили довольно высоко. Разве она может в чем-нибудь отказать Элле?

Мэй трудно привыкнуть, что дочка уже не прибегает из школы растрепанная и взъерошенная, с облегчением не срывает шарф, не сбрасывает тяжеленные школьные ботинки и не мчится вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. В Ред-хаусе тихо, даже чересчур тихо. Дом оживает, только когда возвращается Элла – обычно поздним вечером. Она вся перепачкана гипсом или краской, зато лицо светится радостью. Это все из-за Селвина, вздыхает Мэй.