Читаем без скачивания Золотая кровь - Люциус Шепард

Агенор еще немного приблизился, и Бехайм приготовился бежать. Ему казалось, что между ним и всем миром образовалась какая-то тонкая стена, сознание его затуманилось, но это его не встревожило. Его словно заворожила надменность Агенора и то, как тот будто совсем отмахнулся от смертельной опасности, нависшей над ним. Это, правда, не очень удивило Бехайма. Склонность к саморазрушению была характерна для членов Семьи.

– Принять решение было нетрудно, – продолжал Агенор, – а вот выполнить его – совсем другое дело. Я не хотел, чтобы моя смерть стала просто прекращением жизни, кроме того, признаюсь, я побаивался. И вот как-то утром – я тогда экспериментировал со снадобьем Фелипе, – возвращаясь с прогулки по внешнему миру в замок, я проходил мимо опочивальни Золотистой, и мне вдруг пришло в голову, что я мог бы умереть с помощью этой девушки. Это мне показалось гениальной находкой. Я всегда мечтал принять участие в Сцеживании и теперь мог утолить свою жажду. Я знал, что Патриарх не оставит безнаказанным такое попрание традиции и приговорит меня к Озаряющему Жертвоприношению. И я понял, что в этом будет смысл моей смерти. Мне станут задавать вопросы, от которых лучи моего умирающего ума устремятся в будущее, так волновавшее меня в последние годы: следует ли Семье покинуть Запад и ради своей безопасности устремиться на Восток?

Бехайм попробовал было на шаг отступить, но ноги его словно вросли в землю. Высокая черная фигура Агенора заколыхалась, словно их разделяло пламя, а голос его раскатывался ударами огромного колокола, отдаваясь в Бехайме каким-то дурманом, отупляя, заставляя забыть об опасности.

– Я собирался только попробовать, отпить маленький глоточек, не более того. Но почувствовав вкус крови Золотистой, я был не в состоянии остановиться. Ах, Мишель, какой это был аромат! Но если бы только он! У меня начались видения. Как будто я перевоплотился в Золотистую – пил и плыл по реке ее жизни, узнав… Нет, не узнав – прочувствовав! – все ее женские тайны, жаркое наслаждение первого поцелуя, боль месячных, мучительные томления девственницы. Надругавшись над ней, я погубил себя. Единожды прибегнув к такому насилию, я разом зачеркнул столетия умеренной жизни, попрал идеалы науки. Увидев, что наделал, я еще больше захотел умереть и привел в действие замысел, который одновременно наказал бы меня и возвысил тебя. Видишь ли, я полагал, что, несмотря на неопытность, ты именно тот, кому следует занять мое место, что ты должен выступить в нашей Семье поборником разума и сдержанности. Я хотел постепенно подвести тебя к выводу о моей виновности, чтобы все решили: это твой блестящий ум одержал победу. Но, похоже, мое решение умереть было не таким уж твердым.

Он повел головой вверх, как будто прислушиваясь к внутреннему голосу, и издал скрипучий горловой звук, словно слегка удивляясь услышанному. Теперь он говорил, все больше запинаясь, все сбивчивее.

– Да и не было у меня твердого решения. С самого начала не было. Сейчас… Сейчас я это понимаю. Желание умереть было, пожалуй, просто еще одним симптомом психической неустойчивости, от которой я так страдал, эдакой болезненной игрой. Да, я играл. С самим собой, наверное. И со всем и вся. И моя замысловатая попытка навлечь на себя смерть с помощью твоего расследования тоже была симптомом. Игрой. Видишь ли, мне и хотелось умереть, и не хотелось. Меня с одинаковой силой тянуло в разные стороны. Вот я и придумал план действий, чтобы избыть это свое раздвоение. Даже сейчас я балуюсь с мыслями о смерти и благородной жертве. Но, – раздался надтреснутый смех, – дальше заигрывания дело у меня не зайдет.

Бехайм вдруг понял, что Агенор подошел совсем близко – можно было вполне дотянуться рукой. Седые волосы старика светились, как пламя. По морщинам, глубоко пролегшим на лбу, казалось, можно было прочесть сказание о заботах, глубоких познаниях. Скорбно застывшие глаза были полуприкрыты. Но губы его обвисли, как у больного, свидетельствуя: что-то в нем сломалось, он отдался какому-то внутреннему зову и что-то задумал. Это выражение лица было сигналом страшной опасности – Бехайм хорошо его знал. Но все его наблюдения и выводы были бесполезны. Он не смог бы сделать и шага. Губы у Агенора медленно расплылись в улыбке, обнажив клыки, и Бехайм весь сжался.

И тут что-то, просвистев, с треском сильно ударило Агенора в голову сбоку. Он пронзительно вскрикнул и заковылял прочь. Белые волосы залило кровью, густо растекшейся по щеке и челюсти. Александра, сама ополоумевшая от страха, с растрепанными волосами, бросила сухую ветку, которую перед тем обрушила на Агенора, схватила Бехайма за руку и потащила к лесу. Не успев выйти из оцепенения, тот упирался. Она прикрикнула, дала ему пощечину. Боль привела его в себя, и он безвольно посеменил за ней, неуклюже ступая по неровной земле, едва не падая, когда нога попадала в ямку, вскидывая руки, чтобы удержать равновесие. За спиной раздался рев раненого зверя.

Они продрались сквозь заросли черемухи под сень раскидистых зеленых сосен, где на всем лежали пятна солнечного света, росли папоротники, проступали из-под ковра палой хвои валуны. Земля круто уходила вниз. Александра бросилась вперед прямо по склону, таща за собой Бехайма, но, пробежав несколько шагов, он вспомнил о ямах и сказал:

– Нет, сюда! – и потянул ее вверх по холму, а затем почти параллельно опушке леса.

Солнечный свет сбивал его с толку. Все вокруг, казалось, сливается в одну сплошную массу – темно-зеленые ветви, стволы сосен, медью сверкающие в ярком свете. Бежали они очень быстро, наугад, отклоняясь то влево, то вправо, и вскоре он потерял представление о том, где находятся ямы. Где-то совсем рядом, это точно, но вот как на них выйти? Он слышал, как Агенор проламывается сквозь кусты вслед за ними, и снова подумал о том, как плохо он подготовился. Даже если удастся отыскать ямы, они, скорее всего, ничем не помогут. И кто знает, как долго будет Агенор под защитой снадобья Фелипе, пусть и разбавленного?

Через пару минут стало ясно, что Агенор быстро их догоняет, и Бехайм решил сменить тактику – не пытаться заманить его в одну из ям-ловушек, а как можно дольше ускользать от него: пусть его убьет солнце. Но силы Бехайма были на исходе, и он подумал, что лучше будет остановиться и где-нибудь спрятаться. Он заметил недалеко впереди густую низкую поросль – карликовые джунгли, окружившие два упавших дерева. Их огромные разветвленные корни были залеплены грязью, они были темны и таинственны, словно загадочные ритуальные колеса, только что выкопанные из-под руин. Эти узловатые скопления корневых сплетений и комьев сырой земли создавали поразительное сходство с теми мириадами божеств, что украшают индийские мандалы. Мертвые стволы лежали один на другом, они были окутаны зарослями калины, спиреи и бузины, непроходимости которых способствовали плющ, колючая заманиха да еще уйма сухих сучьев. Убедившись, что Агенора в поле зрения нет, Бехайм запрыгнул на один из стволов и помог забраться на него Александре. Как канатоходцы, они дошли до пересечения двух деревьев. Оттуда они осторожно спустились в гущу зарослей и, пройдя сквозь несколько слоев мокрой хвои и тугой сети из веток и плетей, похожих на веревки, очутились в сырой полости, которая, как с благодарностью увидел Бехайм, уходила в заросшее мхом пустое пространство, – это позволит им, если понадобится, отползти дальше под кустарник. Они сели на влажную землю. Его штаны почти мгновенно промокли, но он почувствовал себя в безопасности. Листва вверху была такой густой, что в их убежище пробивалось лишь несколько тонких лучей золотого света. Бехайм увидел, как один из них скользнул по белой щеке Александры и уперся в ее восхитительный зеленый глаз. Зрачок сжался до размеров точки, идеально выщипанные брови вопрошающе выгнулись. Он сжал ее руку, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, ощущая, как расслабляются все его мускулы.