Читаем без скачивания Совокупность лжи - Дэвид Игнатиус

— Почему? — спросил Феррис, в отчаянии глядя на Хани.

— Потому что крупные руководители осторожнее, чем мелкие. Они не вульгарные убийцы. Им нужна информация, и они не причинят твоей женщине вреда, если на то не будет надобности. Так что, друг мой, можешь немного успокоиться. Все будет хорошо.

Феррис потер глаза рукавом. Расплакаться сейчас было бы совсем неловко.

— Где она? Вы знаете?

— Не могу сказать. Наш агент не сообщил этого сам. И не думаю, что он знает. Когда мы надавили на него, он сказал, что он думает, что она в Сирии. Подозреваю, ее переправили через границу этой ночью, во время песчаной бури. Они не оставят ее в Иордании. Это было бы слишком опасно. Думаю, они действительно переправили ее в Сирию, чтобы поговорить с ней.

— И что они теперь будут делать?

Хани наклонился к американцу и заговорил тихо и спокойно:

— Они ее отпустят. Когда поймут, что она не может дать им необходимой информации, отпустят и попытаются найти нужную информацию другим способом. По сути, эти люди — убийцы, но они не дураки. Уж это мы знаем точно.

— А что делать мне? — спросил Феррис. Более всего его угнетала именно собственная беспомощность. Он чувствовал себя как взрослый в ситуации, когда его ребенок оказался в смертельной опасности. «Лучше бы это был я, а не она. Возьмите меня. Пусть я испытаю страдания вместо нее. Почему невинный человек должен страдать из-за того, к чему испытывал бы глубочайшее отвращение, если бы узнал правду?»

Хани понимающе посмотрел на него. Ему хотелось бы утешить Ферриса, но такой возможности сейчас не было.

— Ты ничего не можешь сделать, дорогой. Только ждать.

Начальник отделения ЦРУ в Вене назвал этот телефон «Сулеймановой „Нокией“». Его подобрала австрийская полиция, когда УНБ перехватило разговор главного организатора терактов, сирийца. После того как разгорелись страсти вокруг Гарри Микера в Пакистане. Глава австрийской разведки передал телефон начальнику отделения, и тот с первым же самолетом переслал его в Лэнгли. Техники, работавшие у Хофмана, подробно исследовали аппарат, но не нашли ничего полезного. С его SIM-карты был сделан единственный звонок, который они и выследили. Но Хофман на всякий случай поставил телефон на зарядку, чтобы он оставался включенным.

Четвертого января «Сулейманова „Нокия“» один раз звонила. Никого не вызывала, просто передала текстовое сообщение. Прочитав его, Хофман онемел, а потом забеспокоился. Будто засорилась канализация и по трубам начали подниматься помои, через эту трубку и прямо в его кабинет. «Мистер Феррис, пожалуйста, позвоните мисс Алисе по номеру 963-5555-8771». Номер мобильного, зарегистрированный в Сирии. Конечно, ЦРУ и УНБ могли выяснить, кто приобрел эту карточку сирийской мобильной сети «Сирия-Тел», но не смогли бы найти отправителя сообщения. В таких случаях телефонный номер был чем-то вроде одноразового бумажного платка. Его использовали один раз, а потом выбрасывали. Хофман долго раздумывал насчет того, что он может сделать, и понял, что с оперативной точки зрения у него нет выбора. Он позвонил Феррису и прочитал ему сообщение.

Глава 32

Амман

Пока Хофман читал короткий текст сообщения, в голове Ферриса крутилась единственная мысль. Значит, она жива. Люди, которые ее захватили, знают о ее связи с Феррисом. Они хотят поторговаться, отпустить ее в обмен на возможность завербовать ее друга, сотрудника ЦРУ. Они поняли, что она ничего не знает, и используют ее в качестве приманки. Но для того, чтобы спасти Алису, ее место должен занять кто-то другой. Феррис записал продиктованный Хофманом номер и уставился на него. Несмотря на зимнюю прохладу в кабинете, он вспотел.

— Она жива, — пробормотал Феррис.

— Вероятно, жива, — осторожно ответил Хофман. — По крайней мере, они хотят, чтобы ты так думал. Это хорошо.

— А что плохо?

— То, что они знают о тебе. Они знают, что ты работаешь в Управлении, поскольку послали сообщение на телефон Сулеймана, догадываясь, что он окажется у нас. Из этого следуют два вывода. Во-первых, захватившие Алису люди — весьма высокого ранга, близкие к Сулейману. Во-вторых, они узнали от «мисс Алисы» о том, что ты ее приятель. Это значит, что они допросили ее.

Ферриса пробрала дрожь. В его голове пронеслись образы, один хуже другого.

— Я должен позвонить, — сказал он. — Поговорить с ней.

— Согласен. Тебе надо позвонить по этому номеру. Сначала я думал, что это плохая идея. Очевидно, это трюк, чтобы выманить тебя. Ну и что, подумал я потом. Придется играть сданными нам картами. Но сначала надо подготовиться, ведь так? Расставить все по местам и приготовить. Это будет нашим единственным шансом — и спасти Алису, и подобраться поближе к Сулейману. Это призовой выстрел, и нам нельзя промахиваться.

— В смысле, «промахиваться»? Меня беспокоит только Алиса.

— Знаю. Будь я на твоем месте, я вел бы себя точно так же. Но на карту поставлено слишком многое. Сейчас ты можешь и не понимать этого, и я понимаю почему, но наша небольшая операция все еще не окончена. Джихадисты в смятении. Они не понимают, что происходит. Поэтому они захватили Садики. И Алису. И послали это странное сообщение. Они не знают, что к чему. А мы к ним подбираемся.

— Меня это больше не волнует. Я просто хочу спасти Алису. А если мы будем выжидать, ее могут убить.

Феррис ждал, что Хофман выразит свое согласие, но этого не произошло.

— Ради бога, вы что, не понимаете? Ведь именно я втравил ее в этот кошмар.

— Потише, Роджер. Мы сделаем все, чтобы спасти ее, кроме одного. Мы не пожертвуем нашей операцией. Я понимаю, что ты чувствуешь себя виноватым в том, что она попала в беду. И тебе следует чувствовать себя виноватым. Ты совершил ошибку, не сообщив о своих отношениях с женщиной, знакомой с Садики. Это подставило всех нас, а не только твою подругу. Но ты ничего не добьешься, выйдя из операции на полпути. На карту поставлены человеческие жизни. Черт, миллионы жизней. Наша страна ведет войну. Которая касается не только тебя и твоей подруги. Это понятно?

У Ферриса в висках застучал пульс. Он ничего не отвечал, и на линии повисла тишина, звенящая. Феррис слушал не Хофмана, он слушал этот голос тишины и наконец ответил.

— Да, — сказал он. — Это понятно. Можете на меня рассчитывать.

— Хороший мальчик. Понимаю, насколько все тяжело, но мы справимся. Ты получишь назад свою подругу и медаль в придачу.

— Медаль, — тупо повторил Феррис.

Его мысли были уже совсем в другом месте.

Феррис положил в бумажник карточку с номером мобильного телефона сирийской сети. Заместителю он сказал, что поедет домой, чтобы принять душ и немного отдохнуть.

Выйдя из посольства, он сел в машину и поехал прямиком в штаб-квартиру УОР. Он явился туда, не сообщив заранее, и сказал удивленному заместителю Хани, спустившемуся, чтобы встретить его, что ему необходимо немедленно увидеться с Хани-пашой. Его попросили подождать и всего через пару минут проводили в кабинет Хани.

Когда Феррис вошел в кабинет, Хани внимательно посмотрел на него. Он пожал ему руку, вместо традиционных арабских объятий с поцелуями, но сейчас это было даже более доверительным жестом.

— Ты ужасно выглядишь, Роджер, — сказал он. — Мне очень жаль, что с тобой случилось такое.

— Спасибо за сочувствие, но не стоит обо мне беспокоиться. Дело не во мне. Я, может, и создаю проблемы, но хочу стать их решением. Поэтому я здесь.

Хани с удивлением посмотрел на американца, словно пытаясь понять, в своем ли тот уме.

— О чем ты говоришь, хабиби? Сегодня я тебя не понимаю.

Феррис точно знал, что он хочет сказать. Это пришло к нему как озарение. В его голове все как бы немного сместилось, образовав новый узор, совершенно новый, но не менее совершенный.

— Все по правилам, — сказал Феррис. — Нашего разговора никогда не было. Я говорю исключительно за себя, а не как сотрудник правительства США. Вы не станете информировать Управление о моем визите и о том, что мы обсуждали. Никогда. Согласны?

— Необычные правила. Возможно, я соглашусь. Но ты сказал мне слишком мало.

— «Возможно» не годится. Либо «да», либо «нет». То, что я хочу сделать, не причинит вреда Иордании и, возможно, разрешит ситуацию. А вы будете знать, что я делаю, и сможете использовать это по своему усмотрению. Мне без разницы. Но мне нужно ваше обещание, что вы меня защитите.

Хани задумчиво наклонил голову и закурил, обдумывая услышанное. Он оценивающе посмотрел на Ферриса. Сделал несколько затяжек. Похоже, иорданец был почти что доволен.

— Мой дорогой Роджер, я всегда говорил, что ты — один из нас. В том смысле, что ты ценишь людей больше, чем вещи, и ставишь превыше всего свою честь. Я уже давно об этом думал, но теперь я уверен. Так что я отвечаю «да». Естественно, эта беседа будет конфиденциальной. Здесь никого нет. Но ты должен сказать мне, чего ты хочешь.