Читаем без скачивания Заговор генералов - Владимир Понизовский

Серго испытывал восхищение и изумление. Такой обычный, внешне ничем не примечательный человек; а здесь на полянке у стога сена и вообще похож на крестьянина-косаря… Но этот человек видит ток самой истории — ее главное русло, водовороты, омуты, завихрения на отмелях и буруны на перекатах. Видит неотвратимо упругий напор на самой стремнине. И безошибочно знает, как вести по этому руслу огромный корабль — их партию!..

Серго приезжал сюда и в дни работы съезда. Ночами, когда завершались очередные заседания. Но там, в залах заседаний, хоть Владимир Ильич и был избран почетным председателем съезда и его участие чувствовалось в каждый час работы, стол президиума без Ленина как бы осиротел.

На третий день работы съезда, двадцать седьмого июля, хоть и не было это предусмотрено повесткой, снова возник вопрос — являться или не являться Владимиру Ильичу на суд Временного правительства.

Председательствующий, Яков Михайлович Свердлов, объявил:

— Слово делегату от Петроградской организации товарищу Орджоникидзе.

Серго горячо изложил свою прежнюю точку зрения: ни в коем случае!

— Им нужно выхватить как можно больше вождей из рядов революционной партии. Мы ни в коем случае не должны выдавать товарища Ленина. Из дела Ленина хотят создать второе дело Бейлиса!..

Его поддержал Дзержинский.

— Я буду краток. Товарищ, который говорил передо мной, выявил и мою точку зрения, — сказал Феликс Эдмундович. — Травля против Ленина — это травля против всех нас, против партии, против революционной демократии. Мы должны разъяснить нашим товарищам, что мы не доверяем Временному правительству и буржуазии!

И съезд, хотя перед тем среди делегатов были разные мнения, единогласно поддержал позицию Серго и Дзержинского против явки Владимира Ильича на суд контрреволюции.

И вот Шестой съезд закончил работу. Он, связной ЦК, везет Владимиру Ильичу пакет от Свердлова. И передаст устно решение Центрального Комитета. Этим решением прервется связь Серго с Владимиром Ильичем… На сколько дней, недель или месяцев?.. Во время одной из встреч, сообщая о новостях в Питере, Серго ради шутки сказал: «На днях в районной думе Выборгской стороны мы, несколько товарищей, поспорили о будущем революции. Один сказал: „Вот увидите: Ленин в сентябре будет премьером!“…» К изумлению Серго, Владимир Ильич кивнул: «Да, это так будет». Голос его был серьезен… Этот разговор произошел еще до съезда. Теперь съезд взял курс на вооруженное восстание. Нынче пятое августа. Неужели в сентябре-октябре?.. В таком случае, связь прервется не так уж и надолго.

Но все равно это последняя его поездка в Разлив: Владимиру Ильичу небезопасно оставаться далее в шалаше пастуха. Контрразведчики Керенского начали обшаривать окрестности Петрограда. На «зеленый кабинет» могут набрести и местные дачники. Центральный Комитет принял решение переправить Ленина в Финляндию.

Об этом и должен сообщить Серго Владимиру Ильичу.

Глава четвертая

6 августа

Вчера вечером, точно за минуту до назначенного времени, Путко остановился у солидного дома на Владимирском проспекте. По ковровой дорожке взбежал в бельэтаж. Глянул на латунную табличку — и глазам своим не поверил. Посмотрел на адрес, каллиграфически выведенный горским князем на конверте. Все точно. На табличке, вправленной в лоснящуюся кожу двери, значилось: «Павел Николаевич Милюков, профессор». Может быть, однофамилец того Милюкова?..

Антон повернул узорное кольцо звонка. Представился горничной. Девушка сделала книксен. Он протянул письмо. Служанка оставила его в прихожей, но скоро вернулась и повела по мерцающему паркету мимо затворенных и открытых дверей.

Двустворчатые двери в ярко освещенную залу были распахнуты. Антон увидел щедрый, в вазах и бутылках, стол, группки стоящих и сидящих дам и мужчин, а в центре — бледного, в рубахе с высоким жестким воротником мужчину. Черты его лица были крупными, подбородок тяжел. Мужчина декламировал:

Догорало восстанье,Мы врагов одолеть не могли,И меня на страданье,На мучительный стыд повели…

Путко решил, что и он приглашен сюда. Но горничная, оглянувшись, качнула головкой в наколке и повела дальше по коридору.

Осудили, убилиПобедители пленных бойцов,А меня обнажилиБеспощадные руки врагов…

Стихи и звучащий, угасающий позади заунывный голос поэта показались Антону знакомыми. Горничная подвела его к застекленной, светившейся неярким зеленоватым пятном двери. И он вступил в обширный кабинет, по трем стенам заставленный шкафами с книгами. Навстречу поднялся хозяин.

— Очень приятно, — протянул мягкую руку. — Павел Николаевич Милюков.

Он был невысок. Стекла пенсне увеличивали зрачки шафранного цвета. Возвышенный лоб, умеренно выгнутые брови, спокойная пропорциональность лица, суженного седой бородкой, знакомого по портретам в журналах и газетах: вождя кадетов и недавнего министра иностранных дел Временного правительства, собственной персоной!..

— Желаете коньяку, кофе, чаю? — осведомился Милюков.

— Лучше чаю.

— Подайте, Машенька, — бросил он и, легко, по-приятельски взяв гостя под локоть, увлек в угол кабинета, в кресла под торшер.

— Судя по вашим наградам и повязке на голове, вы только что с фронта? Превосходно. Мне бы очень хотелось получить сведения из первых рук.

Он был в стеганом шелковом шлафроке и располагался в кресле мягко, уютно, как большой ухоженный кот.

— Простите, как вас величают по имени-отчеству?.. Владимирович?.. — он на мгновение наморщил лоб. — Владимир Евгеньевич — ваш отец? Я так и подумал. Достойная фамилия… Мы были в приятельских отношениях с вашим покойным отцом. Выдающийся ученый! И такая трагическая смерть…

Антон нахмурился. Профессор уловил. Сделал паузу. Переменил тему:

— Хотелось бы узнать, как там, на фронте? Главное: как там относятся к происходящему ныне в Питере?

— По-разному, — собираясь с мыслями, скупо ответил Путко, все еще не понимая, чего ради подполковник из «Союза офицеров» направил его в этот дом.

— Прежде всего отношение армии к большевизму и к Ленину, настойчиво-мягко уточнил профессор. — Как относятся нижние чины и младшие офицеры?

— Почему именно младшие?

— Позиция старшего командного состава мне известна. Может быть, даже лучше, чем вам… Это каста, воспитанная в строгих представлениях о долге и чести. Даже неотвратимые февральские события почти все генералы и штаб-офицеры поняли с трудом. А вот среди молодых…

Горничная уже вкатила столик с чаем и бисквитами.

— А вот среди молодых… Многие были произведены в офицеры из университетов и институтов, а в учебных заведениях они не могли быть вне политики, — профессор понимающе улыбнулся. — С одной стороны, это хорошо им по плечу разобраться в животрепещущих вопросах современности. Но с другой — многие студенты были подвержены сильному социал-демократическому влиянию. Так как обстоят дела сейчас, после июльских событий? Развеялись иллюзии?

— Нет, — твердо сказал Антон. — Мало кто верил и верит, что большевики — германские шпионы. Влияние идей Ленина все шире распространяется среди солдат и затрагивает офицерский корпус. Вы правы — прежде всего молодежь, младших офицеров.

Милюков по-своему понял решительность ответа собеседника:

— Вы молодец, Антон Владимирович, — вы трезво смотрите на вещи. Здесь, в столице, многие убаюкивают себя… Преждевременно. Опасность возрождения большевизма не ликвидирована. И конечное слово будет принадлежать армии.

«Вот оно что… Хочет получить ориентировку из первых рук…»

— А каково ваше отношение к Временному правительству? К министру-председателю? — продолжил хозяин кабинета.

— Бессовестные болтуны. И самый большой болтун — Керенский.

— Вынужден с вами согласиться, мой юный друг. Александр Федорович, к огорчению, как флюгер. Откуда ветер дует… — Он помолчал, допил чай, неторопливо, со вкусом раскурил трубку, предупредительно раскрыв перед гостем шкатулку с сигарами, сигаретами и папиросами. И как бы между прочим, без понуждения, спросил: — А как относится армия к фигуре главковерха Корнилова?

— До бога высоко, до главковерха далеко… — позволил себе пошутить Антон. — По совести говоря, не знаю.

— Не беда. Время все поставит на свои места. — Милюков мягко улыбнулся. — Когда пробьет час.

Антону почудилась в этих словах перефразировка «дня икс», упомянутого горским князем.

— Что вы хотите этим сказать, профессор?

Павел Николаевич не спешил с ответом. Пососал трубку. Не отрывая мундштука от губ, выпустил ароматный дым. Из-за неплотно прикрытой двери донеслось: