Читаем без скачивания Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ - Михаил Толкач

Тов. Янчевский В.И. со своим техником в непосредственной близости от передовой линии противника отремонтировал подбитый самолет и на нем прилетел на свой аэродром».

От имени Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение боевых задач командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество были награждены орденами Красного Знамени младший лейтенант Федоров В.Я. и Якунин Д.И. Орденом Красной Звезды – лейтенант Янчевский В.И.

«Нас с комиссаром Мачихиным вывезли из тыла в одну ночь, – вспоминает В.М. Рыбин. – В 5 часов 30 минут пятого апреля 1942 года в северной части болот Дивен Мох сел самолет У-2. Это в двух километрах юго-западнее деревни Аннино. Оба мы были в крайне тяжелом состоянии – санитары предрекали заражение крови. Летчик, видя нашу обреченность, приказал стрелку-бомбардиру остаться в тылу, а на его место посадили меня.

Попали мы в разные госпитали. Сначала я был в Крестцах, а Александр Ильич – в Валдае. Дней через десять комиссар бригады послал командиров с аэродрома базирования ко мне, и меня транспортировали в Валдай. Лежали в одной палате. Я был секретарем партийной организации штаба 1-й МВДБ, потому, возможно, у нас с комиссаром было много общих интересов.

Возник вопрос об операции ног Мачихина. Помню, как он переживал: остаться без ног!.. Консультации главного хирурга фронта профессора Н.П. Еланского. Настояния главного хирурга госпиталя П.И. Кияна. Можно сказать, светила! Комиссар – нет!.. И нас перевезли под Москву на станцию Отдых (ныне город Жуковский Московской области). Обошлось без ампутации, Александр Ильич служил еще долго в рядах Советской Армии, был награжден четырьмя боевыми орденами, окончил Военную академию Генерального штаба. А если бы комиссар не проявил характер?.. Именно за твердость натуры и целеустремленность любили и уважали Мачихина в бригаде десантников».

Каленый рассвет

Я не напрасно беспокоюсь,

Чтоб не забылась та война:

Ведь эта память – наша

совесть,

Она,

как сила, нам нужна.

Юрий Воронов

К началу апреля 1942 года, как свидетельствуют архивы 34-й армии, образовались две группы десантников внутри Демянского котла: южная – юго-западнее Залесья, от Старых Ладомир 3–4 км, северная – на болотах Невий Мох.

Начальник штаба Южной группы войск 34-й армии Северо-Западного фронта генерал-майор Мавричев передал в Валдай оперативную сводку:

«Прибывший пилот сержант Марус, сделавший посадку у Тарасова в 3 часа 50 минут 6.04.42 г., сообщил: Тарасова видел. Командир бригады сказал ему, что боевой состав небольшой, остальные ранены и больные. Своими силами через линию фронта пройти не сможет, нужна помощь извне. Боеприпасы сбрасывать не надо. Продовольствием обеспечены на 2–3 дня. Из Залесья немцы ведут тяжелый артогонь – отсюда потери. Тарасов просил меньше летать над ними. В ночь с 6 на 7 апреля Тарасов переходит на южную окраину болота Дивен Мох…»

Тем временем разведчики 204-й ВДБ и роты П.Ф. Малеева вели глубокий поиск по берегам речки Полы на участке от Нарезки до Николаевского. Посыльные от них то и дело появлялись у штабного бивака, где находились Тарасов, Жгун, Никитин, Дранищев, Тоценко.

«Мы вели разведку на прорыв через речку Полу, – рассказывал при встрече Иван Александрович Кочуров. – Первую скрипку играли смелые и умелые. Все горели нетерпением: скорее к своим! Промахнуться никак не можно – немец гонялся за нами и днем и ночью. Потому Малеев поручал поиск глазастым и приметливым ребятам. Такими были у нас в роте и Эндаков, и Шубин, и Шадрин, и Чукаев, и Мотлохов, и Журавлев – наш командир взвода. Павел Федулович Малеев ленивых и нерадивых не держал.

Из лесу нас вывела дорога к какому-то бараку. День к вечеру клонился. Затаились. Теперь уж не было той лихости, которая в начале похода считалась за доблесть, школа войны пройдена с кровью!.. Высмотрели подходы. Казалось, безлюдно. Над болотом туманец сгустился. Березки на холме белели. Мы уж было совсем расслабились. Сказать по совести, усталость одолевала. А из барака немцы сыпанули. Мы по ним – огонь. Пачками, очередями. Кто убежал за холм, а кого убили…

В бараке были нары в два яруса – тут был сторожевой пост. В дальней половине – закуток для офицеров. На столе – патефон. Пластинка кончилась, а диск вращается.

– Ну-к, что фрицы слушают? – Командир Бабиков прочитал надпись на пластинке и головой покрутил: – Вот гады!

Запустили патефон – наша «Катюша»! То-то ругался Бабиков. А песня нашенская, жаль, слушать недосуг – не в гости явились. Ребята ревизовали склад – одно льняное семя. Жуют! Да много его не съешь. Но не фрицам же его оставлять. Нагребли в мешки, а остальное подожгли. Покурили и двинулись по азимуту, выбирая дорогу поудобнее, чтобы раненые и обессиленные прошли…»

«Мне и комиссару отдельной разведывательно-самокатной роты Ивану Никаноровичу Шеронову было поручено найти способную дорогу к своим. С нами был оружейный мастер Степан Демидович Колодкин. Сперва шли на закат солнца, потом пробивали лыжню в вечерних сумерках, делая засечки на деревьях, метя маршрут. Нам удалось тогда проникнуть через боевые порядки немцев на ту, западную сторону речки Полы. В небольшой рощице на крутом берегу мы задержались, чтобы отдышаться. Ночь была светлая, и с вершины холма хорошо проглядывались лощина, линия обороны противника, а еще дальше, за дорогой, лес. Там мои товарищи сосредоточились для последнего броска. Удивило, правда, нас то обстоятельство, что мы не увидели линии советских войск. Да еще считали, что нам повезло: не напоролись ни на фашистские, ни на свои мины. – Так вспоминает последние переходы в тылу немцев Андрей Васильевич Калиничев. – С холма было видно далеко. Там мои боевые друзья, за речкой пока, в темных лесах. Но не было уже среди них ни И.М. Шишкина, ни С.С. Серебрякова, ни М.И. Бурдэ – многих соратников и душевных товарищей…»

Минуло чуть больше суток, как вывезли Мачихина из тыла. За это время было несколько наскоков немецких патрульных – отбили. 4-й отдельный батальон оторвался от преследования врагов со стороны Михалева. Форсировали Ладомирку одиночки – кто перебежал по льду, кто использовал плотики из подручных средств. Парашютисты собирались на восточной окраине болот Дивен Мох. Командиры проверяли наличие бойцов, остатки припасов, исправность оружия…

Политотдельцы, политруки и комиссары докладывали Федору Петровичу Дранищеву о настроении парашютистов.

Еще недавно, когда лыжники петляли в лесах, когда бились за каждый зимник, когда громили гарнизоны, стараясь больше уничтожить врагов, когда на речках и дорогах, на просеках и лыжнях парашютистов караулили немецкие заслоны и «кукушки», в собственное спасение мало кто верил, да и не думал о личной жизни. Слишком далеким представлялся путь, чтобы задумываться о его конце. Мало сил оставалось у каждого, чтобы на них рассчитывать, а смерть – вот она, рядом, под любым кустом подстерегает, за каждой сосной затаилась. В те дни лыжники жили одной заботой: выдержать, нанести урон фашисту, не отстать в спешке боя от товарищей и во что бы то ни стало уберечь лыжи и ноги. Ранение и обморожение ног – хуже смерти. Всем этим набором чувств и переживаний был заполнен быт и думки людей, и они не тешили себя далекими пока надеждами свидания со своими за пределами котла.

Извилистая речка Пола, разделявшая воюющие стороны, была в нескольких километрах, и, хотя путь пролегал в обход болот и топей, эта близость волновала, рождала новые чувства. Десантники понимали, что впереди светят бои, будут смерти и ранения и еще неизвестно, удастся ли пробиться через вражеские укрепления, ведь сорвались же две попытки, но все это представлялось теперь не таким важным, как объявленная цель: идем к своим!.. Физических сил дойти до речки вполне может хватить, а там уж как получится. Там все будет зависеть от них самих, ото всех вместе и от каждого в отдельности, там придется снова биться с фашистом, а не с собственной немочью.

Начальник политотдела Ф.П. Дранищев соотносил услышанное от боевых помощников и данные разведки, сообщения командиров 34-й армии. И он возражал Тарасову, когда тот уверял Валдай в невозможности силами десантников преодолеть немца на переднем крае фронта. Хотя он хорошо представлял, что такие операции, как прорыв через долговременную оборону противника, приносят успех лишь при внезапности нападения, да и то далеко не всегда.

В штабном шалаше колдовали над картой капитан Жгун и старший лейтенант Тоценко. Здесь же находились комбриг Тарасов и подполковник Латыпов, полковой комиссар Никитин. Они обмозговывали телеграмму генерала Мавричева, в которой был обозначен участок выхода к своим на фронте Дубецкий Бор – Пороги. И время определено: 2.00 в ночь на 8 апреля 1942 года.