Читаем без скачивания Единая параллель - Владимир Петров

Да и нехорошо отказываться, могут подумать черт знает что. Испугался, мол, старик, струсил лететь с бабой. Тот же бугай Потанин станет ухмыляться…

— Ладно, — сказал генерал. — Веди к самолету.

«Кукурузник» оглушительно трещал, пропеллер поднял ураганный вихрь — опробовали мотор, а комэск в это время тщетно напяливал кожаный шлем на массивную генеральскую голову.

Потом, сбавив обороты, «амазонка» выпрыгнула из кабины и стала докладывать, однако генерал ничего не слышал из-за проклятого шлема, плотно сдавившего голову, уши. Недовольно махнул рукой: какие уж тут церемонии…

Летчица была глазастая, с этаким недовольно-неприступным выражением на лице. Кожаная куртка сидела на ней ловко, пожалуй изящно, а вот офицерские бриджи явно не гармонировали, излишне обтягивали женские прелести. «Взяла бы брюки на размер больше, что ли, — недовольно подумал генерал. — А то общелкнулась, как кукла».

— Ты, слышь-ка, дочка, не очень выкаблучивай насчет разного там пилотажа. Я этого не люблю. Поняла?

Она язвительно усмехнулась, повела бровью:

— Да уж как-нибудь не растрясу, товарищ генерал.

— Чего, чего?

— Не растрясу, говорю! Не беспокойтесь.

«Экая неуважительная! — поморщился генерал, — Избаловали ее мужики — одна на эскадрилью. Надо будет после полета хорошенько прочистить ей мозги, чтобы знала, как разговаривать с начальством».

Потанин подсадил его на крыло и в кабину, потом отойдя от самолета, вытянулся, взял под козырек, непонятно почему восторженно тараща глаза. А помахал на прощание не ему, своему генералу, а, похоже, летчице — со сладенькой прохиндейской улыбочкой. Ну ясное дело: разве этот сердцеед-юбочник пропустит смазливую рожицу? Даже в боевой обстановке умудряется шастать ночами: не случайно же утром доложил о ночной грозе. «А у нас только побрызгало…».

Что поделаешь — жизнь берет свое. Да оно и понятно, правильно, иначе и сама-то война теряет свой смысл, ведь в конечном счете ведется она ради жизни. Хрупкой и прекрасной своей хрупкостью, вот как эти капли на целлулоидном козырьке кабины — дрожащие под ветром, мерцающие голубым светом, словно июльские звезды, готовые исчезнуть в следующее мгновение…

Самолет взлетел, чуть завалился вправо и на бреющем пошел над полем строго на запад. Взошедшее солнце припекало затылок, слепило глаза, отражаясь от стекол приборной доски. Генерал приладил переговорное устройство и сказал в раструб:

— Давай, дочка, выходи на шоссе и вперед. По маршруту.

— Есть!

В зеркальце на стойке центроплана он хорошо видел ее лицо: твердый овал подбородка, разлом бровей под стеклами пилотских очков. Подумал с симпатией: «Мордочка-то смышленая», но, опять вспомнив ее ехидную ухмылку у самолета, поморщился.

— Не туда смотрите, товарищ генерал.

Он ничего не ответил, погрозил ей кулаком в зеркало, дескать, много на себя берешь, сибирячка.

Внизу шла танковая колонна, кое-где командиры машин, стоявшие в открытых башенных люках, приветственно махали «кукурузнику». Догадывались: летит «батя». Самолет шел чуть левее шоссе и генерал узнавал знакомые номера боевых машин, пропыленных, но еще блестевших заводской краской. Что-то их ждет завтра утром, которые из них споткнутся на минных полях или жарко запылают, проломленные бронебойными болванками?.. Но большинство, несомненно, пройдут сквозь огненное горнило, почернеют от пламени-копоти и, закаленные, рванутся дальше — на Белгород и Харьков.

Танки, танки, танки… Плоская стальная череда, похожая на заводскую транспортерную цепь, тянулась бесконечно на многие десятки километров, падая в ложбины, опоясывая овраги, черно и тяжело разрезая раздольные пшеничные поля.

Это было внушительно. Впечатляла не только огромность танковых колонн, их вздыбленная тяжеловесная броневая мощь, но и решительная, по-хозяйски уверенная открытость боевого марша: корпуса и бригады шли днем по совершенно открытой местности.

Еще несколько дней назад, в тылу, соблюдалась строжайшая маскировка, заметали даже следы гусениц, привязывая к танкам охапки хвороста. Теперь маскироваться было некогда, да и незачем. Танки шли в бой прямо с марша. Правда, в этом имелся риск, но риск оправданный: колонны прикрывались истребительным щитом, к тому же вся немецкая авиация целиком была задействовала над Обоянью и Гостищевом.

Он приказал летчице взять вправо, чтобы выйти на второй, параллельный маршрут. Eго беспокоил небольшой рывок в сторону, который, как это следовало из утренней сводки, допустили отдельные подразделения мехкорпуса.

Видно, «амазонка» хорошо знала полетную карту — уже через несколько минут она уверенно показала рукой вниз: вот они, ваши мотострелки! Колонна бронетранспортеров и САУ снова выходила на предписанный маршрут; оказывается, отклонение произошло из-за разрушенного моста.

Промелькнули и остались позади головные подразделения. Все в порядке: можно был возвращаться на аэродром, в штабе его ждали срочные дела. Однако генерал неожиданно приказал:

— Вперед, дочка!

Ему хотелось хотя бы в общих чертах увидеть лежащую впереди местность, незапыленные, не раздавленные сотнями гусениц проселки. И еще, честно говоря, взглянуть: далеко ли там немцы?

— Опасно, товарищ генерал, — предупредила летчица. — У нас ведь с вами все бортовое оружие — два пистолета.

— Вперед, тебе говорят!

Самолет слегка взмыл, выскочил над пригорком, и под крыльями замельтешили крыши небольшого хутора.

Генерал велел еще подняться, еще набрать высоты: уж очень ему не терпелось заглянуть за горизонт, увидеть хотя бы отдаленные признаки гигантского сражения.

Даже с трехсот метров ничто внизу и далеко вокруг но напоминало о близости передовой. Пологая холмистая гряда с редкими крестиками ветряков, беленые хатки, меловые косогоры да притихшие кудрявые перелески…

Вдруг самолет вздыбился, встал почти ребром на крыло и резко провалился вниз — ветровым потоком генерала прихлестнуло к борту кабины. Он не успел выругаться, когда «кукурузник» швырнуло в сторону, а в лицо ударила горячая струя. Мимо, буквально в нескольких метрах, промелькнула черная сигара истребителя. Генерал ясно увидел тупорылый нос самолета и пришел в ярость: «Неужто наш Ла-5 хулиганит?!»

— Что он вытворяет, мерзавец?!

— Спокойно, товарищ генерал. Это немецкая новинка — «Фокке-вульф-190». Сейчас будет игра в кошки-мышки. Держитесь крепче!

Далеко впереди истребитель сделал переворот через крыло и пошел в повторную атаку. Однако «кукурузник» ловко увернулся от пулеметных трасс, падая листом, скользя юзом то в одну, то в другую сторону. Третий заход «фоккер» делал уже почти по наземной цели: зеленый По-2, сливаясь с местностью, шпарил вдоль русла глубокой балки.

У генерала взмокла голова под тесным шлемом: создавалось впечатление, что они удирали на каком-то немыслимом крылатом автомобиле, рядом мелькали кусты, кроны деревьев. Потом пронеслись над деревенькой, буквально перепрыгивая крыши домов. Пестро замелькала придорожная лесопосадка, затем крутой вираж (самолет на дыбы!) и уже обратное направление — опять промах, трассы идут далеко в стороне! Затем совершенно неожиданный толчок, пробег по накатанной полевой дороге, последние выхлопы выключенного мотора…

— Быстро отстегивайте ремни! В укрытие!

«Амазонка» стояла уже на крыле, цепко ухватив воротник генеральского комбинезона. (Между прочим, она добавила еще пару словечек, соленость которых генерал оценил только потом, лежа в придорожном ракитнике.)

«Фокке-вульф» теперь не торопился, заходил в атаку издалека, блеснув на солнце острым крылом. Спокойно, как на полигоне, готовился прошить неподвижно-обреченный «кукурузник».

А дальше произошло необъяснимое: из-за поворота лесопосадки выскочил бронетранспортер, взвизгнул тормозами и тотчас же застучала скороговорка спаренного крупнокалиберного пулемета — прямо в лоб «фокке-вульфу». Истребитель медленно, на глазах, завалился набок и с грохотом врезался в склон ближайшего оврага, взрывной волной даже подкинуло стоящий на дороге «кукурузник».

Генерал, чертыхаясь, стягивал надоевший шлем, волосы были мокрыми, как после парной бани…

У самолета уже шныряли солдаты с бронетранспортера, а один из них — белоголовый, с пилоткой, засунутой под погон, полез на крыло, заглядывал в кабины.

— Эй, архаровцы! — зычно крикнула летчица. — А ну убирайтесь от машины!

Солдаты дружно гоготали, белоголовый что-то такое сказал насчет ее щегольских штанов. В том смысле, что ежели, дескать, есть надобность поменять их, так они подглядывать не станут.

Рассерженный генерал вышел на дорогу, по-кавалерийски врастяжку начальственно гаркнул:

— Эт-та што здесь происходит?! Кто командир?