Читаем без скачивания Рок, туше́ и белая ворона. - Алёна Лепская

― Да. ― не стала я врать.

― Эти симптомы периодичны?

― Да, иногда я вообще спокойно переношу свет.

― Ты говорила, что тебе показалось, что ты видела брата…

Ткнула карандашом в его направлении.

― Только попробуйте меня спросить пила ли я свои таблетки. ― процедила я, недовольно.

― Я знаю, что, да. Я о том, что изначально ты думала, что обозналась? ― поинтересовался он, внимательно на меня смотря. Я отвернулась к мольберту.

― Не знаю.

― Ты списала это на зрительные галлюцинации?

Я опустила глаза, смотря в пол.

― Ну, в общем-то да.

― Однако не исключаешь что ты видела именно то, что видела?

― Это вполне вероятно, ведь? ― заискивающе посмотрела я на психолога. Я бы даже сказала с надеждой.

― Безусловно. ― уверенно подтвердил Гетман, ― Дыши ровно, не забывайся. ― одернул он тут же, ― Следи за дыханием.

Перевела дыхание.

― Что значит: «маниакально относилась к развитию»? ― спросил он спустя мгновение. Посмотрела на него, решая, как-бы поделикатнее об этом сообщить.

― Эта женщина давала мне риталин в детстве. ― заявила я, и ощутила льющуюся по венам, ненависть и отвращение. И обиду: горькую, сильную, несправедливо убивающую. Да, и мне снова удалось шокировать терапевта. Я отвернулась к мольберту, продолжая рисовать.

― Открыто? ― уточнил он осторожно. Я безразлично покачала головой.

― Нет, наверное подмешивала мне риталин в еду.

― Апельсины, ― проговорил он задумчиво. Я в шоке посмотрела на него. «…он отравлен!»

Мне стало дурно, я уткнулась лбом в полотно. Какое-то время он молчал. Может секунду, а может и минуту, а может он и говорит, не знаю. Я была поглощена противоборством со своей горькой обидой, и долбанным сожалением не весть о чём. Может о своём детстве, или о родителях, или… или о Ренате. Нахер эту сумятицу! О том, что я вообще родилась на этот долбанный свет ― вот о чём я всегда сожалела, жалею, и буду! К несчастью прежде чем меня швырнули в этот мир, никто не спросил моё «нет»!

― Ничерта понять не могу! ― вспылила я сверля взглядом набросок, ― Он же был спятившим! ― метнула взгляд в Гетмана, стоически выносящего моё эмоциональные замыкание, ― Но я верила ему. Но побаивалась. Почему-то. Вот почему?

― Ты связываешь свою гаптофобию именно с ним. ― ответил он спокойно. Но это не ответ!

― Проблема то не в этом! Не в нём! Эти противоречивые воспоминания ― вот в чём проблема. Они ёбнутые! Простите. Просто… это не правильно! С его стороны, исходила как помощь, так и угроза. ― я не выдержала его прямого взгляда, и отвернулась.

― Просто ты не всегда можешь видеть реалии поведения и поступков, как окружающих, так и своих собственных. Если бы могла, тебя бы не удивляло его противоречивое поведение, ведь на сколько я понял, он был не здоров. К тому же в столь малом возрасте, ты не могла рационально и предельно ясно оценить ситуацию.

― Да я и сейчас в этом, не мастак.

Ущипнула себя за переносицу, реально недоумевая: как так-то вообще? Не выдержав психанула и отшвырнула карандаш.

― Да, что ж, за херня произошла?!

― Спокойно. ― почти скомандовал док, ― Оставим это, пока что. Вернёмся вот к чему: у тебя целая система запретов ― света, шума, социальных контактов, а также поведение воздержания, выражающееся в табуировании веществ, открыто употребляемых тобой в прошлом. Помимо прочего, имеют место ограничения, подкрепляемые идеями, ограждения от себя окружающих. По какой причине, тебя преследует мысль, что ты портишь окружающим жизнь, своим присутствием?

Скептически окинула взглядом психолога.

― Ну может быть потому, что именно этим, я, собственно и занимаюсь, нет?

― Ты склонна сильно преувеличивать плохое, и третировать хорошее. ― заявил он качая головой, ― Так, тебе диктует твой внутренний конфликт. На самом же деле все не так страшно, Виктория. Это лечится! Доказано наукой, между прочим. Так называемые «хронические формы» купируются настолько эффективно, что проявлений заболевания может не быть долгие годы.

― Другой вопрос, вылечивается ли насовсем? ― возразила я подчёркнуто излучая скепсис, сглаживая своё раздражение.

― Лгать не буду, нет. ― ответил док, ― Но период ремиссий, может быть очень длительный. При первых признаках обострения ― усиление дозировки адекватного препарата до улучшения состояния и дальше опять поддерживающая терапия. Гипертонию официальная медицина не умеет лечить и даже поддержать на уровне, приемлемом для больного. А вот биполярное расстройство ― научилась.

Я принялась затушёвывать портрет.

― Хм. Великолепная перспектива, ― пробормотала я бесстрастно.

― Как продвигаются дела с социальной адаптацией? ― спросил психолог. Я изумленно не без укора, уставилась на него.

― Ого! Адаптацией? Вы явно меня недооцениваете!

Он не отреагировал, выжидающе на меня смотря. Я мрачно нахмурилась.

― Дерьмово продвигаются. ― призналась я, и выставила ладонь, ― И не смотрите так на меня.

― Я всё ещё предлагаю дневник.

Криво ухмыльнувшись, мельком взглянула на психолога, рассеянным взглядом.

― Эм… не настолько.

― Я бы хотел вернуться вот к какому вопросу, Виктория: почему обвиняя своих родителей в сложившемся положении, по большей мере ты всё равно винишь именно себя?

― А кого мне ещё винить? ― пожала я плечами, тушуя мягким карандашом, ― Мать спятила, отец спился, кое-кто вообще пропал чёрте куда… ― многозначительно посмотрела на Гетмана, ― Вам, Александр Сергеевич, как вообще, не страшно со мной разговаривать, нет?

Он лишь задумчиво обвёл взглядом студию, поверх очков.

― Ну, судя по всплывшей информации твоя мать была не в себе за долго до тебя. А твой отец явно в порядке сейчас.

В его прохладных чертах на секунду скользнуло что-то горькое. Смесь сожаления и негодования. Он, хоть и психиатр, хоть и кандидат медицинских наук, а может уже и доктор, но человек, явно выросший в иной атмосфере. В нормальной, правильной, чёрт возьми, атмосфере! Как психолог, он может меня и понимает, но как человек, не понимает, как такое может быть. Ему просто чисто по-человечески невдомёк, как столько нагромождений и сплетений нашего карнавала душ, процветали в течении столь долгих лет.

Да, в каком-таком, чёртовом, вообще, я живу измерении?!

― Так бывает, что человек, побывавший в руках недобросовестных и некомпетентных психиатров, твёрдо убеждён, что просто не может впоследствии оказаться в порядке. ― произнёс он несколько хмуро, с нотами разочарования, ― В нашей стране ― психиатрия увы, чуть ли не карательная медицина.