Читаем без скачивания Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед - Алексей Лосев

Наше хлыстовство — это же дионисизм. Радение очень похоже на дионисийское буйство. Выбиралась баба богородица, вокруг нее начиналось кружение, волнение, порочное исступление; иногда обходилось и без всего такого. Дионисизм на христианской почве. В отличие от этого синодальное христианство совершенно спокойно, размеренно. А тут — надо кружиться вокруг этой бабы; это же вакхический восторг. Хлыстов обследовали медицинскими методами, подробно. Сейчас, я думаю, этот дионисизм не по силам советскому гражданину, который заботится больше о пайках чем о какой-нибудь богородице. Разве что хлыстовство сохранилось где-нибудь в сибирской деревне, в избе.

Христианское смирение не есть ничтожество. Это упование на вечное спасение, а не чеховское смирение: если бы да кабы…

9.12.1973. Римские стоики пишут в тяжелом моралистическом духе.

Ангел: какое он имеет отношение к бытию? Я ведь вообще не знаю, существует он или нет. Здесь годится гуссерлевское различение, которое он предлагает в Philosophie als strenge Wissenschaft: мировоззрение есть дело жизни, а философия это только анализ сознательной, словесной предметности.

У стоиков собственно то же самое. Их Xektov очень тонкая штука. — И Гераклита твоего тоже неправильно понимают. У него над текучестью Единое, иначе нечему было бы течь; поэтому сказать, что у Гераклита только одна текучесть, неправильно.

Издательские дела… Я старый воробей, которого стегали много и били много и который знает, откуда можно ждать кулачный удар. Так что верить обещаниям я верю, но скептицизм остается.

София в отношении Бога Отца супруга, в отношении Сына то, что порождено ею, а в отношении Духа — возможность воплощения в результате акта рождения, воплощения всего. Раз Сын, значит, и материнское начало в Боге есть, так считали раньше. А потом, уже в порядке боговоплощения, появляется человеческое материнское начало, Мария.

В порядке путаницы под Софией понимают и ангела, и деву Марию, и космос, и Церковь. Все эти понятия связаны с женским началом, не дифференцированным. София сидела в сердцах совершенно непоколебимо, но вполне недифференцированно. Отцы Церкви на первом Вселенском соборе, их

собралось более 300, дифференцировали с поразительным единодушием. Правда, Дух считался сотворенным до 382 года, до второго собора. На Троицын день читаются три молитвы, первая молитва Отцу, вторая и третья Сыну. Следовательно, составлены эти молитвы были еще тогда, когда Дух понимали эманативно. Праздник Троицы такой торжественный, с цветами… а молитвы восходят к тем ранним временам до второго собора.

…Додумаю так [197]. Когда ничто станет богом в имманентном смысле, т. е. когда наполнится божественными энергиями весь человек, тогда исполнится желание Бога создать человека, чтобы любовь была во всём. Когда это совершится, наступит конец всего. Только вот куда ад девать, не знаю. Святые отцы восставали против апокатастасиса. Получается разделение между спасенным и осужденным.

Бессилие стать Богом есть ад. Такое учение, страшное, очень мало разработано. Но святые отцы так именно учили об аде. Когда Христос спускается во ад, ад сникает: «Где твоя, адове, победа?» Христос явился чтобы победить ад. Хотя тоже это мне не очень ясно. В каноне на святую Пасху мы поем об умерщвлении смерти: «Смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало». Весь канон Пасхи построен на этом. Так что если буквально понимать этот канон, а ведь он составлен Иоанном Дамаскиным, то ада уже нет…

И вопрос о Софии, и о муках адовых, и о спасении нехристи- ан — всё это недостаточно в православии разработано. Тут робко говорилось некоторыми, что каждый будет спасаться по своей вере. Не знаю… Такие рассуждения всё-таки θεολογούμενα, а еще не θεολογϊα. У Булгакова есть книга «Православие», составлена здорово, есть точные формулы. Очень удачно. Там о вечном спасении сказано: «Что же касается огромной массы людей, которые жили до Христа, или во времена Христа и не узнали Его, или вовсе никогда о нем не знали, то их судьбу мы предаем милосердию Божию». Так как же китайцы, или папуасы? Все эти миллиарды людей — «милосердию Божию»? У Булгакова это надо понимать, скорее всего, в смысле робкого указания на то, что Бог всех помилует. Нехристианин, иноверец, китаец, папуас, знает истину, хотя и плохую. Если он грешит против истины и не кается, то погибнет; а если

грешит и кается, то «милосердие Божие»? Надо тогда юридически решить: раз ты отбыл наказание, всякий грех с тебя снят.

Так что в православии много неразработанных учений. Ну, о Софии считай что почти уже готов догмат. Если собрать церковь — не здешнюю, конечно, а свободную, — то догмат о Софии будет принят.

Вот даю тебе лосевское определение: идея вещи есть сама вещь, движущаяся с бесконечной скоростью, т. е. она одновременно везде, во всех местах и, следовательно, не движется[198]. Но она есть именно вещь, т. е. материальна.

Ты меня назвал дураком за мою аксиоматику[199]. Но это одна ступень твоего мнения обо мне, а их было уже десять или двенадцать, их еще будет разных… двадцать. Мы с тобой только щупаем себя и других, а ни к чему определенному не приходим.

«Вечерю» Леонардо написал не как икону, а как картину. Он чувствовал, что сделал ее хорошо, очень хорошо, но он всё равно не сделал там всего что хотел. Потому что христианские струнки в нем не бились. Может быть, «Вечерю» кто-нибудь и повесил бы в храме, но лучше ей быть в Третьяковке.

Возрождение, я тебе скажу, дело неудачное, и не могло оно удаться. Человек, видите ли, царь природы; и уже считает себя центром мира, раз поднялся на 100 километров от земли. Глупо. Ведь там, дальше, еще миллионы световых лет. Поэтому Возрождение такое текучее. Всё течет, не на чем остановиться. Отделилась иконография от культа, от религии только сюжет остался. Настоящий правоверный скажет: это же издевательство.

Перед революцией в Москве главенствовал митрополит Макарий (всего Макариев было тогда три). Был актер, певец Петров[200], который в молодости не мог ходить и дал обет исполнять в великий четверток «Благоразумного разбойника» в храме Христа Спасителя. Макарий, строгий монах, постановил: «Петрова не пускать в хор».

В газетах Макария за этот запрет обливали помоями. Бедный Петров бегал по церквам, нашел одну, куда его пустили, и соло пропел.

23.12.1973. Всего труднее мне переводить неясность в ясность. Многие удивляются, не понимают, в чем тут дело; а ведь это самое трудное. От этих мыслей не сплю. Ницше сказал, что филология есть наука медленного чтения. Я бы сказал, что это наука медленного писания. Для филолога каждое слово имеет огромное значение. Так один исследователь после десятилетий работы признался: не знаю, что такое.