Читаем без скачивания Роман с Постскриптумом - Нина Васильевна Пушкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Барон и баронесса де Вас фон Стэйнвэйк (справа) у нас в гостях
И опять, передразнивая воображаемую голландку:
— Ой, Кристиночка, а кохда ж ты мне отдашь семь хульденов?
И ведь помнит! Все в блокнотике записано.
Или от другой прымер: моя холодильник открыла: «Ой, как вкусно, мама». Сама поела, Ромку накормила и с собой взяла. А шо ж? Он же ж, тот борщ, не ресторанный и не китайская лапша из коробочки. Свое. Как здесь не дашь? А у них тебе все посчитают, посчитают и запомнят.
И действительно, все помнят, я могла сама в этом убедиться. Все везде записано. Но удивительнее всего для нашего российского ума не это. Меня особенно поразило, что в восемнадцать лет юному голландцу или голландке в семье говорят «До свидания». По закону родители обязаны содержать детей до восемнадцати лет. Дальше свою жизнь ребенок должен обеспечивать сам и зарабатывать на нее тоже сам. Отчий дом или квартира, в которой дети выросли, принадлежат родителям. И только им. Это результат их труда. И только от них зависит, как этим распорядиться.
Очень многие голландцы распоряжаются своей собственностью так: они распродают ее и на вырученные деньги переезжают в хосписы, то есть в дома для престарелых.
Когда я туда попала, у меня было ощущение, что я нахожусь в фешенебельном санатории. Летние и зимние садики, прудики с красными рыбками, сидящие за ломберными столиками старушки, играющие в бридж. Да их и старушками не назовешь — просто дамы из Амстердама. В жемчугах, с маникюром и макияжем. В некоторых компаниях присутствовали и пожилые джентльмены, так что макияж был к месту. Это как раз все те, кто, распродав дома и квартиры, снял себе в хосписе несколько комнат и перевез туда любимые и дорогие сердцу вещи. Из своих денег они также оплачивают сиделок, медсестер и врачей. А то можно вызвать к себе туристического агента и отправиться в путешествие: туристические автобусы по стране или в недалекие страны для голландских пенсионеров доступны почти каждый день.
Что касается детей или внуков, то, конечно, по праздникам они там появляются. Взаимные упреки не в чести. У каждого своя жизнь — и разве это не нормально? Выводы делайте сами.
Голландцы — красивая нация. И совсем они не такие, как на полотнах Брейгеля. Высокие, самые высокие среди европейцев. Средний рост — метр восемьдесят три сантиметра. Метр девяносто для мужчины — почти норма.
Один мой знакомый писатель-эмигрант, с которым я там встретилась, рассказал, что когда он приехал и увидел такое количество высоких длинноногих девушек, то решил, что попал в свой рай. Его рост — два метра один сантиметр. И в России ему трудно было найти партнершу. Они все ему казались малорослыми. И вот наконец в Голландии он дорвался до красоты под стать. Назначил свидание, пригласил в ресторан. Девушка согласилась. Он надел свой лучший костюм, купил цветы и замер в ожидании приближающегося счастья.
— И ты представляешь, когда она вошла, у меня челюсть отвисла. Я не поверил своим глазам. Я ее даже не узнал. Все-таки в ресторан люди как-то одеваются по-другому. А она пришла с рюкзачком, в штанах с мотней (что значит «пройма брюк». — Н.П.) на уровне колен. Никакой фигуры не видно! А на ногах, ты представляешь, на ногах, которыми я залюбовался в бассейне, у нее были надеты «говнодавы» — помнишь, в Советском Союзе так называли обувь на тройной подошве, в которой надо было через грязь проплывать? Где, на какой барахолке она могла это сыскать — трудно представить. Но заявилась в ресторан одетой именно так. Когда шок прошел, мы как-то выпили, поели. И когда я достал бумажник, чтобы расплатиться, она тоже бросила на подносик свою банковскую карточку. На мое желание оплатить счет полностью она затеяла какие-то странные разборки:
— Я не хочу, чтобы ты за меня платил, я не хочу быть тебе обязанной. Вообще, у нас так не принято.
Я решил, что это отказ от дальнейших отношений. И легкое разочарование посетило меня. Но когда мы вышли на улицу, она весело спросила:
— Так куда же мы едем: к тебе или ко мне?
— Ну, давай ко мне, — неуверенно предложил я. Не упускать же возможность.
Мы сели в такси, и вдруг внезапно — новый вопрос:
— А презервативы у тебя есть?
Я на секунду подумал, что от такой прямоты, может быть, они и не понадобятся. Тут она отчудила — со всей силы стукнула меня по плечу и завопила:
— Вот видишь, хорошо, что у меня есть.
И стала рыться в своем рюкзаке, чтобы немедленно убедиться, что едет не зря. Вообще, они не женственные. Поживешь здесь подольше — и в геи подашься, — посетовал Феликс.
Для геев жизнь в Голландии — рай. У них там даже существует свой праздник. Он проходит обычно в сентябре, на воде. Все геи со всей страны съезжаются тогда в Амстердам — кто на плотике, кто на лодочке, кто на катере. И по многочисленным каналам Амстердама почти целый день разъезжают украшенные латексными мужскими детородными органами, разрисованные картинками суда и суденышки, заполненные танцующими, ликующими, распевающими песни, одетыми и полуодетыми свободными голландцами. А когда они по каналам проезжают мимо квартала красных фонарей, то неработающие и скучающие «феи любви» взирают на них снисходительно, как на бессмысленный для них человеческий материал.
Кадр из моего фильма: «маленькая Голландия» под ногами
Снимая свой фильм о царе Петре, я пробыла в Голландии довольно долго. Юный царь приехал сюда совсем молодым парнем. Ему было неполных двадцать пять лет. А