Читаем без скачивания Царь Иоанн Грозный - Лев Жданов

С великим трудом, кой-как, к вечеру собрались все ратники у Арской башни, едут и пешие идут, доверху добычей нагруженные. Новая беда тут приспела: половина ратников в лагерь ушла, сносят туда награбленное добро, прячут добычу.

Но и остальной половины хватило, чтобы занять башню у ворот и крепко там на ночь устроиться.

А стены по обе стороны башни треснули, полуразрушились, и русские их подожгли, так же как и мосты, ведущие в город. Широкая первая стена была построена из двух рядов толстых бревен, между которыми щебень и земля набита. Загорелись эти бревна, горят мосты… Рушатся обгорелые деревянные части – обшивка стены… Осыпается с грохотом камень и земля, которых ничто не сдерживает больше… И всю-то ночь, как гигантский костер, пылали эти мосты и стены, мешая татарам, уже пришедшим в себя, напасть на московов, занявших самую важную точку: Арскую башню крепостную.

Все-таки за ночь татары против пролома успели новую, временную стену возвести.

Весь следующий день, в субботу, 2 октября, осаждающие довершали свою разрушительную работу в этом месте. Пушками повалили остатки старого сруба деревянного там, где не успел огонь докончить своей работы, и разбили большую часть новой стены, той, что казанцы за ночь вывели.

Ров широкий и глубокий, больше двадцати аршин ширины и девять глубины, заполнился почти весь в этом месте: лесом, балками, землею закидали его русские. А работу их прикрывали те, кто сидел в Арской да в осадной башнях.

Не позволяли стрельцы врагам ударить на работающих!

К вечеру стихло все в русском лагере и вокруг Казани. Пушки перестали рокотать, пищали не щелкают. Во всех полках молебны служат, исповедуются люди ратные, причащаются перед последним, решительным боем.

Никто не знает: жив будет ли?

Во дворце хана мертвая тишина и смущение: донеслось уж сюда известие о завтрашнем приступе.

Сначала слухи только были. А тут и посланный явился от царя Ивана.

Мурза Камай пришел, говорит:

– Прислан я от Московского великого князя, ради спасения жизни вашей, чтобы избежать пролития лишней крови. Отвернул Аллах лицо свое от юрта казанского. Сами видите: их, гяуров, счастье… Они на стенах, они на башне. Они завтра в город войдут… все сто тысяч воинов! Гибель Казани приспела… Покоритесь! Трех изменников, которые мятеж учинили, царю выдайте и нового хана своего, Эддин-Гирея… Простит тогда государь, все на старое повернется, миром война кончится…

Задумались все князья, сеиды и вожди казанские, которые во главе с Эмир-Кулла-Шерифом муллой на совет сошлись… Переглядываются, перешептываются…

Наконец заговорил мулла:

– На все воля Аллаха милосердного! Ты послан, ты свое сказал. Священна глава посланных… Не тронем мы тебя. Вернешься к гяурам. Но стыд и позор тебе, мусульманину, что ты врагам Аллы покорен стал, что нам, собратьям, такое позорное дело предлагаешь! Не покоримся мы, не станем челом бить! На стенах Русь… На башне Русь! Пускай… Мы другую стену поставим, грудью станем за юрт, за веру, за хана нашего… Все умрем за него, за царство казанское, за волю свою или отсидимся. Зима ударит – уйдут московы. Не выдержат жизни в лесах наших… Ступай, пес, так и скажи, неверный раб, неверному господину своему.

От стыда и досады покусывая концы своей крашенной в медный цвет бороды, поклонился Камай, вышел, к царю Ивану поскакал, доложил об исходе посольства.

Черемисы, которые в одно время с Камаем от русских посланы были и по Казани шныряли, тот же ответ ото всех татар слышали:

– Умрем, да не сдадимся Москве!

– Да будет воля Господня! – сказал Иван, выслушав мурзу и горцев. – Видит Бог, я не желал пролития крови. Да падет она на главы им же!

И со всеми воеводами стал он обсуждать, какие последние меры надо принять, чтобы обеспечить себе удачный приступ.

С вечера во все концы, по всем дорогам потянулись сильные отряды, чтобы перенимать тех, кто пробьется сквозь главную цепь нападающих и бежать вздумает.

Царь Шиг-Алей с мурзами, воеводы Мстиславский, Оболенский, Мещерский, Ромодановский и другие, помладше, на это дело назначены. Почти третья часть войска с ними разошлась во все пути. Тысяч семьдесят для приступа назначено. Остальные, больше тридцати тысяч воинов, при царе останутся, его оберегать на всякий случай и в виде последних резервов служить должны, если бы судьба изменила и Бог прогневился бы – удачи не послал русскому воинству…

План штурма давно уже был обсужден, выработан и место каждому из воевод назначено. На шесть отрядов разбиты все полки, а в каждом отряде тысяч по двенадцать человек.

В первую голову с трех сторон должны стрельцы со своими головами, казаки с атаманами и новгородцы, дети боярские, с соцкими и тысяцкими пойти. Царевы боярские дети из разных полков тут же. Ополчение земское с воеводами младшего разряда идет сейчас же за этими первыми штурмующими тоже тройной колонной, составляя подмогу.

Воеводы старшие со своими служилыми людьми и ратью бывалой еще больше подкрепляют всех передовых. С царем отборное войско осталось: лучшие люди, бояре дворские, новгородская рать отборная, казаки, мурзы и сеиды касимовские и другие, давно при царе служащие, люди испытанные, верные. У каждого из бояр и князей свой собственный отряд имеется, большой или малый. Из них-то и составилась тридцатитысячная царская охрана.

Рассылая воевод на места, Иван снова строго-настрого наказывал:

– Знака все ждите! Первого земли срыва на Арской стороне! Ранней ни шагу не делать самовольно! И все должны друг другу помогать в нужде, а не думать едино о себе: успеть бы пограбить али неудачу избыть, убечи подалей!

Разошлись воеводы по своим местам. Князь Михаил Иванович Воротынский с окольничим Алешей Басмановым своих людей готовят, против Арских ворот хлопочут, где назавтра к рассвету обещано им новый широкий пролом проломать при помощи подкопа. Вторая мина у Аталыковых ворот, близ Казанки-реки стену порушит с противоположной стороны города. Здесь, как в менее опасном месте, начальство поручено казначею князя воеводы Воротынского, Фоме Петрову, человеку хотя и незнатному, но в ратном деле сведущему и отважному.

У Кайбацких ворот князь Дмитрий Иванович Хилков впереди стоит. Ему подмога под начальством боярина, князя Ивана Ивановича Пронского, чуть подальше станом раскинулась. Передовой отряд ертоула должен князь Федор Шемякин в Збойлевых воротах вести, а князь Юрий Шемякин его сзади поддержит, по-братски, когда потребуется. В Елбугины ворота, что на самую Казанку-реку глядят, первый приступ ведет князь Андрей Михайлович Курбский, имея за собой в подмогу князя Петра Щенятева с сильным отрядом. Место тут очень опасное, против дворца ханского… Но Иван успел узнать и оценить храбрость молодого Курбского, почти ровесника своего, и поручил князю главенство, несмотря на то что Щенятев и родом, и годами старше.

Мурзалеевы ворота достались Семену Васильевичу Шереметеву, за которым в запасе князь Василий Семенович Серебряный должен стоять. Храбрый, доблестный воевода, Дмитрий Плещеев с помощью князя Микулинского должен с татарами у Тюменских ворот справляться, которые тоже прямо во дворец ведут…

Разошлись воеводы, которым подальше от царя места достались. Надо готовить людей на помощь планам и замыслам Ивана, отдохнуть хорошенько перед штурмом и собраться с силами, чтобы покорить сарацин государю православному… А Иван и спать не лег, долго еще беседовал с теми воеводами, которые с его стороны войска поведут.

Потом призвал второго духовника своего, Андрея, тоже протопопа Благовещенского, которого с собой в поход взял, – и со слезами во всех грехах перед ним исповедался.

– Во имя Отца и Сына, и Духа Святого – отпускаются тебе, чадо, все грехи твои вольные и невольные! – осеняя широким крестом коленопреклоненного Ивана, произнес старичок-исповедник, благословив свое чадо духовное, и ушел в походную церковь, где уж все духовенство лагерное собралось, чтобы всенощное бдение править, а там и заутреню петь.

– Вели, Алеша, юмшан мой нести, доспехи все боевые! – сказал Иван Адашеву, ожидающему приказаний царя, который уж совершенно помирился с любимцем своим, признал, что вчерашнее вмешательство Адашева было кстати.

Адашев сам помог вооружиться царю, каждую пряжку, каждое колечко оглядел на кольчуге: цело ль да исправно ли? Шлем стальной, вороненый, хитрым золотым узором изукрашенный, сверху короной царской из литого золота осененный, наготове лежит. Над забралом, в иконке небольшой, изображающей Георгия Победоносца, – часть нетленных святых мощей заделана, чтобы ни пули, ни стрелы не касались венчанной главы миропомазанника.

Нагнулся Адашев, сам хочет шпоры Ивану прикрепить. И вдруг почувствовал, что рука, которою царь опирался ему на плечо, сильно дрогнула.

– Что с тобою, государь? Али крепко затянул?

– Нет… Стой… Молчи! Молчите все! – почти прикрикнул Иван на окружающих, которые негромко толковали между собою о том, что завтра Бог даст.