Читаем без скачивания Путы любви - Сюзан Таннер

– Сейчас она беспомощна, миледи.

– Говорите, упала? Я сомневаюсь в этом, как сомневаюсь и в том, что какая-нибудь лошадь или человек могут отделаться от нее.

Еще один обмен взглядами.

– Миледи, она ослабла от потери крови. Ее конь испугался, когда молния расколола надвое огромный камень. Ей угрожает потеря крови, а не то, что она упала с лошади.

– Она была ранена? Как же так? Ведь оружие было направлено против нас. – По их лицам она поняла, что все так и было. – Как вы посмели принести ее сюда? Галлхиел не станет помогать врагу. Уберите ее отсюда!

В настороженной тишине, наступившей после ее приказа, неожиданно раздался еще один.

– Подождите.

Дара повернулась и увидела на верхней ступеньке лестницы Лаоклейна. На нем были только бриджи. Слуга, который разбудил его, опасаясь за Дару, спрятался в тени верхнего зала.

Лаоклейн спустился и стал говорить с людьми Лесли:

– Она больше похожа на покойника, чем на кого-то еще. Вы уверены, что она жива?

– Да, милорд. Но она может умереть по дороге в Аирдсгайнн.

– А если ее оставить здесь?

– У леди Лесли крепкое тело и сильная воля. Она выживет.

Дара смотрела на Лаоклейна.

– Но ты ведь не оставишь ее здесь, в этих стенах. Помнишь ее предательство? А предательство ее отца?

Он нахмурился:

– Я не забываю, но сейчас она беспомощна.

– Но она выздоровеет и принесет огромное зло. Не считай себя непогрешимым. Ты будешь рисковать нами всеми из-за своей гордости?

Лаоклейн смотрел на нее холодно и зло, потому что она говорила ему все это в присутствии его людей.

– Решение принято. Лесли останется, но одна. Ее люди вернутся в Аирдсгайнн с моими уверениями в ее безопасности.

«А какие уверения в нашей безопасности?» – Даре так хотелось бросить ему эти слова, но она не отважилась.

Вместо этого, разозленная и униженная, она попридержала язык за зубами и низко, насмешливо и подобострастно поклонилась ему. Он с сердитым видом смотрел на нее. Она пошла наверх, проклиная тот самый момент, когда впервые встретилась с семьей этих упрямых шотландцев. Кто еще, кроме него, Макамлейда, невыносимого и самоуверенного, оставит предателя в самом сердце своего дома? Она верила, что он может дать кров и вассалам Лесли. Как глупы мужчины!

Злость лишь слегка уколола Лаоклейна. Он любил Дару гак, как мужчина мог любить женщину. До нее у него не было настоящей любви, все его силы были отданы Галлхиелу. Может быть, он был слишком мягким с ней, но их союз был таким крепким, что он надеялся этим уменьшить боль, какую она испытывала, потеряв связи с Англией и братом. Воспоминания о прошлом смягчили его. Он оставил ее наедине с ее дурным настроением, а сам направил молодую женщину из их замка позаботиться о Лесли. Аилис была красивой девушкой, еще незамужней. Он думал сосватать ее и Крифа, но теперь ей надо было искать нового жениха. Она была послушной, надежной. Лесли будет хорошо под ее присмотром.

Лаоклейн смягчился, а Дара нет. Больше того, она разжигала свою злость целый день в мрачном уединении. Ее гнев быстро становился все сильнее, и вскоре ей пришлось бы объяснять его причину. Когда наконец Лаоклейн освободился от дел, ей хватило лишь его легкого упрека по поводу ее нежелания есть, чтобы она почувствовала новый прилив ярости.

– Милорд, какое тебе дело, буду я есть или нет, когда твоя красавица кузина готова перерезать мне горло, пока я сплю? Какое имеет значение, полный у меня желудок или нет?

То терпение, которое у него еще оставалось, полностью исчезло, когда он увидел ее сверкающие глаза и покрасневшие щеки. Она стояла перед ним со сжатыми кулаками, ее упрямый подбородок был выставлен вперед. Во всем был вызов.

– Разреши мне самому защитить нас, Дара. Я сам найду силы, чтобы наказать, тех, кто пренебрегает мною! Я не потерплю, чтобы ты или кто-нибудь еще ставили под сомнение мое слово!

– Да, поставь меня наравне со слугами и стражей, со смиренными родственниками, Я для тебя значу не больше, чем они!

– Я к тебе настолько неравнодушен, что не позволяю грубо обращаться с тобой. Я так тебя люблю, что у меня язык не повернется запретить тебе входить в мои покои и заставить тебя ждать на своей половине.

– Запретить мне! Нет, в этом нет нужды. Это тебе придется подождать меня.

Шурша юбками, она вышла из комнаты. Дверь громко захлопнулась. Он было пошел за ней, надеясь на ее послушание, но передумал. Ворча, он сел на кровать и снял сапоги. Не снимая бриджи, он растянулся на кровати и послал свою непослушную жену к черту.

ГЛАВА 24

Лаоклейн на расстоянии переживал свои разногласия с Дарой, но все же он был доволен тем, что оставил ту, которая явилась причиной их ссоры, в пределах досягаемости. Хотя Аилис сказала, что Лесли выздоровела, а Гарда это подтвердила, он не разрешил ей ходить. Казалось, она этого и не хотела. Ее попросили оставаться в своей комнате. У ее двери не поставили стражу, если бы Лесли и ходила свободно по замку, она – одинокая девушка среди его людей – не сделала бы ничего плохого. Ее держали в комнате только ради спокойствия Дары, а не Лаоклейна.

Со времени ночной грозы Каиристиона воздерживалась от каких-либо действий. Лаоклейн был уверен, что она не будет атаковать ни долину, ни крепость до тех пор, пока ее дочь не вернется к ней. Его не тревожило, что двое мужчин, сопровождавших Лесли, отказались покинуть Галлхиел, а расположились за воротами. Они никого не тревожили, никому не причиняли зла.

На все вопросы они отвечали, что не оставят свою госпожу.

Лаоклейн испытывал сложные чувства к Даре. Его собственное одиночество вместе с ее мучительным молчанием вскармливали его злобу, но он не мог заставить себя наказать ее. С каждым днем она выглядела все хуже, расплачиваясь таким образом за то, что постоянно злилась, и негодование ее не уменьшалось. Теперь с ней было непросто встретиться – она спала и даже ела отдельно от него.

Но когда он случайно ее встретил, эта встреча ничего не изменила.

Он выходил из своей комнаты, она шла по коридору. Он остановил ее, положив руку ей на плечо. Дара оттолкнула его руку, но осталась стоять на месте. Они долго и неловко молчали, потом он заговорил.

– Дорогая, – начал он, запинаясь, – глупо с твоей стороны наказывать нас обоих. Твои страхи напрасны. Лесли не причинила и не причинит нам зла.

Это были не те слова, которые доставили бы ей удовольствие. Если бы он говорил ей о своем стремлении к ней или как ему приятно ее видеть все такой же красивой, хотя и пополневшей от того, что она носила его ребенка, вот тогда она, может быть, отреагировала бы мягче. Сделать ей выговор было наихудшим из того, что он мог придумать. Его злость и крик не возмутили бы ее так, как этот упрек. Казалось, он разговаривал с ребенком.