Читаем без скачивания Тигр в камуфляже («Блокпост») - Лев Пучков

— Вовец, — поправил бригадир, отпуская дегенератов барственным жестом, но не делая попытки пригласить Ивана войти во двор. — Я ж сказал — зови меня Вовец, так проще… Сколько тебе надо?

— «Лимон», — по старой привычке брякнул Иван и, заметив, как у собеседника нехорошо сощурились глаза, поспешил заверить:

— Да я отдам, ты не думай… Вот как «дядя» подъедет, возьму у него — сразу и отдам. А то ни копья — даже курить не на что купить…

— Много просишь, — угрюмо пробасил Вовец. — Много… Откуда у твоего дяди такие бабки? И че ты с «лимоном» собираешься делать? Кстати, тебе в баксах или в рублях? А то с валютного снимать — самому ехать надо, а я щас качаюсь…

— Понял, — сообразил Иван. — Извини, притормозил — забыл, с кем дело имею. Мне надо тысячу рублей — новыми. На расходы. Дашь? Я отдам потом, ты не думай…

— Тю, е… — расслабился Вовец. — Это я тормоз! Ну, братуха, — че за дела? «Отдам»… Я думал, тебе деньги надо. А это не деньги. Глаз!

Тотчас же подскочил короткий атлет, тот, что встречал Ивана, и подобострастно уставился на хозяина.

— Бегом в дом — притащи мой бумажник. Минута времени. Время пошло!

— Атлет сорвался с места и стремглав полетел к дому. Иван с любопытством заглянул во двор, успел рассмотреть обширные владения бригадира, плавно переходящие в речной пляж, а на пляжу том… Он поморгал и затаил дыхание. Под развесистым деревом на скамейке сидела девчонка в купальнике, читала книжку и цедила что-то через соломинку из высокого стакана. На правой ноге девчонки была цветная повязка, при виде которой у Ивана как-то нехорошо похолодело в желудке, а в горле застрял тоскливый комок.

— Это кто там? — хрипло спросил Иван, силясь заглянуть через плечо Вовца, — хозяин дома, заметив его взгляд, развернулся в дверном проеме и загородил собой девчонку. — У вас что — гостей в дом пускать не принято?

— Глаз! — нервно крикнул Вовец, сверля Иванов профиль острым взглядом и не сдвигаясь с места. — Это моя дочка. Она больная… эмм… на посторонних реагирует болезненно… Вот. Поэтому никого не пускаем. Ты извини, братуха…

— Да ладно, чего там, — потерянно пробормотал Иван, отступая назад и мучительно пытаясь сообразить, где он видел эту девчонку. — Я на минутку…

Тут вовремя подоспел атлет, стремглав подлетел к хозяину, держа на вытянутой руке кожаный бумажник и впиваясь глазами в свои часы. Вовец, не глядя на циферблат, отвесил атлету мощную затрещину — тот пискнул жалобно и скрылся.

Не глядя выхватив из бумажника толстую пачку розовых купюр, бригадир протянул деньги Ивану и торопливо сказал:

— На, братуха, отдавать не надо. Это не деньги. Ты на чем?

— А вот — на нем. — Иван показал на прислоненный к забору велосипед. Вовец выглянул из двери, удивился и предложил:

— Щас скажу — тебя подбросят. Ты извини, так получилось…

— Ничего, — рассеянно пробормотал Иван, садясь на велосипед. — Я понимаю. А подбрасывать не надо — прогуляюсь. Спасибо за помощь…

Оставшееся время дня он провел праздно — пил пиво вопреки требованиям режима, смотрел видак и боролся сам с собой. Сомнения одолевали.

Насчет дежа вю он слыхал, но представлял себе данное явление весьма абстрактно.

За время военной карьеры его неоднократно били по голове, причем весьма сильно — не просто так баловались. И контузии были… Но такого — никогда. Цветные глюки…

Одолеваемый сомнениями, Иван вышел во двор покурить. Сел на крылечке, затянулся, выпустил колечко и только сейчас заметил, как вокруг хорошо. Приволье, зелень, воздух напоен ароматами трав — никакой войны, тебе.

Живи, короче, да радуйся…

— С цветными глюками, — вслух пробормотал Иван и страшно огорчился тому, что все испортил.

Уже смеркалось. Длиннющие тени от предметов, еще более вытягиваясь, сползались в общую кучу, покрывая вечер серым одеялом загустевшего за день зноя, который через некоторое время должен сдать вахту ночной прохладе.

В поселке начали зажигаться огни, был слышен монотонный шум сельского вечера, который через пару часов должен был респектабельно вылиться в тихую лунную ночь, лишь изредка нарушаемую сварливым лаем поселковых пустобрехов да страшными вскриками опоенного некачественным самогоном сторожа сельмага…

Иван вздрогнул и застыл как изваяние. Из-за дома неслышно вышел какой-то невзрачный мужичонка, замер, прижавшись спиной к забору, и, приложив палец к губам, поманил воина пальчиком.

— Однако, — охрипшим голосом просипел Иван. — Опять?

Мужичонка продолжал манить, делая знаки — мол, не шуми, иди сюда.

Иван крепко зажмурился, больно ущипнул себя за ляжку, поморщился, опять разжмурился — видение не исчезало.

— Ты кто? — зловещим шепотом спросил Иван, встав и осторожно приближаясь к незнакомцу.

— Оружия нет, — пояснил тот, похлопав себя по одежонке. — Я безвредный. Только, ради бога, не шуми — за дачей следят. Иди ближе.

Иван подошел к нему вплотную и застыл в боевой стойке, поедая мужичонку взглядом и одновременно периферийным зрением контролируя обстановку вокруг. Если что — одним ударом в череп. Бойцом мужик не выглядит, видимых признаков вооружения нет…

— Я твой друг, — веско прошептал незнакомец. — Ты поможешь мне, я помогу тебе…

— А если я не захочу тебе помогать? — капризно предположил Иван. — Что тогда?

— Куда ты денешься, парень! — тихо воскликнул мужик с какой-то веселой злостью. — За тебя уже все решили — ты винтик. Ты вчера был с чалмой.

Где она? — Он показал на голову Ивана.

— Бинты? — уточнил Иван. — А, ясно… Сняли сегодня, выкинул на помойку. А что?

— Они? — Мужичонка вытащил из кармана аккуратно свернутые бинты.

Иван пожал плечами — в самом деле, они же не подписаны! Чем отличаются его бинты от миллионов таких же?!

— Читай, — лаконично распорядился мужик. Иван с опаской взял рулон. На марлевом полотне отчетливо проступали мелко и коряво писанные бурые строки: «Мать — убийство — Бабинов. Меня изъяли. Психклиника. Приютное. Гараж — прихожка — панель — кнопка — лифт. Подземная лаборатория-операционная. Бабинов не дядя — он хирург, делает зомби. Операция — закодировали. Код знает Пульман, возможно, Бабинов. Сыщик Андрей Мартынюк — тоже операция. Мы вместе. Мы удерем отсюда — если получится. Я встречался с Шеффером, Пульман вытащил из памяти координаты катастрофы Вольфгаузена. Ищет его бумаги. Пульман — главарь. Все шишки в области — операция, закодированы. Я — зомби. Вспомни, Ван…» — Последняя буква расплылась пятном.

— Бред какой-то, — ошарашенно пробормотал Иван. — Это что — моя повязка?

— Твоя, — уверенно подтвердил мужик. — Я сегодня полдня с этой твоей повязкой разбирался — чуть шизу не схлопотал. Зато почти все разложил по полочкам. Тебе повезло — теперь мы вдвоем.

— Я не знаю, могу ли я… — неуверенно промямлил Иван. — Может, ты мне объяснишь, что это за…

— Обязательно объясню, — пообещал мужик, — Только давай тихо перелезем через забор и на карачках по овсу пойдем ко мне домой — тут рядом. За дачей следят, и я не уверен, что в доме не понатыканы «уши». Давай — иди за мной. — И крадучись двинулся вдоль забора за дом…

5

— Мне все это страшно не нравится. — Бабинов нервно дернул щекой и полез за сигаретой, хотя обычно остерегался дымить в присутствии некурящего Пульмана. — Сначала побег, потом этот шаромыга, который чего-то вынюхивает у моей дачи… Заметьте — до сих пор у нас все шло просто великолепно, ни единого осложнения. А как только вы начали разрабатывать этот сверхсомнительный проект, сразу начались неприятности. У нас и так все есть — чего еще вам не хватает?

Может, бросить, пока не поздно… Вы, кстати, не уточнили — это мент, частный детектив или… или кто похуже? — Бабинов потыкал пальцем в сторону экрана телевизора, на котором видеопауза зафиксировала сосредоточенно застывшего над мусорным баком Руслана Тюленева.

Пульман рассеянно улыбался и цедил через соломинку апельсиновый сок из высокого стакана, наблюдая в окно кабинета, как выздоравливающие дебилы под присмотром санитаров пропалывают клумбы во дворе клиники. Он пробыл в Ростове ровно сутки — этого времени вполне достало, чтобы решить все вопросы, касающиеся Ивана и предстоящего визита в район предполагаемой катастрофы.

Сейчас он наслаждался покоем, рассеянно слушал помощника и втуне, про себя, тихонько радовался.

Судьба словно услышала его опасения по поводу подозрительной легкости и безболезненности в осуществлении, как справедливо заметил хирург, этого сверхсомнительного и авантюрного проекта. Услышала и подкинула первые трудности, каковых, как следует из исторической практики, на всем протяжении пути к желанной великой цели должно быть изрядное количество. Трудности Адольф Мирзоевич любил, поскольку их преодоление приносило ему заслуженное удовлетворение результатами работы и ощущение своей исключительности — далеко не каждый индивидуум способен побороть все свои трудности и выйти победителем из поединка с вредной девкой по имени Судьба. То обстоятельство, что в ходе осуществления проекта начали явственно ощущаться шероховатости, радовало еще и по другой причине: это значило, что Пульман не тянул пустышку, а действительно зацепил нечто важное. Да, вне всякого сомнения, господин, запечатленный на видеопленке, забрался в мусорный бак не из простого житейского любопытства. Он изображал шаромыгу и сыграл довольно прилично — видимо, имеет большой опыт в подобного рода делах. Но он не учел, что рискнул противостоять мастеру психоанализа. Мастер расколупал противника на три счета. Первое. Подавляющее большинство селян не шарят по помойке — все на виду друг у друга, гордость не позволяет. Второе. Ежели кто и шарит, то исключительно в поисках бутылок, которые выкидывают «новые». Свидетельство обвинения: в баках была целая куча бутылок, но шаромыга ни одной не взял. Третье и, пожалуй, самое главное: на площадке стоит, как минимум, полтора десятка баков, но «шаромыга» залез именно в бабиновский, не уделив никакого внимания остальным, а между тем мусоровоз должен был подъехать только на следующий день, и, с точки зрения настоящего шаромыга, в баках было чем поживиться. То, что «шаромыга» из поселка, а не пришлый, было очевидно — из Солнечного в город можно пробраться лишь по шоссе, проходящему мимо вельможных дач. Стало быть, он пришел из поселка, шоссе проигнорировал, вернулся обратно — откуда пришел…