Читаем без скачивания Галоп - Сергей Куприянов

Надо было как-то все это донести до говоруна, но вслух, так, чтобы слышал Георг, нельзя. Это значит озвучить фактически смертный приговор для парня, а ожидание смерти хуже ее самой.

Как он сказал? Расслабься?

Макс расслабился и набычился одновременно. Наверное, нужно все же напрячься.

«Ему операция нужна. Пулю надо вырезать. Врач нужен».

Он представил себе хирурга, под ножом которого однажды лежал по поводу простейшего аппендицита. Собственно, хирург там только присутствовал, контролируя процесс, делал все автомат, в нутро которого загнали обездвиженное и бесчувственное тело ученика жокера. Но в данном случае ссылка на железяку, даже очень умную, выглядела нелепо. Врач все же лучше. Как доступный для восприятия дикарей образ.

«Вырежем».

Пулю? Макс истерично засмеялся, почти по-собачьи гавкая. Вы?! Пулю?

Ослепительно яркий луч жалом уперся ему в лицо.

«Даже я могу из тебя сделать женщину. Только долго. Пуля (непонятный набор звуков) хорошо. Скоро сделают. Нам идти.»

– Ты чего? – возмутился Макс. – Куда еще? Делай давай, если можешь.

«Ловить. Нам надо большой плот. На троих».

Вот бывает так, что тебя заколодило, сам это понимаешь – задним или каким там еще умом, – а все равно прешь бульдозером, тормозные тяги у которого полетели напрочь. Макс завелся.

– Какой плот?! Чего мелешь? Человек умирает! Можешь помочь – помогай. Или ты, урод, хочешь консервы детишкам привезти? Так давай, давай! На! Попробуй!

Жизнь жокера не так проста и нарядна, как то может казаться с трибун или на телевизионных экранах. Телевизионные страсти про любовь и мелких, но благородных воров блекнут перед тем, что порой происходит в служебных помещениях и возле них. Тяжелыми пулями головы разносят редко, это, по большому счету, исключение, но вот страсти приключаются – куда там Шекспиру! Когда на кону деньги, и деньги большие, то вся цивилизация слетает с человека, как шелуха с семечек, которыми последний год просто больна вся Европа. Уборщики на ипподромах шелуху собирают мешками. Впрочем, говорят, они и на этот делают деньги.

Собственно, не к тому.

Макс научился понимать, когда человек дошел до крайности. Навидался. И вот сейчас он неожиданно для себя, даже со страхом, увидел, что абориген перекипает, как чайник со сломанным термостатом. Готов на все. А все тут… ну, смерть смертью, от нее никто не застрахован, но, все же, когда тебя съедают… Тут нечто иное. Даже не то что обидное. Это страшнее страха. Это ужас.

И вот именно ужас испытал Макс, увидев лицо говоруна. Противный, цепенящий, обволакивающий взгляд. И понял, что где-то он переборщил, перегнул палку. И сейчас абориген достанет свой замечательный ножичек и – чик им по горлу. Или прямо так, зубами вцепится. Во всяком случае выглядел он так, что этот подвиг казался ему вполне по плечу.

– Ну ладно, ладно, ты это, извини, – Макс поспешил дать задний ход. – Только плох он, сам видишь.

«Ты меня оскорбил».

– Я же извинился уже. Мне что теперь, на колени перед тобой встать? Или все же спасать будем? – спросил Макс, чувствуя, что начинает заводиться по новой.

«Ты должен делать наказание».

– Хорошо, сделаю. – И подумал: «А если он помрет, тогда что?».

«Не умрет. Если мы сейчас же найдем хороший плот».

Сверху на них уже опускалась корзина. Абориген, отвернувшись, пошел прочь. Макс, подумав, что тот все же должен отвечать за свои слова – не дите ведь несмышленое, тронулся следом. Хочется верить, что местный знает, что делает. Но мог бы, между прочим, и объяснить хоть что-нибудь.

Тот, словно услышав эти мысли – а то и впрямь услышал – обернулся.

«Стой там. Принимай сверху».

Макс в сердцах сплюнул. То пошли ловить, то стой. Развернулся и подошел к раненому, заглядывая в его освещенное факелом лицо. Тот находился в сознании, но дела его явно неважнецкие. Глаза запали, сам бледный, пальцы левой руки, лежащей вдоль тела, мелко дрожат, рот запекся. Подумав, что немного коньяка ему не повредит, Макс поднес к его рту фляжку.

– На, дерни грамульку.

Уговаривать не пришлось. Георг так увлекся, что пришлось силой выдергивать фляжку из его руки. По щеке его стекла струйка, казавшаяся красной при свете факела.

– Благодарю.

Макс хотел его упрекнуть за жадность, но не стал. Негоже так с больными. Им и без того не сладко.

– Ну, ты как?

– Лучше, – ответил тот. – Ты б мне раньше плеснул, я бы вообще уже плясал.

– Ага, – язвительно начал Макс, но фразу не закончил. Не стоит напрягать больного. Но через пару секунд природа взяла верх над здравым смыслом. – Если б ты в винной бочке жил, то тебя и пуля, глядишь, не взяла.

– Так откуда ж в бочке пули? Там кайф.

– Смотри не захлебнись.

– Это теперь не от меня зависит, Чемпион. От тебя. Не бросишь?

– Если будешь хорошо себя вести.

Макс кивнул в подтверждение своих слов, глядя, как из корзины вылезают две женщины со знакомым тюком в руках. Перенеся его на сушу, одна осталась, а вторая заспешила к говоруну, застывшему над потоком с фонариком в руках. Направленный в воду луч частично отражался от поверхности, так что абориген оказался неплохо освещен. Видно даже насколько сосредоточено его лицо. Пару раз он тыкал пальцем, показывая что-то в воде, но, видно, все не то, потому что ничем это не заканчивалось. Они стояли вдвоем и смотрели в воду, выискивая подходящий плот.

И ему придется плыть на этой слизи? Противно даже думать о подобном.

А странно. Говорун с Максом «разговаривает», то же аборигены меж собой и с ним тоже, а он не слышит их. Как это? Или говорун у них за переводчика? Надо будет спросить.

Наконец у рыболовов что-то произошло. Наверное, клюнуло. Они задвигались, перемещаясь вдоль потока. Смотреть на это было занятно и даже жутковато – они перемещались и двигались синхронно, как автоматы, настроенные на выполнение одной и той же программы. Они уже по колено вошли в воду, но впечатление такое, будто они этого не замечали, как вошедшие в рабочий режим машины. Наконец остановились напряженно всматриваясь вниз.

– Чего там? – спросил Георг; из положения, в котором он находился, разглядеть можно было только внутренность грота и небольшой отрезок потока, от которого даже на расстоянии несло холодом.

Макс не успел ответить, потому что его позвал говорун: «Помоги нам».

Забыв об остальном, он бросился на зов. Чуть позже, вспоминая этот крохотный эпизод, он подумал, что пленному негоже так себя вести. Этот статус предполагает нарочитую неспешность движений, если только речь не идет о еде. Куда спешить, если время течет удручающе медленно, и его задача – выжить, переждав, протянув это проклятое время. А бегать на полусогнутых – это только так, для блезира, для видимости, чтобы начальству потрафить. Оправдывало его в собственных глазах лишь то, что поспешал он с целью помочь товарищу по несчастью, которого требуется как можно скорее доставить к врачу.