Читаем без скачивания Самолет без нее - Мишель Бюсси

Марк открыл ее сумку крокодиловой кожи.

«Ладно, подождем, — сказала себе Мальвина. — Все равно этот сукин сын не осмелится…»

— Не смей, Витраль!

В голосе Мальвины звенела бессильная ярость.

— Что, тепло? Что же это такое мы там прячем, а?

Марк вслепую рылся рукой в сумке. Ключи, телефон, губная помада, кошелек — тоже под крокодила, — серебряная ручка, записная книжка…

У Мальвины затряслись руки. Как она ни старалась скрыть дрожь, у нее ничего не получалось.

«Да нет, не тепло, — понял Марк. — Горячо! Записная книжка! Вот что заставило Мальвину занервничать». Марк присмотрелся внимательнее. Это была не обычная записная книжка, просто толстая тетрадка размером примерно семь на десять сантиметров. «Неужели дневник? То-то ты задергалась, красавица…»

— Только попробуй открыть, Витраль! Предупреждаю: ты — труп!

— Ладно, не буду. Если ответишь на вопрос. Что тебе известно об открытии Гран-Дюка?

— Ты — труп! Клянусь, я…

— Не хочешь, как хочешь.

Марк одной рукой открыл книжку и небрежно пролистал. Все ее развороты выглядели похожими друг на друга: на левой странице — рисунок или фотография, на правой — короткая, в три строчки, надпись, сделанная мелким ученическим почерком. Стихотворение?

Вне всякого сомнения, он был первым, кто не то что читал, а просто видел эти опусы. Он не терял бдительности, продолжая держать Мальвину на мушке пистолета. Он не сомневался: стоит ему чуть ослабить внимание, и девица вцепится ему в глотку. На одной странице он остановился. Слева помещался коллаж: фотография распятия, на которой обнаженное тело Христа венчала приклеенная голова какого-то мужчины с горящим взором, — очевидно, звезды мыльной оперы, — Марк плохо в них разбирался. Он вслух зачитал текст с правой страницы:

«К тебе прикоснуться, руками обвитьВсе тело твое.Возьми — я твоя!»

— Хо-хо-хо! — присвистнул Марк. — Вот так скромница! Так вот о чем мы мечтаем в церкви на мессе!

— Тупица! — гавкнула Мальвина. — Что ты понимаешь? Это хайку. Японские стихи. Недоумок!

— А как насчет твоей бабушки? Она тоже тупица? Что, если я пошлю ей этот шедевр эсэмэской?

Мальвина нахмурила брови, став похожей на ребенка, застигнутого за неподобающим занятием.

— Ну так как? — настойчиво повторил Марк. — Рассказываешь мне все, что знаешь, или? Что тебе известно про Гран-Дюка?

— Пошел в задницу.

Марк вырвал из книжки листок, скомкал в шарик и вышвырнул в приоткрытое окно поезда.

— Ты права. Я тебе честно скажу: мне не понравилось. Неудачный стишок. Давай попробуем с другим. О, придумал! Мы с тобой сыграем в одну очень интересную игру. Я задаю тебе вопрос. Если ты не отвечаешь, я читаю следующую страничку. Если стишок плохой, я его отправляю в полет. Если хороший — отсылаю эсэмэской бабуле Карвиль.

Марк провел пальцами по срезу книжки и нарочито громко рассмеялся. Слишком громко. Ему было противно, хотя и не хотелось самому себе в этом признаваться. Читать без спросу чужой дневник — не самое благородное занятие. Мальвина забилась в уголок сиденья, похожая на встрепанного воробышка. Марку казалось, что, вырывая из книжки очередной листок, он выдергивает у беззащитной птички перо из крыла.

Он листал книжку. Его внимание привлекла аккуратно вырезанная фотография самолета, вклеенная в другую, изображавшую камин.

«Железная птица,Ангел в аду.Моя плоть».

— Вот это ничего, — похвалил Марк.

У него в горле вспухал отвратительный ком, мешавший дышать. Он постарался взять себя в руки.

— Кроме последней строчки, — продолжил Марк. — «Моя плоть». Надо было хоть знак вопроса поставить, что ли. Нет, Мальвина, это халтура. В окно!

Еще один бумажный шарик улетел в пространство. Мальвину трясло.

— Ну что, не надумала говорить? — не отставал Марк. — Зачем ты ходила к Гран-Дюку?

— Отвали!

— Как скажешь…

Снова шелест страниц. Марк остановился на фотографии детской спальни, по всей видимости, вырезанной из каталога мебельного магазина. На правой стороне красовался снимок Банджо — огромного желто-коричневого плюшевого мишки. Середину левой фотографии занимала кровать, к которой была приклеена — ну разумеется! — фотография Лили в возрасте восьми или девяти лет. Она сидела, по-турецки скрестив ноги. Фотографию, надо полагать, украл Гран-Дюк…

Марк начал читать, силясь не выдать дрожь в голосе:

«Забытые игрушки.Тоскую по тебе.Ты меня бросаешь?»

— Витраль, ты подонок, — простонала Мальвина. — А я еще показывала тебе комнату Лизы-Розы!

— Я жду ответа.

Мальвина вытянула перед ним средний палец.

В окно полетел бумажный шарик.

Теперь Марк гораздо внимательнее рассматривал страницы странного дневника. Если уж пускаться на подлость, так хоть не понапрасну. Он дошел почти до последнего разворота. Справа — фотография, изображавшая его и Лили. Он без труда определил дату съемки: 10 июля 1998 года. Меньше трех месяцев назад. Лили в тот день получила результаты школьных экзаменов. Аттестат с отличием! Они стояли обнявшись на пляже в Дьеппе.

Марк улыбнулся. Так-так, значит Кредюль Гран-Дюк — если только это не был Назым — изображал папарацци! Ловко, ничего не скажешь. Ну что ж, в конце концов, оба детектива находились на жалованье у Карвилей, о чем Гран-Дюк честно писал у себя в дневнике. Но Марка удивило не это, а то, как Мальвина «поработала» над снимком. На фигуру Лили, которую обнимал Марк, она приклеила свою собственную фотографию. Эффект получился неожиданный: маленькая головка, наводившая на мысли о тсантсе,[13] на теле богини.

Марк без всякого выражения прочитал:

«Одним своим взглядомПожрать возлюбленных твоих.О наслажденье!»

Мальвина закрыла глаза. Мышка, попавшая в мышеловку. Не спрятаться, не скрыться. Марк боролся с желанием вернуть ей книжку, встать и уйти, оставив ее наедине со своими страданиями. Ему стало окончательно ясно, что Мальвина — не более чем жертва той давней катастрофы на горе Мон-Террибль. Катастрофы, которая сломала ей жизнь. Свела ее с ума.

Как сводила с ума его самого.

Однажды утром ребенок проснулся, посмотрел на себя в зеркало и увидел там монстра. Существо, утопающее в грязной пучине недозволенных чувств. Когда Марк заговорил, собственный голос показался ему чужим. Он произнес слова, которые — он это понимал — должны были ранить Матильду больнее, чем пули из маузера.

— Так что, Мальвина? Я могу оставить этот листок себе на память? А бабушке пошлем эсэмэску?

Мальвина сидела, вперив взгляд в бескрайние просторы кукурузных полей, пролетавших за окном поезда, и ломала пальцы. Марк глубже вогнал гвоздь в рану. В горле у него пересохло.

— Или лучше показать его Лили? Мне кажется, ей должно понравиться!

Марк принялся рвать листок на мелкие клочки. Мальвина повернула к нему голову и медленно, выговаривая каждый слог, сказала:

— Кредюль Гран-Дюк позвонил моей бабушке. Позавчера. В тот момент он был еще жив. Он сказал, что обнаружил нечто важное. Возможно, ключ к разгадке всей этой истории. Это случилось ровно за пять минут до того, как истекал срок его контракта. Он сказал, что сидел над номером газеты «Эст репюбликен» от двадцать третьего декабря восьмидесятого года и собирался пустить себе пулю в лоб. Ему нужен день или два, добавил он, чтобы все проверить и собрать доказательства, но дело представлялось ему ясным. Он раскрыл тайну. Кроме того, ему требовались дополнительные сто пятьдесят тысяч франков…

Марк захлопнул записную книжку Мальвины.

— Откуда ты знаешь?

— Подслушивала по параллельному телефону. Я умею действовать втихаря. У меня к этому талант.

— Твоя бабушка поверила ему?

— Понятия не имею. Знаю только, что она согласилась дать ему денег. Если честно, деньги ее вообще не интересуют. Она восемнадцать лет платила Гран-Дюку. Днем больше, днем меньше…

— А ты?

— Что — я?

— Ты ему поверила? Гран-Дюку?

На лице Мальвины появилось странное выражение.

— А ты бы поверил? Ты только представь себе: на часах без пяти полночь. Гран-Дюк сам признается, что завалил дело. И вдруг появляется фея с волшебной палочкой. Р-раз! — и все меняется. И он уже знает ответ на главный вопрос. Чтобы в такое поверить, надо быть круглым идиотом.

Марк ничего не ответил. Кукурузные поля за окном исчезли, уступив место яблоневым садам. Мальвина тихим голосом продолжала:

— Я поехала к Гран-Дюку, чтобы с ним поговорить. Сказать ему, чтобы прекратил вешать нам лапшу на уши. Все кончилось. Лизе-Розе исполнилось восемнадцать, и теперь она имеет право сама принимать решения. Теперь ты тоже в курсе всех деталей расследования. Мне они известны давным-давно. Я про все знаю: про браслет, про пианино, про кольцо… Что тут неясного? Ты сам только что говорил в «Розарии», что в катастрофе выжила Лиза-Роза. Эмили погибла при крушении самолета восемнадцать лет назад. Почему бы тебе не сообщить эту новость своей бабушке? Ты ведь в этом уверен? Да и она, я думаю, тоже.