Читаем без скачивания Ты не виноват - Дженнифер Нивен

Как только я попадаю в Фармерсбург, я теряюсь, куда ехать дальше. Я кружу по этому небольшому городку в поисках того, что Финч хотел, чтобы я увидела.

Я ищу живописное место. Я ищу что-то, связанное с молитвами, как мне кажется, скорее всего – церковь. Из Интернета мне известно, что в этом городке сто тридцать три места отправления культа, однако кажется странным, что Финч выбрал его для своего последнего путешествия.

Почему это должно казаться странным? Ты ведь почти ничего о нем и не знала.

Фармерсбург – один из небольших и тихих городков в штате Индиана с маленькими тихими домами и таким же тихим деловым центром города. Там самые обычные фермы, проселочные дороги и нумерованные улицы. Я запутываюсь и делаю то, что и всегда: останавливаюсь на Мейн-стрит (такая улица есть в каждом городке) и ищу того, кто смог бы мне помочь. Поскольку сегодня воскресенье, все магазины и рестораны закрыты. Они смотрят на меня темными окнами и витринами. Я хожу по улице из конца в конец, но все напоминает город-призрак. Очевидно, все местные жители сейчас в церкви.

Я возвращаюсь к машине и проезжаю мимо каждой церкви, которую мне удается найти, но ни одна из них не отличается особой красотой, и я не вижу озер. Наконец, я заезжаю на заправку, на которой служащий – мой ровесник или чуть постарше – говорит мне, что есть озера на север по федеральной трассе сто пятьдесят, а затем по обе стороны от нее.

– А церкви там есть?

– По крайней мере, одна или две. Но здесь они тоже есть. – Он вяло улыбается.

– Спасибо.

Я следую его указаниям, как доехать до федеральной трассы сто пятьдесят, и выбираюсь из города. Включаю радио, но все, что удается поймать – музыка кантри или помехи, и я не знаю, что хуже. Какое-то время я слушаю шум пустого эфира, прежде чем выключить радио. На обочине я замечаю небольшой магазинчик и сворачиваю к нему, потому что там, возможно, мне подскажут, где тут есть озера.

За прилавком стоит женщина. Я покупаю пачку жвачки и бутылочку воды, после чего говорю ей, что ищу озеро и церковь в живописном месте. Она морщится, стуча по клавишам древней кассы, сделанной в пятидесятые годы прошлого века.

– Чуть дальше прямо по трассе – баптистская церковь Святого Эммануила. Недалеко озеро. Маленькое озерцо, но я знаю, что оно там есть, потому что мои ребята ходили туда купаться.

– Это частное владение?

– Озеро или церковь?

– И то, и то. Я ищу именно частное владение.

– Озеро рядом с частной дорогой, если вы это имеете в виду.

У меня мурашки бегут по коже. В тексте Финча слово «Частный» написано с большой буквы.

– Да. Именно так. Как мне туда добраться?

– Езжайте на север по сто пятидесятой. Справа проедете церковь Святого Эммануила, а за ним увидите озеро. Потом попадете на частную дорогу. Свернете, и вы на месте.

– Налево или направо?

– Там только один поворот – направо. Да и дорога короткая. Там центр профобучения. Указатель вы сразу заметите.

Я благодарю ее и бегу к машине.

Я уже близко. Скоро я окажусь там, и тогда все закончится – путешествие, Финч, мы с ним, вообще все.

Несколько секунд я сижу, заставляя себя глубоко дышать, чтобы сосредоточиться на каждом мгновении. Я могла бы подождать и оставить все на потом, что бы там ни было.

Но я не хочу этого делать, потому что я уже здесь, и машина едет, и я двигаюсь в том направлении. Вот появляется баптистская церковь Святого Эммануила, гораздо раньше, чем я ожидала, а потом озеро. И вот дорога, и я сворачиваю на нее, и мои лежащие на руле руки мокры от пота, и вся я покрываюсь гусиной кожей, и вдруг понимаю, что еду, затаив дыхание.

Я проезжаю мимо указателя «Центр профессионального обучения и техники безопасности», а впереди вижу само здание, стоящее в конце дороги. Я упираюсь в тупик и с упавшим сердцем медленно еду мимо центра, потому что в нем нет ничего живописного, и это явно не то место. Но если это не то место, то тогда куда мне надо?

Машина медленно ползет назад по частной дороге, и тут я замечаю поворот, который пропустила, похожий на развилку. Я сворачиваю, и вот передо мной озеро. Затем я вижу указатель «Часовня Тейлора».

В нескольких метрах перед указателем стоит деревянный крест высотой в человеческий рост, а за ним небольшая белая часовня, увенчанная крохотной белой колокольней. Вдалеке я вижу дома, а в стороне от них озеро, покрытое зелеными водорослями.

Я заглушаю двигатель и несколько минут сижу неподвижно. Я теряю счет времени: сколько же я проездила? Приезжал ли он сюда в день своей смерти? Или накануне? Когда он здесь был? Как он нашел это место?

Затем я выхожу из машины и иду к часовне. Я слышу стук своего сердца и где-то вдали пение сидящих на деревьях птиц. Воздух уже напоен ароматами лета.

Я поворачиваю ручку, и дверь открывается – все просто. В часовне пахнет свежестью и чистотой, словно ее недавно проветривали. Внутри всего несколько скамеек, поскольку вся часовня меньше моей спальни. Впереди – деревянный алтарь с изображением Иисуса Христа, две вазы с цветами, два растения в горшках и раскрытая Библия.

Сквозь высокие узкие окна пробивается солнечный свет. Я сажусь на скамейку и оглядываюсь по сторонам, думая: что теперь?

Я подхожу к алтарю и вижу ламинированный лист с напечатанной на машинке историей часовни, прислоненный к одной из ваз с цветами.

Часовня Тейлора заложена как пристанище для усталых путников, дабы они могли остановиться и отдохнуть во время странствий. Она построена в память о погибших в автокатастрофах, а также как место исцеления. Мы помним тех, кто уже не с нами, кто ушел от нас слишком рано и кто навсегда останется в наших сердцах. Часовня открыта для посещения круглосуточно и в праздники. Мы всегда здесь.

Теперь я знаю, почему Финч выбрал это место – для Элеоноры и для меня. И для себя тоже, потому что он был усталым путником, нуждавшимся в отдыхе. Между страниц Библии что-то лежит. Это белый конверт. Я открываю страницу и вижу подчеркнутую кем-то строку: «И воссияете вы среди них подобно звездам на небе».

Я беру в руки конверт и читаю на нем свое имя: «Ультрафиолет Марки-Ни-Одной-Помарки».

Я думаю взять его с собой в машину, но вместо этого сажусь на скамейку, благодарная за то, что подо мной прочное и крепкое дерево.

Готова ли я узнать то, что он обо мне думал? Узнать, как я его подвела? Готова ли я узнать, сколько я причинила ему боли, и как я могла и должна была спасти его, если бы проявила больше внимания, понимала бы скрытые намеки, не болтала бы, слушала бы его, была бы сдержаннее и, возможно, любила бы его больше?

Я открываю конверт трясущимися руками. Вынимаю три листа плотной нотной бумаги. Один из них исписан нотами, два других – словами, похожими на текст песни.

Начинаю читать.

Ты делаешь меня счастливым,Когда ты рядом, я живу в твоей улыбке,И становлюсь таким красивым,Когда мне кажется, что нос мой как картошка,Ты делаешь меня таким особым,Я должен быть с тобою хоть немножко,Ты сделала все так, чтоб я тебя любил,И это главное для сердца моего…

Я плачу – навзрыд, всхлипывая и ловя ртом воздух, словно мне долго сдавливали горло, и теперь я наконец-то могу дышать.

Из-за тебя я чувствую себя чудесным,Да, я – чудесный славный парень для того, кого люблю…

Я читаю и перечитываю слова снова и снова.

Ты делаешь меня счастливым…Ты делаешь меня таким особым…Из-за тебя я чувствую себя чудесным…

Читаю и перечитываю их, пока не заучиваю наизусть. Потом складываю листы и убираю обратно в конверт. Я сижу там, пока слезы не унимаются, а свет за окном не начинает меркнуть, и мягкое розовое сияние сумерек не наполняет часовню.

Когда я приезжаю домой, уже совсем темно. В спальне я снова достаю нотную бумагу и играю ноты на флейте. Мелодия сама собой откладывается в голове, словно это часть моего существа, так что по прошествии многих дней я все еще напеваю ее.

Мне не нужно переживать, что мы с Финчем так и не сняли на видео наши путешествия. И не важно, что мы не собирали предметы на память, или что так и не нашли времени, чтобы систематизировать информацию. Все это осталось понятным только нам и никому больше.

Единственное, что я осознаю: главное не в том, что ты принимаешь, а в том, что оставляешь после себя.

Вайолет

20 июня

Сегодня выдался раскаленный добела летний день. Я паркую машину, иду по набережной и долго стою на поросшем травой берегу голубой бездны. Я почему-то надеюсь, что увижу его.

Я сбрасываю туфли и, рассекая воду, глубоко ныряю. Я высматриваю его сквозь очки, даже зная, что не найду. Я плыву с открытыми глазами. Потом я выныриваю, оказавшись под бескрайним небом, делаю глубокий вдох и снова ныряю, теперь уже глубже. Мне нравится думать, что он путешествует по другому миру, видя то, что мы себе и представить не можем.