Читаем без скачивания «Если», 2009 № 11 - Журнал «Если»

— И чем же особенны эти?

Внезапно Джейк ощутил потребность высказаться, возможно, для того чтобы самому представить, что же его поставило в тупик. Он обошел вокруг стола и вручил ей материалы.

— Видите эти желтые области в мозгу? Это картинка уровня насыщения кровью и кислородом. И означает она, что в тот момент, когда проводилась ЯМР-томография, эти участки мозга исследуемого субъекта были активны — в данном случае необыкновенно активны. А они такими не должны быть!

— А почему?

Керри сейчас служила фоном, почтительной аудиторией и удобным случаем, чтобы сформулировать то, чего существовать вообще не должно.

— Да потому что все это полная чушь! Эвелин лежала неподвижно внутри трубы томографа, разговаривала со мной. Ее глаза были открыты. Она немного нервничала из-за тесноты и обездвиженности. Томограф должен был показать активность в области оптического входа мозга, в областях, заведующих моторикой губ и языка, и в заднетеменных долях, указывающую на повышенное осознание телесных границ. Но на деле все получилось ровно наоборот! Сильное увеличение кровотока вон в тех долях, и почти полное отключение подачи крови на таламус, что блокирует информацию, поступающую в мозг от органов зрения, слуха и осязания. А еще громадное — по-настоящему громадное! — повышение активности в гипоталамусе, миндалинах и височных долях.

— И что означает эта повышенная активность?

— Тут много возможных объяснений. Это области, ответственные за эмоции и некоторые виды образного мышления, и такая их активация характерна для некоторых психических припадков. Но есть и другое объяснение: такое распределение активности бывает у монахов, погруженных в глубокую медитацию. Однако чтобы достичь подобного уровня активности, даже опытному адепту медитативных практик требуется несколько часов, а здесь все произошло в считаные мгновения! Кроме того, есть еще нюансы в различиях и… какая к черту медитация! Это же Эвелин Кренчнотид!

Керри рассмеялась.

— Да уж, не похожа на монахиню, это точно. А на распечатках доктора Эрдманна есть что-то подобное?

— Нет. И у Эвелин не было ничего такого — ни до, ни после приступа. Я бы сказал, это височная эпилепсия, но…

— Эпилепсия? — голос Керри внезапно стал резким.

И только теперь Джейк посмотрел на нее внимательно и спросил как можно мягче:

— А что, у доктора Эрдманна были похожие припадки, да?

Они глядели друг на друга в упор. Еще до того, как Керри ответила, Джейк уже знал: она солжет. Львица приготовилась защищать своего детеныша. И не важно, что львица была юной, а детеныш — сморщенным стариком, обладающим к тому же одним из самых глубоких и проницательных умов из всех, что Дибелла когда-либо встречал в жизни.

— Нет, — произнесла Керри. — Доктор Эрдманн никогда не говорил мне о таких приступах.

— Но, Керри…

— Вы же сами сказали, что его томограмма совершенно нормальная.

— Ну да. — Ладно, признаю поражение.

— Мне надо идти. Я заглянула только для того, чтобы передать вам эти вещи, ну, как-то украсить ваш кабинет.

Керри ушла. В коробке оказалась картинка в рамке (пейзаж с утопающим в цветах домиком и единорогом), кофейная чашка, из которой он никогда не будет пить (ЯВА — УТРЕННЕЕ УДОВОЛЬСТВИЕ), сшитая из лоскутов подушка, набитая ватой, горшок с розовой африканской фиалкой и стаканчик для карандашей, разрисованный желтыми маргаритками. Джейк невольно улыбнулся. Стопроцентное несовпадение с его вкусами — это даже забавно.

Вот только в необъяснимой томограмме Эвелин Кренчнотид не было ничего забавного. Ему нужно получить больше информации, сделать еще одну томограмму. А еще лучше — подержать пациентку несколько дней в стационаре, подключенной к электроэнцефалографу. Чтобы посмотреть, нет ли совершенно ясных и четких признаков височной эпилепсии. Но когда Джейк позвонил Эвелин, она наотрез отказалась от дальнейших «докторских процедур». Минут десять он пытался ее убедить, и все впустую.

Итак, у него на руках аномалия в собранных данных, китчевая кофейная чашка — и ни одной мысли по поводу того, что делать дальше.

— Что будем делать дальше? — спросил Родни Колдуэлл, главный администратор Св. Себастьяна. Тара Вашингтон посмотрела на Джерачи, а тот разглядывал пол.

На полу беспорядочно валялись деловые бумаги и одинаковые белые коробки небольшого размера. Все, кроме одной, запечатаны, а на крышках аккуратно выведены имена: М. МЭТТИСОН, Г. ДЖЕРАРД, К. ГАРСИЯ. Надпись на крышке открытой коробки гласила: А. ЧЕРНОВА. Упаковочную бумагу внутри коробки кто-то развернул, открыв взору «ожерелье» — нанизанный на тонкую золотую цепочку золотой же коптский крест с одиноким маленьким бриллиантом в центре.

— Я ничего не трогал, — заявил Колдуэлл с некоторым оттенком гордости по поводу собственной сообразительности. Это был человек лет пятидесяти, высокий, с длинным, морковного цвета лицом. — Так по телевизору все время говорят: ничего нельзя трогать на месте преступления. Но не странно ли, что вор немало потрудился, взламывая сейф, — видно было, что этим выражением управляющий тоже гордится, — но ничего не похитил?

— Очень странно, — согласился Джерачи. Он наконец оторвал взгляд от пола. Сейф вовсе не был «взломан»; его замок оставался невредимым и нетронутым. Тара немного напряглась, ей было крайне интересно, что Джерачи сейчас сделает.

Но ее ждало разочарование.

— Давайте пройдемся по событиям еще раз, — небрежно предложил Джерачи. — Итак, вы находились вне офиса…

— Верно. Я отправился в отделение лежачих больных в 11:30. В регистратуре осталась Бет Мэлоун. Вон та дверь — единственный путь, каким можно попасть в комнату, где хранятся дела наших жильцов и находится сейф. Бет утверждает, что она за это время ни разу не оставила свой пост. А она человек надежный. Работает у нас уже восемнадцать лет.

Миссис Мэлоун, которая таким образом становилась главной подозреваемой и была достаточно сообразительной, чтобы это понимать, рыдала в соседней комнате в ожидании допроса. Женщина-полицейский с видом, выражающим полную покорность судьбе, подавала ей бумажные салфетки. Но Тара с первого же взгляда поняла, что Джерачи ни секунды не сомневался в невиновности Мэлоун. Эта средних лет дама из породы добросовестных, всегда-готовых-помочь филантропов, к взлому сейфов была склонна не более, чем к занятиям алхимией. Но вполне возможно, что она все же покинула свой пост по какой-то причине, в которой ей неудобно признаваться, а вор воспользовался этим и проник в помещение без окон, находящееся за регистратурой. Тара развлекалась, мысленно представляя, как миссис Мэлоун крадется на свидание с любовником в кладовку для хранения постельного белья. Она невольно улыбнулась.