Читаем без скачивания Две Дианы - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как! – воскликнула Диана. – Вы давали лорду Грею подобные советы и еще признаетесь в этом мне? Ах, милорд, почему же вы воспротивились моему освобождению? Что я вам сделала? Вы ведь видели меня только одну минуту, а уже возненавидели, да?
– Я видел вас только одну минуту – и я полюбил вас, сударыня, – выпалил лорд Уэнтуорс, потеряв голову. Диана побледнела и отшатнулась.
– Джейн! Мери! – громко позвала она обеих женщин, стоявших поодаль.
Но лорд Уэнтуорс властным жестом не дал им сдвинуться с места.
– Не бойтесь, герцогиня, я джентльмен, и не вам, а мне следует бояться. Да, я люблю вас и не мог удержаться от признания. Но теперь уж все равно… Не бойтесь ничего… Пожалуй, не вы в моей власти, а я – в вашей. Не вы – истинный пленник, а я. Вы – царица, а я – раб. Приказывайте – я буду повиноваться.
– В таком случае отправьте меня в Париж, сударь, а оттуда я пошлю вам выкуп, какой вы назначите, – решилась Диана.
Лорд Уэнтуорс заколебался было, но потом ответил:
– Все что угодно, только не это, герцогиня! Я чувствую, что такая жертва мне не по силам. Говорю же я вам, что вы одним своим взглядом навсегда покорили меня. Я люблю вас всего лишь два часа, но мне кажется, будто я томился по вас целых десять лет.
– Но боже мой, чего же вы, милорд, ждете? На что надеетесь? Чего хотите?
– Только одного: смотреть на вас, герцогиня, наслаждаться вашим присутствием, вашим чарующим лицом, вот и все… Повторяю, я слишком джентльмен, чтоб поступить непорядочно… Но у меня есть право – право не отпускать вас от себя, и я им воспользуюсь.
– И вы думаете, что такое насилие может пробудить во мне ответное чувство?
– Я этого не думаю, – мягко возразил лорд Уэнтуорс, – но если вы будете каждый день видеть меня таким смиренным и таким почтительным, то, быть может, вас тронет покорность того, кто мог бы приказывать, а не умолять.
– А тогда, – ответила Диана, презрительно усмехнувшись, – французская принцесса крови стала бы возлюбленной лорда Уэнтуорса?
– Нет, – сказал губернатор, – тогда лорд Уэнтуорс, последний отпрыск одного из самых богатых и знатных родов Англии, на коленях предложит герцогине де Кастро свое имя и свою жизнь.
«Не честолюбец ли он?» – подумала Диана.
– Вот что, милорд, – продолжала она вслух, пытаясь улыбнуться. – Верните мне свободу, и я буду считать себя вечной вашей должницей, даже тогда, когда пришлю вам выкуп. И когда настанет мир – а ведь он в конце концов должен настать, – то я подарю вам через моего отца столько же… нет, больше почестей и титулов, чем вы могли бы пожелать в роли моего мужа, даю вам слово. Будьте великодушны, милорд, и я буду признательна.
– Я угадываю вашу мысль, герцогиня, – невесело усмехнулся Уэнтуорс, – но я более бескорыстен и более честолюбив, чем вы полагаете. Из всех сокровищ мира желанны мне только вы.
– Тогда – последнее слово, и вы его, быть может, поймете, – смущенно, но вместе с тем и гордо сказала Диана. – Милорд, меня любит другой.
– И вы воображаете, будто я вас отпущу к этому сопернику? – вспыхнул от ревности Уэнтуорс. – Нет, пусть он, по крайней мере, будет так же несчастен, как и я, даже еще несчастнее, оттого что ему не удастся видеть вас. Начиная с этого дня вас могут освободить: моя смерть, но я еще молод и крепок; мир между Францией и Англией, но войны между этими странами длятся, как вы знаете, по сто лет; и, наконец, взятие Кале, но это неприступная крепость. Если не говорить об этих трех почти нереальных возможностях, то легко понять, что вы долго будете моей пленницей, ибо я перекупил у лорда Грея все права на вас и не желаю отпускать вас за выкуп, хотя бы им была целая империя. А что касается побега, то вам не стоит о нем и помышлять, потому что стеречь вас буду я, и вы увидите, каким старательным тюремщиком бывает тот, кто влюблен!
С этими словами лорд Уэнтуорс низко поклонился и вышел, оставив Диану в полной растерянности.
XXXIX.
ДОМ ОРУЖЕЙНИКА
Дом Пьера Пекуа стоял на углу рыночной площади и улицы Мартуа. Был он трехэтажный, да еще и с жилым чердаком. Дерево, кирпич и шифер как бы переплетались на его фасаде в любопытные арабески. Оконные косяки и потолочные балки поддерживали причудливые фигуры животных, обвитые зеленой листвой. Все это было наивно и грубовато, но не лишено выдумки и своеобразия.
Над застекленной дверью лавки красовалась вывеска с изображением чудовищно выписанного воина, который, по всей вероятности, представлял бога Марса[42], ибо надпись на вывеске гласила: «Богу Марсу – Пьер Пекуа, оружейник». Висевший в дверях полный набор доспехов – шлем, панцирь, латы – служил своеобразной вывеской дворянам, не умевшим читать.
Сквозь витрину в темноватой лавке можно было разглядеть и другие доспехи, а также всякого рода оружие нападения и защиты.
Двое подмастерьев, сидевших у двери, зазывали прохожих, соблазняя их разнообразным и прекрасным качеством товара.
Сам же оружейник обычно находился в задних комнатах, выходивших во двор, или же работал в кузнице, в глубине двора, а в лавке появлялся в тех случаях, когда заходил какой-нибудь важный покупатель и выражал желание потолковать с самим хозяином.
Пьер Пекуа принял виконта д'Эксмеса и Жана Пекуа с распростертыми объятиями и настоял, чтоб гости заняли второй этаж. Сам же он с детьми и сестрой Бабеттой перебрался на третий. На втором этаже был помещен и раненый Арно дю Тиль. Подмастерья спали на чердаке.
Мы застаем Габриэля и Жана Пекуа за столом в тот момент, когда обильный ужин, который давал в их честь достопочтенный хозяин, подходил уже к концу. Гостям прислуживала Бабетта. Дети почтительно сидели поодаль.
– О господи, как вы мало едите, монсеньер! – говорил оружейник. – Видать, вы чем-то крепко озабочены, да и Жан что-то задумался. Лучше-ка отведайте вот этого винограда, в наших краях его не скоро сыщешь. Слышал я от своего деда, а тот – от своего, что когда-то, еще при французах, виноградников вокруг Кале было видимо-невидимо и виноград был крупный, золотистый. А с тех пор как город стал английским, лозы, должно быть, вообразили, будто они попали уже в Англию, где виноград вообще никогда не созревает.
Габриэль не мог не улыбнуться столь неожиданным патриотическим выводам хозяина.
– Выпьем, – сказал он, поднимая рюмку, – за то, чтобы зрел виноград в Кале!
Вполне понятно, что тост его доставил немалое удовольствие обоим Пекуа. После ужина Пьер прочитал молитву, и гости стоя выслушали ее. Затем отослали спать детей.
– Ты тоже, Бабетта, можешь идти, – сказал сестре оружейник. – Позаботься о том, чтоб подмастерья не шумели наверху, и загляни с Гертрудой к оруженосцу господина виконта. Узнай, не нужно ли ему чего.