Читаем без скачивания Там, где бродит смерть - Александр Марков

Он боялся встречи с поручиком Селивановым, но как только выберется из госпиталя, то прежде всего отправится к нему. Тот, пожалуй, проваляется на койке подольше Мазурова. Все-таки раны у него были посерьезнее, чем у штурмовика. Эта встреча не доставит ему радости, потому что он так и не выполнил свое обещание — один из драгун, которые прилетели вместе со штурмовиками, умер во время операции, а другой — через несколько часов после нее. Врачи разводили руками. Не требовалось доказывать, что они сделали все возможное, но им тоже было тяжело. Это читалось в их глазах, хотя они давно научились скрывать свои чувства.

Рингартен поправлялся на редкость быстро. Раны заживали на нем, как на собаке. Он и утверждал, что в прошлой жизни был собакой, так что теперь его не так уж просто убить. Но после удара по голове его телепатические способности резко уменьшились. Все свободное время Рингартен тратил на их восстановление. Почему-то он использовал для этого только один способ. Нельзя сказать, что он выигрывал у всех напропалую, но внакладе Игорь никогда не оставался, а если и проигрывал, то Мазуров подозревал, что он делает это специально, чтобы притупить бдительность своих соперников.

Они дошли до каменных ворот с кованой металлической решеткой. Ее немного тронула ржавчина. Замок висел в одной петле ворот, но его давно никто не использовал, и, наверное, он уже испортился и стал теперь бесполезен.

За оградой виднелся «Руссо-Балт» Рандулича. Увидев его, Мазуров понял, что пришло время прощаться. В высшей мере нетактично было бы, если бы генерал стал провожать его до палаты.

За их спинами послышался шорох. Наверное, кошка пробиралась в кустах. Мазуров обернулся чуть раньше, чем Рандулич, который, как только услышал, этот шум, замолчал на полуслове.

На тропинке появилась сестра милосердия. В сгустившейся темноте различались лишь ее белый фартук да головной убор, все остальное было только тенью.

— Извините, — сказала она. Ее голос немного дрожал. Она просто стеснялась, но должна была выполнить приказание главврача и поэтому продолжила: — Главврач требует, чтобы господин капитан вернулся в палату. Нам не хотелось бы задерживать вечерние процедуры, — в темноте не было видно к кому она обращается, куда направлены ее глаза, но очевидно, что все сказанное предназначалось генералу.

— Хорошо, — сказал Рандулич, — я скоро отпущу его. Мне нужно еще несколько минут.

Медсестра согласно наклонила голову, повернулась и ушла. Ее платье, задевая за ветки кустов, нежно шуршало. Это был такой ласкающий уши звук, что Мазурову захотелось пойти следом за сестрой, как мышке, которая двинулась следом за дудочником из Гаммельна и утонула. Когда звуки шагов сестры милосердия затихли, первым заговорил Мазуров. И так он слишком долго молчал.

— Уже известно, что будет дальше? — в первую очередь он имел в виду своих подчиненных.

— Посмотрим. Командование заинтересовалось развитием штурмовых отрядов. Предстоит организовывать более многочисленное подразделение. Я постараюсь сделать так, чтобы у тебя было на это время.

— Спасибо, генерал. Я благодарен вам за то, что вы приехали сюда.

— Полно. Не стоит благодарности, хотя, конечно, ты прибавил несколько седых волос на моей голове.

Если бы Мазуров стал отдавать честь в больничной пижаме, то это смотрелось бы смешно. Как щелкнешь каблуками, если на ногах не сапоги и даже не ботинки, а тапочки-шлепанцы? Однако на ум ему не пришло ничего лучше, чем все-таки постараться это сделать, но генерал, улыбнувшись, остановил его и похлопал на прощание по плечу.

— Счастливо, капитан. Выздоравливай. Меня дальше не провожай, ведь ты не имеешь права выходить за территорию госпиталя, а то еще сочтут тебя дезертиром. Вот конфуз-то случится, если императору будет некому вручать награду. Он мне этого не простит, а у меня и без того забот предостаточно.

Мазуров оставался на месте все время, пока Рандулич садился в «Руссо-Балт». Он смотрел на то, как водитель завел двигатель, тронулся с места, и лишь, когда автомобиль генерала окончательно скрылся из вида, Мазуров наконец-то побрел обратно.

Идти в тапочках было неудобно. Они все время норовили потеряться, поэтому Мазуров поднимал ноги осторожно, чтобы резкое движение не отправило тапочку в ближайшие кусты сирени. Ему совсем не нравилась перспектива провести какое-то время в поисках. Искать тапочку придется на ощупь. Заросли были колючими, а темнота уже настолько затопила мир, что в радиусе одного метра перед глазами все сливалось в непроглядную пелену, и лишь где-то впереди, сквозь листву, маячили огоньки в окнах госпиталя. Интересно ощущать себя мотыльком, который летит на свет.

Заросли обступали его темной стеной. У капитана появилось ощущение, что он переместился на много лет в прошлое. Он возвращается с речки. Ему уже давно нужно быть дома — там ждут родители. Но он задержался, и теперь ему попадет. Родители скажут, что так делать нельзя, а потом дадут горячего чая и еще теплых пирогов с вишней и яблоками.

На пороге госпиталя с ноги на ногу переминалась сестра милосердия. Она, немного нервничая, всматривалась в заросли. Мазуров мог бы подобраться к ней тихо, так что она не увидела бы даже, как он, оказавшись за ее спиной, прошел в корпус. Но капитан сделал так, чтобы медсестра как можно раньше услышала его шаги. Он зашаркал подошвами тапок по тропинке, стал задевать руками кусты, в общем — превратился в медведя, который только что выбрался из берлоги, но еще не проснулся окончательно и натыкается на все, что ему попадается на пути.

Мазуров вдруг захотел подарить сестре милосердия цветы, но она уже увидела его, и если бы он стал сейчас обрывать клумбу, то это выглядело бы обычным хулиганством. Ему сделалось грустно, и он стал корить себя за то, что не додумался нарвать цветов раньше. Захотелось что-то придумать, чтобы задержаться с ней на этих ступеньках хоть на несколько минут, не входить в госпиталь и поговорить о чем-нибудь: книгах, театральных постановках, погоде наконец, но только не о предстоящих процедурах. Увы, воображение на этот раз его подвело.

Прохладный ветер приятно обдувал лицо. Вот только появились откуда-то полчища комаров. Мазуров решил не вступать с ними в войну. Он знал, что проиграет ее.

— Простите, что задержался, — сказал он.

— Врач ждет вас, господин капитан.

Сестра милосердия уже успокоилась. Выражение на ее лице изменилось, стало немного капризным, словно она не может простить своему поклоннику, что тот опоздал на свидание да еще купил ей совсем не то пирожное, которое она любила, и не те цветы. Но она еще отыграется и устроит ему испытание.

Мазуров чуть не рассмеялся, увидев ее лицо. Он даже отвернулся, чтобы скрыть от девушки свою улыбку.