Читаем без скачивания Время Вызова. Нужны князья, а не тати - Роман Злотников

Сергей, для которого все эти слова были частью его жизни еще со школьной скамьи (ну, может, в полном объеме, когда они вообще впитались, так сказать, в кровь, — с армии), пожал плечами:

— Так это вроде как уже не только наше.

— Ну да, ну да, — закивал головой немец, — и это есть очень сильный ресурс России. В мое время… ну, когда я был молодым, у нас были очень модными так называемые „общечеловеческие ценности“. И это был серьезный ресурс Европы. Вернее даже, всего Запада. Мы диктовали всему миру, как ему надо жить, и все остальные вынуждены были ломать себя и тратить множество ресурсов, чтобы соответствовать… они были вынуждены подстраиваться под нас. А теперь на коне вы…

— Но мы же никого не ломаем? — удивился Сергей. — Наоборот — служение разнообразию…

Немец снисходительно усмехнулся:

— Да-да, конечно, вы декларируете, что даете шанс обрести себя любому — мусульманину и иудею, христианину и атеисту, русскому и таджику, татарину и марроканцу, вот только устроиться у вас на работу какому-нибудь курду или арабу практически невозможно. А иммиграционные законы имеют тенденцию дрейфа в сторону драконовских.

— Э-э нет, вы не путайте. У меня в смене ребята шести национальностей. Мукута, например, вообще из Кот д'Ивуара. Дело в том, что он наш. Мы же не возглашаем просто разнообразие. Нам нужны еще верность слову, ценность языка… Выучи язык, узнай и научись уважать наши законы и традиции — и милости просим. В конце концов, чем курд внешне или, скажем, по верованиям так уж отличается от афганца? А ведь вторые в России вполне успешны.

— Вот-вот, — вздохнул немец, — в том-то и соль. А вы думаете, отчего сейчас в мире так много русских школ? Просто, как выяснилось, чтобы приватизировать, то есть сделать своей эту вашу идеологию Времени Вызова, надо хорошенько погрузиться в вашу культуру и менталитет. То есть, оставаясь самим собой, необходимо еще и стать немножко русским. Иначе не очень получается. Вот я и говорю, что теперь уже вы заставляете мир подстраиваться под себя… — И немец накатил себе еще стопочку…»

Господин Каспар закрыл книгу, аккуратно перевернул ее лицевой стороной вниз, и, подняв взгляд, упер его в молодого парня, только что появившегося на балконе. Несколько минут он рассматривал его с легкой улыбкой. А затем быстренько изменил выражение лица на несколько восхищенное и, вскочив на ноги, бросился к парню:

— Простите, вы не Родион Плотников?

Парень вздрогнул и настороженно покосился на господина Каспара:

— Да, а что?

— Да нет, ничего, просто я читал вашу книгу. Я и узнал-то вас, потому что на последней странице обложки опубликована ваша фотография. Это ведь вы, правда?

Парень ошарашенно моргнул. Похоже, такого он не ожидал.

— Ну-у-у… да.

Господин Каспар поймал его руку и проникновенно потряс.

— Спасибо, очень хорошая книга. Да вы присаживайтесь…

Парень покраснел от смущения и удовольствия и осторожно опустился на стул.

— Знаете, даже не ожидал… она вышла таким маленьким тиражом… всего пять тысяч… да и продавалась не очень…

— Да вы что? — удивился господин Каспар. — А мне очень понравилось. Ну ничего, я думаю, у вас еще будут и новые книги, и большие тиражи. А может быть, вы сумеете даже написать Книгу из тех, что меняют людей, заставляют их становиться именно людьми.

— Ну… я о таком пока даже и не думаю…

— И не надо, — усмехнулся господин Каспар, — потому что такая книга никогда не пишется одним человеком. Сначала вам придется отыскать свой путь, своих «со-ратников», своего «князя», или, может, самому стать таковым. Впрочем… вряд ли. Если вы станете «князем», я сильно сомневаюсь, что у вас останется время на книги…

— Князем, — удивленно повторил парень, — как это?

— Вы поймете, — успокаивающе кивнул господин Каспар. В этот момент у парня зазвонил мобильник. Он вытащил телефон, глянул на экранчик, и его лицо просияло.

— Прошу прощения, — буркнул он и, вскочив со стула, отбежал к балюстраде. — Ну как ты? — послышался его возбужденный голос. — А он? А как он ел? А сейчас что делает, спит?

— Это он? — Господин Бальтазар указал подбородком на закрытую книгу.

— Да, — улыбаясь, ответил господин Каспар.

— Значит, Книга все-таки будет написана?

— Непременно, — кивнул господин Каспар, и оба понимающе переглянулись. Ибо это означало, что и та страна, о которой будет написана эта книга, страна, точнее держава, которая явила миру пример пути, вернее, даже возможности вязи, целого кружева, сотканного из множества путей, тоже непременно будет построена. Ибо это было именно то, чего они хотели, о чем мечтали, когда пришли в эту страну.

— А Он не любит проигрывать… — задумчиво произнес господин Мельхиор и неторопливо отхлебнул кофе. — Ну наконец-то и здесь появился мой любимый «Блю маунтин».

Но ни господин Бальтазар, ни господин Каспар его не поддержали. Они молча смотрели на дальний угол балкона. Все, кто находился на балконе, видели там очень представительного и значительного мужчину. ОЧЕНЬ представительного и значительного! И он был явно чем-то очень сильно рассержен. Хотя и пытался держать себя в рамках. И потому все старательно отводили от него взгляд, а некоторые из посетителей, самые нестойкие или наиболее приверженные идеологии «моя хата с краю» уже торопливо покидали балкон. Но для господ Каспара, Бальтазара и Мельхиора там не было никакого мужчины. Там была… пустота. Вернее ПУСТОТА, ибо она и была тем самым ВРАГОМ, с которым они сражались уже… впрочем, зачем это знать… очень долго, от сотворения мира… Та самая пустота, которая пожирает ту маленькую искорку, из которой любой человек может вырастить нечто под названием душа… или не вырастить. И в этом случае ВРАГ одерживает очередную победу. Он бы давно уже победил, если бы каждая выросшая душа не весила много больше, чем пустота, занявшая ее место в сердцевине другого человека. И они трое трудились над тем, чтобы таких душ в этом мире становилось все больше и больше. Пока каждая из подобных искорок не сумеет загореться… Впрочем, возможно, такое не произойдет никогда. Ведь далеко не в каждой раковине моллюска вырастает жемчужина. Более того, моллюск без жемчужины гораздо счастливее. Ибо просто жрет и испражняется, не испытывая никаких неудобств и не прикладывая никакого труда. И только если внутрь створок попадает песчинка, заставляющая его страдать и изменяться, только тогда моллюск создает НЕЧТО, значимое и ценимое уже в другом, более сложном и многогранном мире, чем тот, в котором живет он сам…

— Уф, — радостно выдохнул Родион, подходя к столику, — у меня это… два дня тому назад сын родился.

— Вот как, — благосклонно улыбнулся господин Каспар, — и как назовете?

— Сергеем… — радостно улыбнулся молодой писатель.

Примечания

1

То есть старую в обмен на новую с доплатой разницы в цене.

2

Болевой прием в стойке.

3

Очень неприятный бросок с падением.

4

Болевой прием.

5

Уходить с болевого приема через «мост».

6

Самуэльсон Пол Энтони — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике.

7

Друкер Питер — классик современного менеджмента.