Читаем без скачивания Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

рубахи, туры, мешки с землёй, насыпи, рвы…. Чтобы ускорить работы, привели арестантов. Заключённых от солдат можно было легко отличить по бритым лбами и кандалам на ногах. Одеты в те же холщёвые солдатские рубахи, посеревшие от пота и пыли, но на спинах красные ромбы. Конвойные по очереди подпускали арестантов к большой деревянной бадье. Жаждущие зачерпывали медным ковшиком воду, быстро глотали, и их вновь гнали на место.

К укреплению потянулись матросы, вооружённые ружьями и тесаками. Каперанг Бартенев с линейного корабля «Храбрый», назначенный начальником гарнизона крепости, встречал колонны и распределял по укреплениям.

– Кто такие?

– Шестой морской батальон, – докладывали ему.

– Располагайтесь на центральном укреплении. Капитан Варницкий, сколько у вас матросов?

– Две роты десантного батальона.

– На правый ретраншемент. Прапорщик, вы с каким подразделением?

– Пятый резервный батальон Литовского егерского полка.

– Туда же, на правый ретраншемент.

– Матросики, сухарика не найдётся? – просили арестанты у проходящих мимо матросов десантного батальона.

– Не разговаривать! – прикрикнул конвойный.

– Ладно тебе, браток, – говорили матросы, вынимая из котомок сухари и табак, протягивали арестантам. – Не серчай на них. Они, хоть и каторжане, все же – люди.

В гавани пароходы выстраивались ближе к Северному берегу, чтобы в случае атаки, огнём поддержать крепость.

***

Меньшиков приехал в город поздно ночью. Его адъютанты от усталости еле держались в седле.

– Бодрее! – смеялся над ними главнокомандующий. – Я – старик, мне можно уставать, а вам, адъютантам главнокомандующего, надлежит быть свежими двадцать четыре часа в сутки.

Он слез с коня. Размял ноги. Приказал:

– Подполковника Тотлебена ко мне.

***

– Эдуард Иванович! – тряс осторожно Тотлебена поручик Желобов. – Проснитесь.

Тотлебен недовольно проворчал что-то неразборчивое, но никак не мог открыть глаза. Он прилёг отдохнуть лишь час назад. Больше суток не спал, работая на Северной оборонительной линии. Пришёл в квартиру, выпил стакан чаю, упал на жёсткий, потёртый диван, даже не раздеваясь, укрылся шинелью и тут же провалился в сон.

– Эдуард Иванович! – настойчиво тряс его Желобов.

– Что? – резко очнулся подполковник. Принялся протирать глаза.

– Вы сами просили: если в городе появится князь Меньшиков, немедленно вам доложить.

– Спасибо! – Тотлебен вскочил на ноги. Сердце застучало и заныло. Дыхание перехватило. Подполковник схватился за грудь.

– Вам плохо? – испуганно спросил Желобов.

– Капли мои, голубчик…. В саквояже, – выдавил он сквозь боль.

– Эдак вы себя раньше времени….

– Не говорите глупости, – оборвал он адъютанта. – Война идёт, а вы о здоровье моем печётесь. Капли мои найдите лучше.

Тотлебен явился в «Екатерининский дворец» спустя десять минут. В просторной комнате с низким потолком горела единственная свеча. Меньшиков был один. Он показался Тотлебену поднявшимся из могилы: осунулся, ссутулился. Шинель мятая. Князь никогда не сутулился. От него несносно пахло лошадиным потом.

– Здравие желаю, ваша светлость. – Тотлебен пожал протянутую сухую руку.

– Как здоровье, Эдуард Иванович? Чаю не хотите? – спросил его Меньшиков безразличным тоном. Плевать ему было на здоровье подполковника, и самовар ещё не вскипел.

– Спасибо. Здоровье – так себе…, – начал Тотлебен.

Но Меньшиков его перебил:

– Докладывайте о готовности укреплений.

– Оборонительная линия закончена, – отрапортовал Тотлебен. – Установлено сорок семь годных орудий.

– Неплохо, – кивнул Меньшиков.

– Как приказали – бутафория. Императорский театр позавидует. Из арсенала натаскали старых негодных пушек, да разбитые лафеты. Стены на сырой глине возводим. Не уверен, что через неделю не рассыплются.

– Недели должно хватить. Главное, чтобы Сент-Арно поверил.

– Говорят, он сильно болен. Почти не встаёт.

– Туда ему и дорога. – Меньшиков снял фуражку, положил её на стол рядом с картой. Пригладил ёжик седых волос. – Я только что из госпиталя. У меня на руках умер майор Гудович, – тяжело произнёс он. – Хороший был офицер.

– Позвольте, ваша светлость, ещё одну просьбу?

– Инструмента нет! – Меньшиков заранее знал, о чем попросит Тотлебен.

– Людей у меня тоже не хватает. Я с арсенальными и рабочими ротами не справлюсь. Эдак мне ещё месяц потребуется.

– Эдуард Иванович, нет у нас месяца. Недели нет.

– Хотя бы ещё сотню человек, – умолял Тотлебен.

– Задействуйте арестантские роты, – нашёлся князь. – Чего их, бездельников, кормить зря?

– Арестантские? – с сомнением произнёс Тотлебен. – Они уже на работах.

– Вот и отлично! Будут хорошо трудиться, убавим сроки. А кто вздумает сбежать – пристрелить. Что с ними церемониться?

– Но, ваша светлость, это же не линия обороны – сплошная труха.

– Ничего, – махнул рукой Меньшиков. – Главное, чтобы с той стороны укрепления казались грозными и неприступными. Карта у вас с собой?

– Так точно! – Тотлебен развернул на столе карту. – Все пометил: где батареи, где валганг с банкетами для стрелков. Вот здесь – предполагаемые мины. А это – гласис насыпали за рвом. Наметил контур второй линии, но к ней ещё не приступали. Система обороны имеет три основных стратегических пункта. В центре – сам форт. Из форта выбить гарнизон можно только массированной атакой пехоты.

– Пехоты? – остановил его Меньшиков. – А как же артиллерия? Французы могут произвести бомбардировку.

– Условия местности им не позволят, – возразил Тотлебен. – Множество оврагов, нет хороших площадок для развёртывания батарей, да и вся местность простреливается с форта.

– А если с моря подойдут линейные корабли?

– Береговая высота не даст прицельно бить из корабельных орудий.

– Хорошо. Продолжайте, – немного успокоился Меньшиков. Устало потёр глаза.

– Две балки с правого фланга прикрывают позицию, поэтому я перенёс оттуда две батареи в центр, – продолжал докладывать Тотлебен.

– То есть справа по оврагу можно легко пройти?

– В случае атаки на возвышенность можно выкатить полевую артиллерию, и тогда атакующая колонна попадёт в западню.

Меньшиков внимательно разглядывал план, бормотал про себя «Хорошо! Отлично! Даже я бы поверил».

В дверь заглянул дежурный адъютант:

– Разрешите, ваша светлость?

– Что-то срочное?

– Казаки поймали перебежчиков из турецкого лагеря. Один из них утверждает, что он русский офицер, и у него письмо лично к вам от Юсуф-паши.

Услышав о письме, и от кого оно, Меньшиков встрепенулся.

– Ведите! – приказал он.

Вошёл Павел. Блуза грязная. Сам чумазый. На голове красная феса, расшитая серебром.

– Пашка! – обрадовался Меньшиков.

– Кречен? – ахнул Тотлебен.

– Пашка, черт! Живой! – Меньшаков обнял его. – А тебя брат везде искал, даже у англичан в лагере побывал. Весь извёлся. А ты – гляди ка – ни царапины! Ну, Пашка!

– Ваша светлость, прикажите ружье отдать, – попросил Павел. – У меня ружье отняли и патронную сумку.

– Так ты из плена, да ещё с оружием? – усмехнулся Меньшиков и приказал адъютанту: – Распорядитесь. И где там самовар?

Павел вкратце рассказал о своём пленении, и как он выбрался. Передал главнокомандующему письмо. Меньшиков развернул белый лист дорогой турецкой бумаги. Наклонился ближе к свече.

– Знал я когда-то Юсуф-пашу ещё по Петербургу. Большим человеком стал. – Показал письмо Тотлебену. – Предлагает мне выгодные условия