Читаем без скачивания Вечный ветер - Сергей Жемайтис

Внизу знали, что надо делать, и я скоро повис на присмиревшей сетке, как спелый плод манго, и услышал где-то над головой голос Коррингтона:

— Очень хорошо! Теперь можешь спускаться! Он сказал таким тоном, будто я специально ему позировал, болтаясь на ремне. Сам Коррингтон устроился довольно комфортабельно: в сетке, подвешенной к кончику стрелы. Он улыбался и подмигивал мне, похлопывая рукой по камере.

— Во снимки! — сказал он, подняв большой палец. Я окинул взглядом океанариум, косатки апатично плавали на поверхности или стояли, уткнувшись носами в стенку. Я почему-то искал Костю среди них, хотя они его давно уже должны были проглотить или же, если произошло чудо, он находился на берегу. Но и там его не было. Меня удивило равнодушие, с которым люди расходились по своим рабочим местам. Возмущала самодовольная, как мне казалось, физиономия Коррингтона. Петя опустил его на причал, и он хохотал и хлопал по плечу мрачного Николоса. Из состояния нервного шока меня вывел голос Кости.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросил он, поднимаясь по другой стороне сетки, как будто не он, а я чудом спасся от зубов разъяренных косаток.

— Немножко потрясли. А ты?..

— Утопил молоток. Придется одним твоим приваривать. Заканчивай свою сторону и переходи ко мне.

Костя стал насвистывать, усевшись на последней ступеньке узенького трапа, и опять он не пристегнулся предохранительным ремнем. В бесхитростной мелодии чувствовалось ликование, радостный трепет жизни. Я с наслаждением слушал и чувствовал, что меня окончательно оставила усталость. Костя не мог долго хранить в себе обуревавшие его чувства. Он перебрался ко мне, взял у меня магнитный молоток, стал заканчивать работу и без умолку говорить:

— Я чувствую, как ты за меня испугался, да и все тоже. Хотя, по существу, я ничем не рисковал. Косаткам было не до меня. Конечно, если им не попадаться на дороге, что я и сделал. Еще в воздухе я понял ситуацию.

— Прыгнул ты эффектно!

— Правда, красиво?

— Очень. Просто замечательно.

— Прыжок — половина дела. Главное — поведение в воде. Ты думаешь, где я выбрался на сушу?

— Вон там, по лестнице…

— Так и знал! Логически я должен был плыть к стенке и пересечь «чертово колесо» — путь косаток. Боюсь, что тогда пришлось бы тебе одному заканчивать эту работу. Я в воде ушел до самого дна, повернулся на сто восемьдесят градусов и поплыл к сетке и по ней… — Он захохотал.

И я засмеялся так, как будто услышал остроумнейший анекдот.

Когда мы приварили сетку и спустились на набережную, Костя сказал, глядя на обессиленных косаток:

— Все-таки мы по-свински с ними поступили. Никто не давал нам права так поступать.

Во второй половине дня мы еще раз спустились под днище острова и около часа ездили на «косилке» по канатам, затем часа два провели в лаборатории, а вечером долго плавали вместе с дельфинами в окрестностях острова. Костя с Протеем все время держался в стороне от меня, о чем-то с ним разговаривая. Когда мы возвращались, то Костя сказал печально:

— Как ни странно, Протей придерживается реакционных взглядов. Говорит, что «убийцы» в закрытой лагуне приятней, чем в океане. Протей любит изъясняться афоризмами.

— Ты о косатках?

— Да. Я выяснил его воззрения на свободу и право одного вида угнетать другой. И, как видишь, он, как и многие нам подобные, еще не в состоянии понять, что…

— …что лучше быть съеденным, чем это съедающее существо лишить такой возможности?

— Какие вы все сегодня остроумные!

Костя долго сосредоточенно молчал и плыл, не держась за плавник Протея, хотя Протей все время предлагал свою помощь и не мог понять, почему Костя вдруг отказывается от дружеской услуги, да еще с нотками неприязни. Дельфины никогда не ссорятся друг с другом и всегда с уважением относятся к суждению другого. Протею и в голову не могло прийти, что Костя рассердился на него только за то, что у них разное отношение к косаткам.

Я положил руки на спины дельфинов и сказал, чтобы они не очень спешили, по крайней мере не упускали Костю из виду: он был замечательным пловцом, но мы уплыли от острова мили за четыре, и на пути то и дело попадались ядовитые медузы. Красные и фиолетовые, они выглядели, как светильники, созданные талантливым художником.

Так мы плыли не спеша, Костя впереди, а мы за ним, метрах в ста. Для Тави и Протея такой черепаший темп был нестерпимо медленным, и они двигались зигзагами уходя в стороны от курса. Конечно, я имею в виду сухопутную черепаху, за морской трудно уследить глазом, когда та охотится в глубине за рыбой.

Я попытался было объяснить Тави и Протею состояние Кости:

— У него плохое настроение. Так часто бывает у людей, когда что-нибудь не ладится, происходят неприятности… ну, когда хочешь одно, а получается другое…

— Непонятно, — сказал Протей. — У Ко трудные мысли. Так бывает, когда со всех сторон опасность: внизу черная бездна, вокруг убийцы, сверху падает грохочущий огонь.

— Ночь и гроза? — спросил я.

— Может быть и день. Когда все ожидают беду.

— Но ведь никакой беды нет?

— Пока нет. Если произойдет то, что думает Ко, может быть беда. Он думает об этом.

— Костя?

— Да, Ко.

Я ничего не понимал. Какое несчастье могло обрушиться на Костю? Разве что налетит на медузу. Ну получит небольшой ожог, — мы недавно делали прививки от яда этих животных, и тяжелых последствий не будет.

— Давайте лучше догоним Костю, — предложил я. — У него быстро меняется настроение.

Костя виновато улыбнулся:

— Еще полчаса такого одиночного плавания, и мне пришлось бы надувать спасательные пузыри. Понимаю, сам виноват, но от сознания вины еще неприятней. Протей! Извини, дружище, я был груб, как барракуда или мурена. Дай я обопрусь о твою могучую спину… Вот так. Что-то я устал сегодня. И будто ничего не делал.

— Как?! — Я перечислил, чем мы занимались весь день.

— Пустяки. Просто какая-то нервная усталость. Может, перехватили солнечной радиации. Может, действует звезда?

— Возможно. Мы же с тобой состоим из такого же материала, как и…

— …все прочие организмы. Благодарю. Мне сегодня показалось, что я какой-то особенный, ни на что не похожий. Может, тоже от излучений звезды-невидимки?

Когда размашистая океанская волна поднимала нас на свой гребень, то были видны застывшие над водой ветряки, зелень садов; башня ажурного маяка растворялась в жарком предвечернем мареве, только вращающийся золотой диск на вершине маяка ослепительно вспыхивал, когда ловил солнечные лучи.

Тави и Протей плыли довольно медленно, они чувствовали, что хотя Костя и храбрился, но еще не восстановил свои силы. Слегка придерживаясь за спину Протея, он говорил: