Читаем без скачивания Полное собрание сочинений. Том 87 - Толстой Л.Н.

А. Г. Макеев обратился к Толстому с просьбой написать Н. Д. Ростовцеву уже после того, как обращался к Черткову и получил от него ответ, что Ростовцев, вероятно, не сможет содействовать назначению его на должность учителя, во-первых, потому, что предъявляет большие требования к кандидатам на эту должность и, во-вторых, оттого, что училищный совет относится с недоверием к рекомендации Н. Д. Ростовцева, считая его «толстовцем». Тем не менее Чертков выражал согласие написать Ростовцеву «для очищения совести». Макеев получил место учителя в Тульской губернии при содействии Толстого через М. С. Сухотина.

2 Николай Дмитриевич Ростовцев (1846—1922) — в то время председатель Острогожской уездной земской управы, сочувствовал взглядам Толстого, владелец небольшого имения в Острогожском уезде. Оставив должность председателя земской управы в 1894 г., одно время заведовал хозяйственными делами Черткова. В 1905 г. привлекался к суду за распространение запрещенных цензурой произведений Толстого, но был оправдан.

3 Толстой имеет в виду письмо к Александру III о деле Дрожжина, которое писал в это время Чертков. В письме этом Чертков, изложив сущность дела Дрожжина и сообщив о мучительных наказаниях, которым Дрожжин подвергался в Воронежском дисциплинарном батальоне, просил не только облегчить его положение, но и обратить внимание на те меры, которые в то время применялись по отношению к людям, отказывающимся от военной службы по религиозным убеждениям.

«Не только несправедливо, но и в высшей степени жестоки помещать в военные исправительные учреждения и военные тюрьмы людей, не могущих по чистой совести исполнять военные обязанности», — писал Чертков. — «Это жестоко потому, что в сущности такою мерою этим людям предлагается на выбор только один из двух исходов: или, пожертвовав своей совестью, стать обманщиками; или же, жертвуя своею жизнью, быть мучениками за то, что они не согласны стать обманщиками. Мера эта, сверх того, и не благоразумна с правительственной точки зрения. Как секретно ни содержали бы таких людей за стенами военных тюрем и карцеров, существование их всё же останется известным их страже и ее начальству, т. е. целому кругу людей, в которых человеческая душа никогда не бывает вполне заглушена. А между тем каждый, в ком еще хоть сколько-нибудь сохранилась простая человечность, не может не испытывать самого глубокого сострадания к человеку, хотя бы и заблуждающемуся, но заживо губимому единственно из-за его несогласия изменить требованиям своей совести. Всякое мученичество, хотя бы и из ошибочных побуждений, в настоящее время внушает свидетелям его неотразимое уважение к мужеству и самоотречению мученика, и невольное внутреннее осуждение того начала, вследствие которого подобные мучения становятся необходимыми. Таким путем незаметно, но неизбежно изнутри, в самом корне подтачивается та самая преданность к государственному началу, ради поддержания которой и предпринимаются подобные меры.

Такое положение дела, разумеется, не может быть желательным для правительства и вероятно существует единственно вследствие невыясненности еще наиболее целесообразного со стороны правительства отношения к подобным до сих пор лишь изредка встречающимся случаям. А между тем удовлетворительное для всех разрешение этого вопроса, казалось бы, самое легкое и простое. С точки зрения справедливости человек не может считаться виновным в том, что он родился в таком, а не другом месте. И если, возмужав, он убеждается в том, что не может по совести исполнять государственные требования, господствующие там, где он родился, то, казалось бы, самая простая справедливость требует того, чтобы такому человеку была предоставлена возможность удалиться из пределов своей родины. Если правительству не желательно, чтобы примеру людей, не могущих по своим религиозным убеждениям поступать в военную службу, следовали такие, которые, единственно ради личной своей выгоды, хотели бы уклониться от этой службы, то совершенно достаточно для этой цели, лишив отказывающихся от воинской повинности решительно всех гражданских прав, предоставить им на выбор: или выехать из пределов государства, или же быть переселенными в такую местность России, в которой их влияние сочтется наименее опасным. Всякому человеку мучительно тяжело быть изгнанным из своей родины, и потому такая мера оказалась бы более, чем достаточной, для устранения малейшей привлекательности для кого бы то ни было отказа от военной службы. Если же было бы признано необходимым подвергать таких людей тюремному заключению, то по крайней мере следовало бы заключать их в гражданские тюрьмы, в которых срок заключения не мог бы постепенно увеличиваться; но отнюдь не в военные учреждения, где, в силу неизбежных недоразумений, заключение даже на самый короткий срок легко может обратиться в пожизненное одиночное заключение»...

По сообщению В. Г. Черткова, это письмо, прочтенное Александру III начальником «Канцелярии по принятию прошений, на высочайшее имя приносимых» ген. Рихтером, встретило благоприятное отношение и способствовало замену для отказывающихся по религиозным убеждениям от военной службы заключения в дисциплинарном батальоне ссылкой в Восточную Сибирь на срок нахождения на военной службе и в запасе армии.

* 346.

1893 г. Сентября 21. Я. П.

Получилъ ваше письмо, дорогой другъ, и такъ хотѣлось бы помочь вамъ. Я знаю всю силу этаго врага и всю слабость нашу и то состояніе близкое къ отчаянію, въ кот[орое] приводитъ безуспѣшность борьбы. Одно то, что вы и дѣлаете, что и я не переставая дѣлалъ, лежа подъ врагомъ, задавленный имъ, безсильный, все таки, хоть про себя шептать: а я все таки ненавижу тебя, и Тотъ, за кого или для кого я борюсь съ тобой, сильнѣй тебя. —

1 Вчера мы читали Лао-дзи.2 Какія тамъ есть мѣста!

Смыслъ тотъ, что для того, чтобы достигнуть великаго, человѣкъ долженъ дѣлать малое; но вѣрить, что въ этомъ маломъ спасеніе не только его, но всего міра. Пусть человѣкъ только самъ для себя передъ Богомъ стремится къ совершенству, вѣря, что это его совершенство нужно всему міру; и онъ совершитъ великое — спасетъ міръ.

3 Тамъ лучше сказано. Но меня поразило то, что для того, чтобы спасти міръ, нужно вѣрить, что для этого нужно мое совершенствованіе; но что (что еще необходимѣе для того, чтобы совершенствоваться, спастись самому), нужно вѣрить, что это спасеніе спасаетъ весь міръ. Нужно вѣрить въ огромность этого дѣла.

Мнѣ обѣщалъ Сухотинъ4 мѣсто Макѣеву, и я извѣстилъ его.5

Страховъ мнѣ пишетъ, что бывшій въ Парижѣ мол[одой] чел[овѣкъ] разсказывалъ ему, что Дюма совершенно измѣнилъ свои взгляды, недоволенъ своей прежней дѣятельностью, и письмо есть искреннее выраженіе его убѣжденій.6

7 Поша былъ у насъ, вчера уѣхалъ. Мы много говорили, кажется не безполезно, о Посредникѣ.8

Прощайте. Привѣтъ вашимъ. Пишите хоть немного о себѣ.

Л. Т.

Публикуется впервые. На подлиннике надпись чернилами рукой Черткова: «№ 341 (21?) Сент. 93». Дата письма подтверждается сопоставлением с письмом Толстого к С. А. Толстой от 21 сентября (см. ПЖ, стр. 455—457). Оба письма несомненно написаны в один и тот же день.

Ответ на письмо от 14 сентября, в котором Чертков писал, что страдает от приступов чувственных желаний, с которыми он считает нужным бороться: «Мне нужно одно из двух: или преодолеть свою плоть или погибнуть. По временам мне очень тяжело; иногда дохожу, повторяю, почти до отчаяния, но пока еще бог меня не совсем оставляет. Если бы я думал, что в нем меньше любви, чем в людях, то я попросил бы вас молиться за меня».

1 Абзац редактора.

2 Толстой в это время читал сочинение китайского философа Лао-Тзе «Тао-те-кинг» в немецком переводе Штрауса и совместно с Е. И. Поповым переводил это сочинение на русский язык. Перевод впервые печатается в настоящем издании (т. 31).

3 Абзац редактора.

4 Михаил Сергеевич Сухотин (1850—1914) — с 1899 года муж T. Л. Толстой. Крупный помещик Орловской губернии, неоднократно избирался предводителем дворянства и, благодаря связям с местными земскими деятелями, мог содействовать назначению А. Г. Макеева на должность сельского учителя. О Сухотине см. примечания к письму Толстого к нему 1902 г. (т. 73).

5 Письмо Толстого к А. Г. Макееву в распоряжении редакции не имеется.

6 H. Н. Страхов в письме от 12 сентября писал Толстому по поводу его статьи «Неделание», в которой Толстой говорит о письме Дюма в газету «Gaulois» (см. прим. к письму № 340): «А о Дюма услышал я наднях от одного юноши, бывшего в Париже, что он действительно совершенно изменился в образе мыслей, бранит свою «Dame aux camélias» и т. п.» «Переписка Л. Н. Толстого с H. Н. Страховым», изд. Общества Толстовского Музея, Спб. 1914, стр. 449).