Читаем без скачивания История Рима - Теодор Моммзен

Уже не раз высказывалось в Риме мнение, что, как только окончится правление аристократии, станет неизбежною монархия. Не все понимали это ясно, но события последних лет показали всем способным думать и видеть, что без коренного изменения всего государственного строя могло создаться лишь правительство, лишенное всякого авторитета и военной силы, т. е. такое правительство, которое не может править, при котором государство постоянно подвергается бессмысленной и вредной тирании самых бессовестных искателей приключений. Почти все уверялись теперь, что для дальнейшего существования общественного строя необходимо такое изменение конституции, по которому администрация и военная сила были бы связаны теснее. Теперь был и человек, который обладал ореолом славы, огромными богатствами и преданным войском и мог, казалось, совершить это изменение, – Помпей. И всем казалось, что он не только может захватить, но и захватит единолично высшую власть в государстве. Конечно, изменение государственного строя, существовавшего пятьсот лет, не могло обойтись без борьбы, и весьма вероятно, что против нового главы соединились бы лица и даже партии, пока враждовавшие, но едва ли когда-нибудь обстоятельства могли сложиться благоприятнее для подобной попытки. Заговор Катилины окончательно оттолкнул многих от прежних увлечений, вообще революционный вулкан выгорел и угасал. Сулла за 20 лет пред тем осуществил свою волю при средствах несравненно более слабых, чем теперь имел Помпей, и в условиях более неблагоприятных.

Осенью 63 г прибыл в Рим посланец от Помпея, и стало известно, что Помпей заявляет желания совершенно исключительные: он хотел быть консулом и вместе с тем, прибыв в Италию со своими победоносными легионами, желал сохранить их, по особому народному постановлению, под своей командой, якобы для борьбы с приверженцами Катилины. Кроме этого он желал получить общее утверждение всех своих распоряжений на Востоке и обширные участки земель своим солдатам. Аристократия упрямо продолжала видеть в Помпее только человека, выдвинутого демократией, и все его желания встречены были явно недружелюбно. Конечно, стоило только задать себе вопрос: есть ли возможность бороться, если Помпей решится силой получить желаемое? – чтобы сразу понять, что противиться бесполезно. Но аристократия была опьянена победой над Катилиной, а Катон, глава партии, задавать себе такие вопросы был совершенно не способен. Иначе поступил Цезарь. Он понимал, что лучше согласиться, чем уступить насилию, – и пошел навстречу желаниям Помпея. По-видимому, уже в это время он решил, что достигнуть необходимого преобразования государства можно только вступив в соглашение с Помпеем, и пошел по этому пути с полною искренностью и чистосердечием, точно исполняя все принимаемые на себя обязательства и никогда не обманывая того, с кем вступал в соглашение и договор. С большим достоинством и уменьем поддерживал Цезарь в народном собрании желания Помпея. Они не прошли вследствие прямых насилий, примененных cенатом, но нравственная победа осталась, несомненно и очевидно, на стороне Цезаря. Помпей имел теперь отличный повод начать борьбу: он мог выставлять себя защитником законов, попираемых сенатом, – казнь сторонников Катилины и эпизоды последнего народного собрания были, бесспорно, грубыми нарушениями законности.

Осенью 62 г. Помпей отплыл из Греции в Брундузиум. В Риме положительно готовились встречать монарха, одни желали этого, другие трепетали. Но Помпей повторил ошибку 71 г.: он не решился на последний шаги, высадившись на почве Италии, немедленно распустил, как того требовали законы, свою армию. Слишком полагался он на свое личное влияние и на славу своего имени и скоро испытал ряд горьких разочарований: теперь не только сенат решительно отказал ему во втором консульстве, а распоряжения его на Востоке рассматривал медленно и утверждал только после мелочных и обидных придирок, но и в народном собрании проект награждения его солдат землею был отвергнут.

Все более и более выдвигался Цезарь. Сначала самый остроумный, оригинальный и расточительный франт Рима, потом самый смелый и энергичный из вождей демократии, он последними речами в сенате и действиями как квестор обнаружил выдающийся государственный ум. В 63 г., после исполнения должности претора, он отправился начальствовать войсками в Испанию и там проник до побережья океана, куда еще не достигала римская власть, и подчинил Риму племена лузитанцев и галлеков, к 60 г. вернулся в Рим уже как победоносный полководец и выступил кандидатом в консулы. Чрезвычайно важно было для демократии, что ее кандидатом являлся теперь не потерянный человек, как Катилина, а человек высоко замечательный, приковывавший все более и более общее внимание.

Аристократия встретила кандидатуру Цезаря с открытою враждебностью, но Цезарь сумел снова вступить в соглашение с Помпеем, все еще, бесспорно, самым знаменитым и влиятельным человеком Рима, и с Крассом, самым богатым. Для Помпея возвышение Цезаря было особенно опасно, но прославленный полководец не отличался достаточною прозорливостью, чтобы понимать, что имеет дело с человеком, бесконечно превосходящим его своими дарованиями, человеком, который должен совершенно затмить его, – и охотно обещал ему свою поддержку с условием, что будут утверждены его распоряжения в Азии и розданы обещанные им войску награды. Красс участвовал в соглашении как представитель партии капиталистов, которые были раздражены против Катона.

В коалицию в 60 г. вступили, таким образом, те же самые силы и даже те самые люди, которые соединялись уже в 71 г., но взаимные их отношения совершенно изменились: тогда демократия искала опоры и шла на уступки, лишь бы победоносные генералы позволили ей действовать вместе с ними, теперь же Помпею и Крассу пришлось довольствоваться второстепенным положением, а на первое место выдвинулся вождь демократии Цезарь. Изменилась и сама демократия: ранее Цезарь лелеял мысль законодательным путем создать такое государственное устройство, при котором община была бы совершенно свободна и имела бы во главе вождя, который занимал бы это место потому, что он был самым лучшим, гражданином и всеми был почитаем за такового. Но скоро Цезарь понял, что всегда найдутся люди, которые будут преследовать личные цели и с помощью военной силы станут сильнее общины. Он не отрекся тогда от своего идеала – свободной общины с единым властителем во главе, – но осознал, что достигнуть этого можно лишь военною силою, решил подчинить себе эту силу и уже неуклонно шел к этой цели.

Ставши консулом, Цезарь немедленно внес предложение о раздаче земли помпеевским ветеранам. Предложение было чрезвычайно умеренно и редактировано было очень умело, но сенат отверг его без рассмотрения. Не согласился сенат утвердить и распоряжения Помпея на Востоке. Когда предложения эти перешли в народное собрание, Цезарь без труда доказал, что проекты были отвергнуты просто потому, что их внес представитель демократии. Катон и второй консул Бибул, ставленник и слепой слуга аристократии, попытались сорвать голосование. Цезарь спокойно, с соблюдением всех законных формальностей, отстранил их попытки, и законы прошли. Тогда аристократия применила тактику пассивного сопротивления, ее представители не показывались не только в народном собрании, но и в сенате, – дела шли от этого ничуть не хуже, а даже лучше. Комиссия из 20 человек под председательством Помпея и Красса приступила к земельным раздачам и вела дела очень успешно: огромные средства, полученные на Востоке, давали полную возможность скупать земли, сколько было нужно.

На 58 г. Цезарь не пожелал искать второго консульства, запрещенного законом, а по особому народному постановлению был назначен на 5 лет наместником Галлии по обе стороны Альп с полномочиями, подобными тем, какие получил Помпей, отправляясь на Восток. Это было очень важно для Цезаря: теперь он мог создать себе и преданную армию, и славу, и сильный авторитет. Во всяком случае, со своими легионами он оказывался на целые 5 лет властелином Италии: по конституции ведь в самой Италии не было армии и армия галльская была ближайшею к столице военною силою.

В скором времени полномочия Цезаря были продолжены еще на пять лет. Упрямое упорство аристократии только теснейшим образом сближало союзников, лично у Цезаря с Помпеем установились даже наилучшие и вполне искренние отношения; Цезарь был неотразимо привлекателен и вполне подчинил Помпея своему обаянию.

На 58 г. консулами были избраны два верных Цезарю и Помпею человека, и для спокойного отъезда в Галлию Цезарю нужно было только удалить из Рима Катона и Цицерона. Катону постановлением народного собрания было поручено привести в ясность некоторые дела на Востоке. Катон, хотя и понимал, что это почетная ссылка, не счел возможным отказаться от этого поручения. Цицерону грозила большая опасность: был предложен закон, что лишение гражданина жизни помимо решения народа есть преступление, влекущее за собою изгнание. Имя Цицерона не было упомянуто, но он понял и страшно перепугался: на коленях молил он Помпея о пощаде, а затем добровольно удалился из Италии, еще прежде чем закон прошел. Теперь Цезарь мог выехать спокойно в Галлию, чтобы там подготовить средства для своего великого предприятия.